Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В радиоэфире 2 сентября Ширер сообщил, что берлинцы, сильно нервничавшие во время первой ночи с затемнением, начали чувствовать, что их жизнь не слишком-то изменилась. «В ту ночь где-то после часу стало ясно, что если бы поляки могли выслать бомбардировщики, те бы уже долетели, и большинство ушло спать. Такси, которые в темноте видны заметны были лишь по медленно ездящим щелочкам света, в ту ночь сделали хорошие деньги».
Когда Гитлер объявил войну, Рассел, молодой клерк из посольства, вспоминал очень похожие настроения: «Ждали, что вот-вот, немедленно случится что-то фантастическое. Ничего не случилось». Но, подобно Ширеру и другим американцам в Берлине, Рассел отметил, что настроения эти вовсе не были похоже на ликование, которым сопровождалось начало прошлой войны. «Люди, с которыми я общался, были спокойны, печальны и собраны. Они собирались маленькими группами перед зданием нашего посольства, смотрели на нас через окна. По-моему, все это не похоже на начало мировой войны в 1914 г.» Рассел добавлял также: «Сегодня, как мне кажется, их втянули в слишком масштабную для них историю».
Он окажется вполне прав, но это станет видно намного, намного позже. Серия ранних немецких побед в Польше, как сообщали американцы из Берлина, внушала немецкому народу все крепнущую уверенность в себе, а военным – убежденность в мудрости решений Гитлера. 6 сентября Ширер отметил в своем блокноте: «Кажется, поляков просто разгромили». В последующие дни он добавил, что американские военные атташе были потрясены скоростью продвижения немцев, а многие журналисты впали в депрессию. Британия и Франция формально вступили в войну, но, «как говорят немцы, на западном фронте пока не прозвучало ни единого выстрела». 13 сентября Рассел горюет у себя в дневнике: «В Польше бушует война. О чем думают Англия с Францией? Так спрашиваем мы друг друга. Почему они не нападают на Германию сейчас, это бы заставило её сражаться на два фронта?»
Когда 17 сентября Советский Союз атаковал Польшу с востока, американцы в Берлине поняли, что судьба этой страны решена. Журналисты также обратили внимание и правильно поняли, что означает внезапное согласие немецких властей пустить их на фронт. Прибыв в Сопот на балтийском побережье, Ширер так записал в своем дневнике 18 сентября: «Весь день ехал сюда из Берлина через Померанию и Коридор. На дорогах полно моторизованных колонн немецких войск, возвращающихся из Польши. В лесах в Коридоре мерзко пахнет дохлыми лошадьми и сладковато – мертвыми людьми. Здесь, как сказали немцы, на немецкие танки пошла в атаку целая дивизия польской кавалерии – и была полностью уничтожена».
Добравшись на следующий день до Гдыни, Ширер увидел, что немцы безжалостно добивают один из последних польских отрядов, все еще оказывающий сопротивление: обстреливают с моря и с трех сторон на суше. Немецкий броненосец «Шлезвиг-Гольштейн» стоял на якоре в гавани Данцига, стреляя по польским позициям, а с позиций вокруг работала артиллерия. Поляков также атаковали танки и самолеты, а у защищавшихся были лишь винтовки, пулеметы и пара зенитных установок. «Поляки были в безнадежном положении. И все же они продолжали драться, – написал у себя в дневнике Ширер. – Немецкие офицеры рядом с нами одобрительно отзывались об их храбрости».
Джозеф Григг, берлинский корреспондент United Press, был среди первых иностранных журналистов, попавших в Варшаву. Он прибыл 5 октября. Журналистов привезли как раз к победному параду Гитлера в польской столице. Григга поразило то, как выглядит город после серьезных бомбардировок: он месяц держался против наступающих немцев. «Польское население выглядело совершенно ошеломленным». Он сделал вывод, что у поляков просто не было шансов против захватчиков, выбивших большую часть Военно-воздушных сил Польши в первый день вторжения. «Наступление немецких механизированных сил через равнинные польские земли было проведено с такой точностью и размахом, каких не видела история».
Позже Григг встретился с генералом Александром Лером, бывшим главой ВВС Австрии, который стал командующим гитлеровским 4-м воздушным флотом, участвовавшим в польской кампании. Журналист спросил его, как можно оправдать этот «блицкриг без предупреждения». Лер спокойно объяснил, что это просто более гуманный способ вести военные действия.
– В этом состоит наша новая философия войны, – пояснил он. – Это самый милосердный способ воевать. Вы застаете противника врасплох, парализуете одним ударом и сокращаете войну на много недель, возможно – месяцев. В конечном счете это приводит к меньшим потерям для обеих сторон.
Лохнер из Associated Press стал свидетелем того, как происходила эта «гуманная» война. Ему разрешили пересечь границу возле Гляйвица во время военных действий в Польше, и там возле поселка Гашин он увидел, что все здания вдоль главной дороги уничтожены полностью. По ним не просто попали бомбы или снаряды, как в других местах. Полковник, сопровождавший Лохнера, объяснил, что здания уничтожили в качестве ответной меры, когда польские гражданские стали оттуда стрелять.
Лохнер также услышал рассказ очевидца из немецкой армии, описывавшего, как его отряд занял другой польский городок, и с ними были раненые. Местный аптекарь с женой, оба евреи…
– …Работали как троянцы, помогая нам перевязывать раненых, – рассказывал Лохнеру его собеседник. – Мы к ним относились с уважением.
Благодарные солдаты уверили аптекаря с женой, что они под защитой немецкой армии. Затем их подразделению приказали двигаться дальше.
– Мы даже уйти не успели, когда пришли эсэсовцы, – продолжил он. – Через несколько минут один из наших нашел того еврея и его жену с перерезанным горлом. Эсэсовцы их убили.
Иностранным корреспондентам, присутствовавшим в Варшаве 5 октября, Гитлер сказал нечто крайне пугающее. Григг писал, что фюрер был бледен, но вел себя как «завоеватель-триумфатор». Он коротко поговорил с журналистами в варшавском аэропорту, прежде чем возвращаться в Берлин.
– Господа, вы видели руины Варшавы, – сказал он им. – Пусть это будет предупреждением для политиков Лондона и Парижа, которые все еще рассчитывают продолжить эту войну.
К этому времени, согласно рассказу находившегося в Берлине Рассела, многие немцы, так и не столкнувшись с военным ответом Британии или Франции, убедились, что «Германия непобедима». Но молодой американец также встречал и немцев, пришедших к совершенно противоположному выводу.
– Я надеюсь, что они [британцы и французы] поспешат и пробьются через Западный Вал, – сказал ему один из таких немцев, имея в виду германскую защитную линию Зигфрида напротив французской линии Мажино. – Когда нашу армию разгромят, Гитлеру придет конец. Если мы
