Интервью со смертью - Ганс Эрих Носсак

ком он мог позаботиться? Однако я поняла, что он еще более беспомощен, чем я, уже тогда, когда вечером он вернулся. Может быть, поняла даже раньше.

Иногда я думаю, что он мне просто приснился. Потому что я отчетливо вижу все, что было тогда, я помню всякую мелочь, помню все его жесты, помню, как он кривил губы при разговоре. Когда человек бодрствует, когда светло, у него нет времени обращать на все это внимание. Все мелькает, оставляя множество впечатлений, а потом быстро забывается.

Едва ли мне стало бы легче, если бы я тогда поняла смысл стихотворения. К тому же он был студент. Я хочу сказать, что он был более понятлив, чем я, хотя и был очень молод.

— Так что же произошло? — спросил я, потому что она перестала говорить. Я был немного испуган. — Он так и не вернулся?

— Ах, о чем вы говорите, — ответила она с усмешкой. — Да, так иногда случается, но он, конечно, вернулся после того, как вымылся. Я положила журнал в точности на то же место, где он лежал, и занялась посудой. В это время он и вошел с ведром на кухню.

«Здесь очень душно, — сказал он. — Надо проветрить дом».

В те дни стояла очень жаркая погода, и солнце, несмотря на тень от деревьев, просто раскалило плоскую крышу домика. Матес открыл все окна и двери, чтобы устроить сквозняк. Потом я услышала, как он возится в спальне. Я не стала ничего говорить. Он вышел на кухню с матрацем и бросил его на пол.

«Вы бы сначала дали мне подмести здесь», — сказала я.

«К чему эти сложности?» — он принес еще подголовник и одеяло. Я не решилась ему помочь.

«Когда вы здесь все сделаете, я лягу, — сказал он. — Я очень устал».

«Я уже все сделала».

«Мне завтра рано вставать».

«Вас разбудить?»

«Я просыпаюсь сам. Спасибо».

Я торопливо закончила все дела, чтобы угодить ему. Потом мы пожелали друг другу доброй ночи.

«Добрых снов».

«Да, и вам тоже».

«И большое спасибо».

«Вы о чем? За что?»

«За вещи».

Я быстро ушла в спальню и плотно прикрыла дверь, чтобы не слышать его ответ. Я сняла туфли, чтобы бесшумно ступать по полу. Однако я наткнулась на стул, который он поставил посреди комнаты. В спальне было темно. У окна, правда, было немного светлее. Это была луна, но она висела за домом, и свет почти не попадал в комнату. Вчера она разрезала небеса, словно острый серп. Я видела ее, когда мы ехали в эту деревню.

Я не чувствовала себя особенно уставшей, потому что хорошо выспалась днем. Некоторое время я стояла у окна, потому что там было прохладнее. Кончиками пальцев я пощупала ткань платья. Может быть, налетов больше не будет, подумалось мне. Это было бы очень плохо. Но в ту ночь налета не было. Он был в следующую, но вы и сами это знаете.

Потом я на цыпочках подошла к кровати. Половицы тихо скрипели, и я испугалась, что он услышит. Но, может быть, он уже заснул? Стараясь не шуметь, я разделась. Медленно сложила я одежду на стул, следя за каждым своим движением, чтобы снова ничего не задеть. Так же осторожно я улеглась в постель.

Мне было не совсем приятно лежать на незнакомой кровати, тем более что постельного белья не было. Днем я этого не заметила, потому что сильно устала, и к тому же я спала одетой. Однако, судя по всему, этот дом принадлежал очень приличным людям.

Было очень тихо. Только издали доносился непрерывный рокот. Это шли машины по шоссе, по которому мы вчера приехали сюда. Иногда шелестели деревья, потом треснул сук. «Если бы мне удалось с утра вовремя встать, — думала я, — я бы оделась до того, как он встанет, растопила бы плиту, чтобы сварить кофе. У меня осталось немного зернового кофе, который мне дала та добрая женщина. Кофе лежит в пакете в кухонном шкафу, и Матес сам его не найдет. Если я за этим не прослежу, то он убежит, не попрощавшись. Надо надеяться, что он не совершил ничего противозаконного, о чем не хотел мне говорить. Он совершенно изменился, когда вернулся, так сильно меня обрадовав. Но, может быть, мне это показалось и он всегда такой, просто я этого не заметила в суматохе вчерашней ночи. Но действительно ли платья принадлежат его сестре? Должно быть, они состоятельные люди. Он так молод и, кажется, не способен что-то украсть».

Я слышала, как он перевернулся с боку на бок, лежа на полу. Я почти ждала этого, затаив дыхание. Очень долго ничего не было слышно. Потом он застонал. Так непроизвольно стонут люди, когда они одни и о чем-то напряженно думают. Нет, это даже был не стон, это было нечто большее. Потом снова стало тихо. Наверное, он сам испугался и подумал: она меня слышит. Или он стонал во сне? После всех передряг в этом не было бы ничего удивительного.

Я тихо встала и босиком подошла к двери. Вдруг он заболел и ему нужна моя помощь? Я сразу вспомнила, что люди говорили о холере.

Я прижалась ухом к щели, чтобы подслушать, спит ли он. Я хорошо слышала его дыхание. Он, однако, не спал. Иногда становилось так тихо, словно в кухне никого не было. Потом он снова принимался что-то шептать. Я, правда, не могла понять что. Иногда он тяжело переворачивался с боку на бок.

Мне стало холодно. Через щель в двери тянуло сквозняком. Я не знала, что мне делать. Если я подойду к нему и спрошу, что с ним, он может превратно меня понять или вообще вообразить обо мне невесть что. Старый халат я оставила висеть на кухне. Я так боялась, что мне сведет ступни, что поцарапала пальцами пол.

За моей спиной раздался негромкий крик. Потом еще один. Это кричал сыч. От страха я открыла дверь.

«Что такое?» — воскликнул он. Он явно хотел на меня накричать, как уже делал это днем. Но это ему не удалось, так как голос его осекся.