Рим – это я. Правдивая история Юлия Цезаря - Сантьяго Постегильо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Справа от Корнелии Цезарь видел сестер, которые тихо переговаривались между собой. Они также выглядели обеспокоенными.
– Идут, – пробормотал Лабиен.
Цезарь посмотрел на дверь базилики Семпрония: свиту из пятидесяти двух судей возглавлял Помпей.
– Помпей? – воскликнул Лабиен в полнейшем недоумении. – Не слишком ли он молод?
Но оба знали, что в Риме законы о минимальном возрасте и о доступе к государственным или судебным должностям применялись по-разному, в зависимости от человека.
– В этом есть смысл, – тихо заметил Цезарь. – В войне против союзников Помпей проявил жестокость и решительность. Теперь они хотят убедиться в том, будет ли он столь же решителен на суде.
– И столь же неумолим… – добавил Лабиен.
Цезарь кивнул и посмотрел на настройщиков клепсидр, водяных часов, которые отмеряли время, отведенное защитнику или обвинителю для выступления, изложения своих доводов либо допроса свидетеля.
– Думаешь? – спросил Лабиен.
– Помпей способен на все, – мрачно пробормотал Цезарь. – Устранив Метелла, мы получили менее опытного, но, возможно, более безжалостного председателя. На суде никогда не знаешь в точности, выигрываешь ты или проигрываешь… Когда настанет моя очередь, проследи, чтобы настройщики не хитрили с клепсидрами: возможно, они попытаются отнять у меня время.
– Договорились.
Цезарь скосил глаза налево: защитники Котта и Гортензий смотрели на него, как на жертву. Во взгляде дяди читалась печаль, во взгляде Гортензия – насмешливое презрение.
Римский форум
Накануне вечером
Среди теней, в городе, таком же бескрайнем, как тьма на его улицах, глубокой ночью шагала женщина. Быстрая походка говорила о том, что это скорее девушка, нежели матрона. Наконец женщина остановилась у tabernae veteres. Ее сопровождали вооруженные рабы, готовые защитить хозяйку при встрече с ночными разбойниками. Тем не менее риск был велик. Угрозу представлял не столько Форум, где можно было бродить ночью – возможно, из-за близости храма Весты, внушавшего трепет даже злоумышленникам, к тому же охраняемого стражей, – сколько обратный путь в Субуру, квартал, который она покинула. Возвращаться в Субуру ночью было опасно для жизни, но римлянкой двигало как раз стремление сохранить жизнь. Не свою собственную, а жизнь человека, которого она любила слишком сильно, чтобы допустить его самоубийство в суде, где его разорвут на части, откуда он не выйдет живым, если одержит победу. Вот почему она, презрев опасность, решилась на этот отчаянный шаг, на это… предательство.
– Госпожа… – обратился к женщине один из рабов, завидев приближавшихся незнакомцев.
– Спокойствие, – властно произнесла она.
Из ночных сумерек, подобно злоумышленникам, вынырнули фигуры Гортензия и Аврелия Котты, возглавлявших зловещую процессию.
– Спокойствие, – повторила она.
Слуги застыли; их руки крепко сжимали спрятанные под туниками кинжалы, клинки и ножи – все, что нужно для убийства.
Базилика Семпрония, Рим
Суд над Долабеллой, prima actio
И вот наконец вышел первый свидетель. На вопросы Цезаря он отвечал четко и внятно. Строитель Марк рассеял все сомнения: Эгнатиева дорога от Диррахия до Фессалоники, столицы Македонии, и дальше на восток, до самого Византия, находилась в ужасном состоянии. Проехать было почти невозможно, если только в повозке не сидело несколько человек, способных подналечь и вытолкнуть ее из ямы – бесчисленное множество их покрывало проезжую часть. Мосты были полуразрушены, плиты расколоты или вовсе отсутствовали, там и сям попадались камни, скатившиеся со склонов во время осыпей. В течение многих лет строитель не получал на починку ни сестерция, и если бы кто-нибудь заявил обратное, это было бы ложью.
Строитель говорил твердо и неумолимо.
Его свидетельство было надежным, как скала.
Долабелла взимал налог якобы на починку дороги, но строитель отрицал, что на ее восстановление выдавались какие-либо деньги.
Цезарь сел. Он был спокоен, невозмутим, уверен в себе. Поездка в Македонию стоила потраченных усилий.
– Теперь очередь защиты, – объявил Помпей, который, в отличие от Метелла, не прибегал к помощи преконов, чтобы дать слово очередному выступающему.
Гней Помпей говорил без помощников и говорил хорошо. Он не заикался и, к удивлению Цезаря, выслушал показания Марка спокойно, будто не придавал значения его словам.
Аврелий Котта поднялся, вышел в середину зала и посмотрел на строителя, сидевшего в нескольких шагах от него, ближе к судьям.
Публика, заполнившая обширный зал базилики, внимательно слушала.
– Марк… ты строитель, верно? – спросил Котта, рассеянно глядя в пол.
– Верно, – подтвердил тот.
– Тот самый Марк, которого несколько лет назад наняли для общественных работ?
– Именно так. Я руководил починкой городских акведуков и некоторых зданий на Форуме, – спокойно ответил он, гордясь своим послужным списком.
Цезарь тоже сохранял спокойствие, хотя и догадывался, куда клонит Котта.
– Так ты и есть тот самый строитель Марк, которой после прихода к власти Суллы и назначения Долабеллы управляющим общественными работами остался без заказов?
– Да, но…
– Суд требует от свидетеля ответа на заданный вопрос, а не доводов, возражений или пояснений, не относящихся к тому, о чем его спрашивают, – быстро прервал его Котта. – Иными словами, строитель, давший показания против Гнея Корнелия Долабеллы, – Котта старался не называть Долабеллу «обвиняемым», как при первой же возможности делал его племянник Цезарь, – остался без заказов, когда Долабелла лично начал их раздавать. Это так?
– Это так, но он расторг контракты со мной без всяких оснований, просто для того, чтобы предоставить выгоду своим друзьям… – попытался оправдаться Марк, несмотря на предупреждение.
– Клянусь Юпитером, для нас не важны причины, по которым, как утверждает свидетель, Гней Корнелий Долабелла разорвал свои контракты на общественные работы! – воскликнул Котта и сразу же продолжил, не давая Марку вставить ни слова: – Долабелла мог разорвать контракт по разным причинам: ему не понравилось, как ты выполнял заказы раньше, или ты превысил смету, или случилось что-нибудь еще. Суд волнует лишь то, что у свидетеля имеется явная причина для личной неприязни к моему подзащитному. Таким свидетелем могут управлять гнев и желание отомстить ему.
Марк покачал головой и попытался возразить, но Котта говорил без умолку, засыпая его вопросами:
– Действительно, с какой стати строитель Марк отправился в Македонию? Почему он с таким рвением осматривал Эгнатиеву дорогу? И главный вопрос: кто оплатил его дорогостоящую поездку? Такое долгое путешествие требует немалых денег, и не сестерциев, а серебряных денариев. Чтобы оценить правдоподобность показаний свидетеля, суд должен знать, кто оплатил поездку строителя Марка в Македонию.
Марк сглотнул слюну. Он провел тыльной стороной ладони по пересохшим губам. Лгать в римском суде смысла не имело. За дачу ложных показаний предусматривалось суровое наказание, но, кроме того, солгавшего на суде стал бы презирать весь город, а навлечь на
