Путь с небес - Вячеслав Шалыгин

А как понять их цели? Собрать побольше фактов? В общем-то здравая мысль. Ведь он идущий и знающий (правда, неизвестно о чем). А где собирать факты, как не в пути? А куда он ведет в данный момент? Правильно, туда, где обстановка отлична от других мест. На Марту и Деа. Точнее – сразу на Деа… Послезавтра. После инаугурации. Можно было бы, конечно, сослаться на трудный период и отменить процедуру или провести ее в сжатом виде, но не стоит. Народу нужны символы. Не просто сильный и жесткий правитель, но еще и правитель, соблюдающий традиции. Ведь традиции – это атрибут стабильности, а именно ее сейчас не хватает более всего. Люди хотят чувствовать себя уверенно. Придется пойти им навстречу…

Несмотря на полыхающий золотом ночной небосвод и собственное неверие в благополучное будущее… Вообще в какое-нибудь будущее…

– Девять дней прошло, а Сергей Павлович будто всегда у нас Великим Князем был. – Катя щебетала, не умолкая и не щадя никаких святых чувств. – Завтра инаугурация, а у меня платье не готово! Саша, позвони, а? Пусть поспешат… Тебя послушаются.

– Обязательно, – пообещал Горох, торопливо одеваясь. – Позвоню и рявкну: доколе!

– Ой, рявкни, пожалуйста. – Катя томно потянулась, как бы невзначай стягивая с себя тонкое одеяло. Горох невольно задержал взгляд на ее волнующих формах и почувствовал, как в груди потеплело. С его точки зрения, женщины делились на две основных категории: прелесть какие дурочки и ужас какие дуры. Это он где-то вычитал, но был с тезисом полностью согласен. Тем не менее против природы не попрешь, и это лейтенант признавал в той же мере. Катино беспрестанное щебетание его пока устраивало. На фоне хорошей фигуры, симпатичного личика и творческого отношения к интимной жизни этот недостаток выглядел бледным и был вполне простителен. Понятное дело, под луной ничто не вечно. Формы со временем обвисают, на лице появляются морщины, интимная фантазия истощается, и остается только внутреннее содержание – в данном случае небогатое, но Горох не собирался заглядывать в грядущее настолько далеко. Не сегодня-завтра новый поход и… прости, любимая.

Адъютант застегнул мундир и посмотрелся в зеркало. Единственное, что есть общего у суровых военных мужей и нежных дам, – трепетное отношение к внешнему виду и, как следствие, к зеркалам. Только в будуарах они обычно вставлены в изящные рамы и украшены по краю орнаментом, а в казармах просты и прямолинейны: зеркальный прямоугольник с грозной трафаретной надписью по верхнему краю: «Заправься!» Сейчас Горох смотрел на себя как раз в овальное зеркало с амурчиками, и это его веселило. Он представил, как выглядел бы трафарет, наляпанный от голой попки одного амурчика до кончика стрелы другого. «Заправься!» А что им заправлять? И куда? Лейтенант поправил белоснежные манжеты и галстук. Повседневная форма придворных офицеров его утомляла. Китель, галстук, брюки со стрелками, ботинки… Какой-то анахронизм… То ли дело комбинезон летного состава! Удобно, свободно, и дышится легче…

– Саша, а ты не поздно вернешься?

– Не от меня зависит, – вздохнул Горох, отрываясь от зеркала. – Завтра большой день, а сегодня, значит, большая суета…

– Я все равно буду ждать, – проворковала девушка.

«Куда ж ты денешься, – усмехнулся про себя лейтенант. – Скотина я все-таки самовлюбленная…» Сделав этот вывод, он улыбнулся еще более самодовольно.

– Конечно, жди…

– Не забудь позвонить насчет платья! – нежно прозвенело ему вслед.

«Конечно. Жди…» – мысленно повторил Горох. Но уже с другими интонациями.

Тут, понимаешь, вершилась судьба эпохи, а эти женщины думали только о нарядах и торжествах! Лейтенант быстрым шагом двинулся в великокняжеское крыло дворца. Преображенский приказал ему быть в кабинете ровно в девять. Сейчас только восемь тридцать, но Горохов знал, что может понадобиться князю и раньше. Адъютантом он стал недавно, но кое-чему уже научился. До кабинета Великого Князя оставалось всего десять шагов, и лейтенант притормозил. Примерно в этой зоне он и намеревался прогуливаться в ожидании либо назначенного времени, либо экстренного вызова. «Быстро…» – одобрительно пробурчит князь, увидев, что адъютант материализовался перед его светлейшим взором спустя секунду после вызова… Это, конечно, не вражеский крейсер с одного выстрела подбить, но все равно боевая заслуга. Просто в несколько иной сфере военного искусства…

– …Ну, попросите какого-нибудь офицера! – донеслось из приоткрытой двери, недалеко от покоев Преображенского.

Горох насторожился. За этой дверью располагались апартаменты семьи Гордеева. Там лейтенант бывал только один раз, в день смерти Великого Князя, когда с группой офицеров штаба выражал соболезнования, но и этого раза ему хватило, чтобы понять: это запретная территория. Во всех смыслах. Великая Княгиня была под стать покойному супругу: своенравна, строга и немного грубовата. Светских манер она не признавала. А еще не признавала никаких уставов, кроме своего собственного, неписаного. Она привыкла, что ее слово – закон, и за дверями ее апартаментов ничего не изменилось даже со сменой кремлевского правителя. Иногда воля княгини прорывалась и наружу, за пределы ее покоев, и вот тогда-то доставалось всем, кто находился в «зоне поражения». Если назревал как раз такой «выброс энергии», то Горох пришел сюда «пораньше» совершенно напрасно.

Дверь распахнулась, и на пороге возникла бледная горничная. Она увидела лейтенанта, и в глазах ее появилась мольба. Горох только считал себя скотиной и ловеласом, но на самом деле ни тем ни другим не являлся. Он остановился и обреченно взглянул на готовую разрыдаться девушку.

– Господин лейтенант… – всхлипнула она.

В этот момент за ее спиной появился кто-то еще, и горничная была вынуждена отойти в сторону.

– А-а, вот и отлично!

К удивлению Горохова, это была не вдовствующая княгиня, а одна из ее дочерей. Всего их у Гордеева было четыре – и на что он только надеялся? – причем от трех разных жен. Это объясняло не только различие их характеров и внешности, но и возрастной разброс. Старшей, Анне, было уже порядком за сорок, а то и все пятьдесят, и красавицей она не считалась даже в юности. Тем не менее она успела дважды побывать замужем, правда, не обзаведясь потомством. То ли по этой, то ли по иной причине никто из ее супругов так и не стал преемником Гордеева. Первый, какой-то марсианский граф, сгинул в дальней разведке, а второй был до сих пор жив-здоров, но довольствовался пожизненным местом в Совете. Вторая дочь, Оксана, была примерно ровесницей Преображенского. В старых девах она тоже не сидела, но ее личную жизнь, как и судьбы многих других людей, перечеркнула Катастрофа. Муж Оксаны погиб на Гефесте. После этой трагедии она почти не показывалась в обществе, всецело посвятив себя воспитанию маленькой дочери. Для этого в Кремле, конечно, существовал целый штат гувернанток, всевозможных учителей и тренеров, но понять княжну было можно, и ее понимали. Тем более что была она милой, тихой и приятной в общении. Младшенькая, Ольга, еще только примеряла свое первое бальное платье, буквально вот только что превратившись из угловатого подростка в совсем юную (но при том весьма капризную) барышню…

Но сейчас на пороге стояла не маменька княжны Ольги и не Анна или Оксана. На Гороха внимательно смотрела третья дочь Гордеева – Татьяна. Черт в юбке. Женщина-огонь, ураган, наводнение, землетрясение, цунами и термоядерный взрыв в одном флаконе. Бояться ее, конечно, лейтенант не боялся – девица все-таки, а не тигр-людоед, но уровень самоуверенности в его душе резко пошел вниз. Один вид этой красивой девицы – высокой, стройной (куда там Кате!), рыжеволосой, с изумрудными глазами и какой-то нокаутирующей улыбкой – заставлял Гороха просто цепенеть. А уж что творилось в душе лейтенанта, когда он представлял, что эта «принцесса хаоса» может стать следующей Великой Княгиней, описанию не поддавалось. Если Преображенский – упаси господь! – когда-нибудь обратит на нее внимание, это будет последним днем того, что еще осталось после Катастрофы. А он обратит. Не век же ему горевать по Нине.

В этом пафосном светском обществе легкомысленное отношение к бракам было почему-то в порядке вещей. Словно в результате создавались не властвующие фамилии, а временные коммерческие союзы. Возможно, Сергей Павлович был более глубоким и сентиментальным человеком, но земная атмосфера действовала разлагающе и не на таких скорбных рыцарей. К тому же в коротких списках однолюбов до появления Нины он не числился.

– Лейтенант! – Голос княжны соответствовал внешности: красивый и властный. – У меня есть для вас поручение!

– Сожалею, сударыня, – промямлил Горох, – но я адъютант его светлости Великого Князя…

– А я, возможно, стану Великой Княгиней, – оборвала его Татьяна.