Современный шведский детектив - Пер Валё

— Хорошо повеселились? — спросил Хольмберг.

— Да так себе. Закосел я здорово, почти ничего и не помню.

— Ну, не будем тебе мешать. Надеюсь, ты проявишь снисходительность к тому, что ребята, пожалуй, слегка перестарались с тобой?..

— Конечно, — заверил Эрн. — Забудем об этом. Я ведь понимаю, только зло берет, когда на тебя этак кидаются. Отец рассказывал о вещах и похуже… Не думайте об этом. Я знаю, вы делали свое дело, и говорить тут нечего.

Когда они вернулись, Вестерберг сидел у дежурного по управлению.

— Я связался с Кальмаром, — сообщил он. — Есть у них там розыскник по имени Рютгер Эрн, с дурацким прозвищем Бубновый Туз. И у этого Эрна действительно есть сын Роланд, который учится в Лунде.

Хольмберг хмыкнул.

По дороге домой они не могли отделаться от ощущения, что прямо у них перед носом медленно лопнул большой воздушный шар.

Весьма малоприятное ощущение.

А весенняя ночь полна прохлады, звезд и легкого ветерка.

В такие ночи засыпаешь с трудом.

Хольмберг вернулся домой в три, а уснул только в четверь шестого. Когда на улице уже рассвело.

Когда пришел Севед, Буэль еще не спала.

— Ну?

— Что «ну»?

— Это он?

— Нет…

И Севед рассказал, что произошло. Потом привлек жену к себе, и Буэль даже удивилась его напористой жадности. Он точно давал выход накопившимся эмоциям. Правда, ей было очень хорошо.

Наконец оба уснули. Уже наступило субботнее утро. Уже запели птицы. В траве сверкали капли росы.

Глава семнадцатая

Суббота — день семейный. Настраиваешься надвое суток отдыха и забываешь о работе. Можно побегать по магазинчикам, потолкаться в универсаме, немножко поважничать, раздвигая прохожих детской коляской.

Можно убрать квартиру и навести кругом воскресный блеск.

Можно встать в субботу пораньше, предвкушая два свободных дня в семье.

Мартин Хольмберг ничего такого не сделал.

Он работал в полиции и полным ходом вел расследование убийства, которое вдобавок касалось его лично.

Черстин дала ему поспать до одиннадцати, сама прибрала дом, сама сходила в магазин за продуктами.

Эмиль Удин позвонил из больничного автомата в Стокгольм и сказал жене, что надеется скоро быть дома.

Улофссоны проснулись без четверти двенадцать.

Когда Севед открыл глаза, голова у него болела и во всем теле по-прежнему чувствовалась усталость — будто и не спал вовсе.

А суббота продолжалась — выходной день, когда надо накопить сил к понедельнику, к новой неделе.

Мартин Хольмберг попытался читать английский детектив, но, несмотря на всю оригинальность и занимательность «Wobble To Death»[27] Питера Лавси, так и не отвлекся от размышлений об убийце.

Севед Улофссон уныло возился с авиамоделью, приладил, было крыло, потом зачем-то опять снял и, рассвирепев, швырнул модель в стенку так, что она рассыпалась.

Все они крайне нуждались в отдыхе, потому что совершенно вымотались.

Но праздное торчание дома раздражало и Хольмберга, и Улофссона, при всей усталости оба стремились хоть что-нибудь сделать.

Ларе Вестерберг сидел в своем глубоком кресле и смотрел по телевизору викторину. Он очень надеялся, что Стуке выиграет.

Глава восемнадцатая

Инга Йонссон скончалась в субботу вечером при драматических обстоятельствах.

В сознание она так и не пришла.

Жизнь угасала, медленно и неумолимо. Сердце билось все прерывистее, все реже. И, наконец, замерло.

После обеда посыльный из цветочного магазина принес ей букет. Красные гвоздики.

Вечером, без пяти десять, ночная сестра, дежурившая в отделении, услышала, как кто-то отворил дверь на лестницу.

Дверь тихо открылась и так же тихо закрылась опять.

Сестра решила, что кому-то из коллег вздумалось зайти к ней поболтать или выпить кофе.

Музыкальный радиокалейдоскоп близился к концу, и ей хотелось дослушать.

Но почему никто не заходит?

Девушка встала, вышла из комнаты и осмотрелась.

Коридор был пуст.

Скорее всего, кто-то просто заглядывал в коридор. Может, по ошибке.

Она вернулась к транзистору.

Шаги за дверью?

В самом деле, похоже.

Она нахмурилась и опять вышла в коридор.

Первое, что бросилось ей в глаза, это распахнутая дверь палаты, в которой лежала Инга Йонссон.

Очнулась? Неужели это она встала и бродит по этажу?

Ведь она не…

Сестра быстро шагнула к двери.

Нет, вон она лежит…

В ту же секунду девушка почувствовала, что за спиной кто-то есть.

Резко обернулась.

Какой-то парень спешил к выходу. Спешил изо всех сил, но крадучись.

Походка у него была неровная, так как он хромал.

— Эй! — негромко окликнула сестра.

Голос ее эхом раскатился среди голых стен. Человек оглянулся.

И тут открылась дверь на лестницу. Появился дежурный врач в белом халате.

Хромой повернулся к двери.

— Добрый вечер, — сказал врач, глядя на парня. По том взгляд его скользнул дальше и остановился на сестре в открытых дверях палаты. — Что вы здесь делаете?

— Спросите у него! — Дежурная кивнула на парня. Тот сделал два шага вперед и взмахнул рукой. Врач пригнулся, и кулак задел его только по плечу.

— Это еще что за глу…

Второй удар попал в челюсть, и в мозгу у дежурного врача вспыхнул сноп пламени. Он попятился, точно слепой. Перед глазами все поплыло. Он тряхнул головой, чтобы очухаться. И в эту минуту противник нанес ему третий удар, в солнечное сплетение. Он согнулся пополам, ловя ртом воздух. Новый удар, по голове, и врач ничком рухнул на жесткий пол.

Парень оглянулся и оцепенел. Руки его инстинктивно взлетели вверх, защищая лицо, но фаянсовая ваза угодила ему по лбу. И с громким треском разбилась.

— Господи! — простонала сестра, увидев, что ваза попала в цель.

Парень повалился на врача, из раны на лбу текла кровь.

Сестра бросилась к телефону.

Через пять минут приехала полиция.

Двенадцать минут спустя прибыл Хольмберг, а еще через восемь — Улофссон.

— Похоже, ты летел сломя голову, — вместо приветствия сказал Хольмберг.

— Еще бы! А что, собственно, произошло?

— Инга Йонссон скончалась.

— Что?!

Появились еще две ночные сестры.

Дежурная сидела на стуле почти в полной прострации.

Драчливый малый стоял в окружении двух полицейских. Избитый врач, прислонясь к барьеру в приемном отделении, большими глотками пил лекарство от головной боли. Лицо у него было бледное.

Подошел врач «неотложки». Он только что констатировал смерть Инги Йонссон.

— Да… — проговорил Хольмберг. — Она мертва…

— Его рук дело? — Улофссон кивнул на взлохмаченного парня с кровавой ссадиной на лбу.

— Нет, — сказал Хольмберг. — По мнению доктора Андерберга, она умерла естественной смертью от последствий избиения, причем скончалась уже примерно в половине десятого. С точностью он пока не может сказать.

— В таком случае кто это такой? — спросил Улофссон, опять показывая на парня.

— Подойди сюда, — сказал Хольмберг. Парень вздрогнул и воззрился на него. — Ну… иди сюда, кому я сказал.

Парень шагнул к ним. Прихрамывая. Улофссон и Хольмберг многозначительно переглянулись.

— Таким вот образом, — прищурился Улофссон. Таким вот образом…

Он мгновенно забыл об усталости, начисто забыл.

Без четверти одиннадцать Хольмберг включил свет в кабинете Турена; два полицейских втолкнули туда арестованного и посадили на табурет.

Улофссон подошел к окну и задернул шторы.

Хольмберг уселся за стол и закурил, разглядывая парня.

— Ну, — сказал он через некоторое время.

Парень оторвал взгляд от потолка и посмотрел на Хольмберга.

— Кто же ты, черт возьми, такой?

— Свенссон.

— Кто?

— Свенссон.

— Какой еще Свенссон? Полное имя, возраст, номер метрики, адрес!

— Бенгт Свенссон. — Парень опять умолк.

— Год рождения? — не отставал Хольмберг.

— Сорок четвертый.

— Когда?

— Сорок четвс…

— Дата!

— Седьмое февраля.

— Адрес!

Парень назвал.

Хольмберг щелкнул пальцами, о чем-то задумался, потом встал и вышел.

До его возвращения Свенссон и Улофссон враждебно косились друг на друга. Но молчали.

Хольмберг принес пластиковую папку.

— Та-ак, — сказал он, усаживаясь за стол. — Ты ведь один из соискателей, да?

— Да…

Бенгт Свенссон был носат, коротко подстрижен и имел дурную привычку поминутно облизывать нижнюю губу. Одет он был в светлый костюм и коричневую спортивную рубашку. Руки большие. Ноги тоже большие, в коричневых башмаках.