Синдром отсутствующего ёжика - Наталия Терентьева

– Вадик, как же ты можешь? Ийка ведь любит тебя!

– Что-о? – засмеялся Хисейкин, и я как будто почувствовала ужасный запах, который с некоторых пор появился у него изо рта – наверно, стали гнить зубы под какой-то коронкой. – Ийка любит мои деньги.

– Неправда. Она любит тебя, иначе никогда бы к тебе не ушла. Гордится тобой, гордится, что похожа на тебя.

– Ладно! – зевнул Хисейкин. – Извини, плохо спал сегодня. Короче, девчонка у тебя не очень вышла, Леликова, прямо скажем, с гнильцой. И надо ее учить, пока не поздно. Пока она кого-нибудь не убила за кошелек с кредитными карточками.

– Послушай… – Я поняла, мне сейчас не убедить его отказаться от задуманного. – Давай я тебе заплачу.

– Давай, – засмеялся Хисейкин. – И сколько? Двести рублей в рассрочку на два года?

Я старалась не обращать внимания на его смех и тон.

– Сколько стоит ваше кольцо? Кстати, Ийка говорит, что она не брала его, только померила и положила обратно.

– Ага-ага. Давай даже не начинать. У нас записано на видеокамеру, как она брала колечко, так что не… – Хисейкин вдруг грязно выругался.

Я насторожилась. Зная его прекрасно и уже много лет, я вдруг четко поняла – что-то здесь не так. Вадим Хисейкин, в отличие, наверно, от большинства российских мужчин, ругается только в одном случае – если он в чем-то очень и очень неправ и сильно нервничает. И тут может быть два объяснения: либо он поет сейчас под чужую дуду, и тогда у меня есть шанс все же его отговорить, либо… Либо тут что-то другое. Что – я пока не знаю.

– Вадик, – повторила я. – Сколько стоит кольцо? Пусть Ийка его отдаст, а я тебе еще заплачу, за моральные издержки.

– Ты что, почку собираешься продать, мать-героиня?

– Какая разница? Семь тысяч долларов тебя устроит?

– А почему не восемь? – засмеялся Хисейкин. – Слушай, твои почки точно дешевле стоят. Тебе ведь уже сто лет в обед.

Я была абсолютно уверена, что кольцо, которое Хисейкин подарил жене, не стоило таких денег, но продолжила торг, опять же зная, как Вадик падок на деньги.

– Десять, Вадик. Десять тысяч долларов. И ты сейчас же забираешь заявление из милиции и отвозишь Ийку домой. Ко мне домой, естественно.

– Ой-ёй-ёй! Это не я там бегом побежал в милицию, нет? Не смеши меня, тетя Саша! У тебя таких денег нет и никогда не будет. Тем более что кольцо стоит двадцать пять.

– И что же это за кольцо, Вадик? Как может кольцо стоить столько денег? В нем, что, бриллиант размером с булыжник?

– Не твое дело, Леликова, что там – булыжник или нет. Тебе сказано: хочешь платить – плати тридцать тысяч.

– Только что было двадцать пять, Вадик, – негромко сказала я, и совершенно напрасно.

– Ты ослышалась, Леликова. Было пятьдесят, стало сорок, вам по бедности. Быстренько квартирку свою скинь подешевле, чтобы осталось в Подольске двушку купить. Сядешь там и будешь сидеть. А дочка твоя…

Мне приходилось с ним говорить. Мне приходилось отвечать и торговаться, мне нельзя было сказать ему сразу, что он подонок, каких не должно быть на земле. Потому что Ийка в этот момент дрожала от ужаса, страха, беспомощности в каталажке и рядом какие-нибудь страшные бабы смеялись над ней… Хорошо, если только смеялись.

– Вадик! Я умоляю тебя. Я продам квартиру, хорошо. Хочешь, я дам тебе пятьдесят тысяч, хочешь, на коленях извинюсь перед Мариной за Ийку…

– И за то, что ты все эти годы лезла к нам, не давала спокойно жить – «Иечке нужно знать, что ты о ней помнишь», «Иечка заболела!», «Иечке нужно отдыхать на Черном море…»! – тут же вставил мой бывший муж.

Я хотела спросить – у меня давно уже вертелось на языке – а как же его родители? Ведь наверняка они не одобрят поведение своего благородного сыночка, расстроятся… И как же друзья – что скажут они о своем самом порядочном друге? Но я удержалась, не стала ничего спрашивать, лишний раз дразнить его. Видимо, Вадик сумел, как обычно, обернуться и выкрутиться так, что и в столь страшной ситуации оказался во всем прав перед лицом родителей и друзей…

Но не зря мы с Хисейкиным жили вместе и столько лет общаемся. Ему будто передались мои сомнения, и он сам сказал:

– Не вздумай звонить моим родителям – мама и так лежит с сердечным приступом.

– Из-за того, что Ийка украла кольцо?

– Не-ет! – недобро усмехнулся Хисейкин. – Вовсе нет! Пришлось рассказать маме, как твоя дочь мальчика, малыша моего Кирюшу учила всяким нехорошим делишкам. Девчонка у тебя развратная, мерзкая, я же тебе сказал…

– Ты врешь!

Я услышала короткие гудки. Или связь прервалась, или Вадик просто-напросто бросил трубку. Я почувствовала, что смеюсь. Это, наверно, был нервный смех. Но мне вдруг показалось просто невероятно смешным то, как быстро Хисейкин пожелал иметь отношение к неожиданно свалившимся на меня деньгам. Конечно, знать о них он не мог, но как будто интуитивно почувствовал – вот оно! Час икс! Хотя, может, все наоборот – это мой ангел-хранитель надоумил итальянцев, зная, какие еще испытания мне предстоят…

От сумбурных и нереальных мыслей мне стало совсем нехорошо. Я попыталась включить похолоднее кондиционер, из него сразу подула ледяная и очень вонючая струя. Выключив его, я опять умылась холодной водой, пахнущей хлоркой, но какой-то другой, сладкой, не нашей. Вода немножко помогла, но не надолго. Мои голова и тело как будто налились тяжелым горячим воском. Вдруг сильно заломило позвоночник, словно кто-то подошел сзади и сильно ударил меня ногой в спину.

Я села в глубокое кресло и увидела, как в окне напротив, в другом крыле нашего небольшого отеля, целуются юноша с девушкой, оба совершенно голые, худые, и, судя по движениям, очень молодые. Девушка так медленно, будто напоказ, опустилась перед ним на колени, юноша так же демонстративно, словно наслаждаясь замешательством зрителей, запрокинул назад голову. Я резко отвернулась. Да, как бы ненароком не возненавидеть весь мир, а в особенности мир целующийся и совокупляющийся… Другая реальность.

И тут мне пришла в голову мысль. Возможно, от резкого движения тяжело ворочающиеся, толкающие друг друга мысли встряхнулись, перемешались в голове и вынырнула вдруг совершенно неожиданная идея. А что, если позвонить Марине, жене Хисейкина? Ну, пусть он подонок, с ним и так ясно. Но ведь она-то женщина, и сама – мать… Попробовать поговорить с ней. Только у меня нет ее телефона. Можно постараться как-то узнать… Есть ведь телефонные базы со всеми номерами Москвы… Мне нужен домашний телефон Хисейкина или мобильный Марины. Попросить подружку Ксюшу… Где-нибудь, в какой-то базе может и выскочит сверхсекретный домашний номер Вадима или мобильный его супруги. Я позвонила Ксюше, и та, ни о чем не расспрашивая, обещала помочь.

Но я зря старалась. Не прошло и получаса, как раздался звонок. Женщина представилась сразу, не здороваясь:

– Это Марина Хисейкина, жена Вадима.

– Здравствуйте, Марина, – сказала я и почувствовала, как что-то очень неприятное будто окутало меня, опустившись с затылка на спину.

– Здравствуй, Сашенька, здравствуй, – ответила мне Марина. – Ты мне вот что скажи: какого хрена ты вдруг решила, что твоя недоношенная девчонка может впереться в мою жизнь?

– Мне казалось, что это вы с Вадиком ее пригласили…

– Тебе сказали: пожалел добрый Вадик твою убогую дочку, помочь ей хотел, труду научить, благородной профессии – детей воспитывать, а она, вместо благодарности…

– Марина! – прервала я ее. – Скажи мне, ты чего хочешь? В обмен на Ийку? Тебе что надо?

Это был рискованный шаг. Марина могла послать меня и повесить трубку, но она этого не сделала.

– Вот это другой разговор, – произнесла Марина довольно миролюбиво. – Во-первых, Вадик сказал, что ты собираешься продавать квартиру и отдать половину нам – за то, чтобы мы пошли против совести и забрали заявление из полиции.

Я крепко-крепко сжала резную металлическую вазочку, которую машинально крутила в руке, так крепко, что она стала горячей и сплющилась в моей ладони.

– А во-вторых?

– Ты меня не перебивай, – так же дружелюбно сказала Марина. – Еще во-первых не закончилось. Мы тут подумали – а зачем тебе половина денег? Ведь ты все равно не будешь жить в Подмосковье. У тебя родители престарелые, а у них квартира хорошая, как Вадюша говорит… Так что же голову ломать? Ты должна о родителях заботиться, а если уедешь в Подмосковье, то помогать им не сможешь. Старые люди, им нужен уход… Давай так: ты нам отдаешь свою квартиру, пишешь дарственную, или деньги за нее, как хочешь. Как тебе проще. И миром разойдемся. Я прощу твоей девчонке все те гадости, которые она успела мне сделать. Ты будешь жить с родителями, помогать им… А хочешь, их квартиру нам отдай, еще лучше. У них-то квартира в центре, там дышать нечем, зачем им там жить? Возьми стариков к себе. Это будет хороший поступок. Благородный. Так как?

– Я подумаю.

– В смысле?

– Подумаю, какую квартиру быстрее получится продать. Что еще? – спросила я.