Эксодус (Книга 1 и 2) - Леон Урис

Ари должен был теперь решать, кому давать и кому отказывать в визе. Каждый божий день ему угрожали, его пытались подкупить, его умоляли. Высшим принципом сионистов было - спасти сначала детей. Вот уже пять лет, как евреи настойчиво призывали своих взрослых немецких единоверцев покинуть Германию.

Помимо детей, важно было спасти также выдающихся ученых, врачей, художников, артистов, словом - сливки общества.

Ари и Алия Бет вывозили их сотнями, а надо было вывозить тысячами.

И тут Ари решился на отчаянный шаг, который должен был обеспечить ему несколько тысяч виз за один раз. Таким путем, думал Ари, ему удастся спасти хоть самых выдающихся деятелей науки и многих детей. Он предупредил работников Алии Бет во Франции, чтобы они были готовы к приему этой массы людей; если же они не прибудут, это будет означать, что сам он угодил в концлагерь.

Ари начал вести переговоры с высокопоставленными нацистскими сановниками, надеясь убедить их выдавать выездные визы в гораздо большем количестве, чем до сих пор. Он приводил при этом странные, но в высшей степени убедительные аргументы. Англия и Франция, говорил он, обе хотят снискать благосклонность арабов. Чем больше евреев попадет в Палестину, тем труднее будет положение англичан.

Как ни парадоксален этот факт, но Алия Бет сыграла на этом англо-немецком соперничестве. Ари быстро создал ряд учебных хозяйств в окрестностях Берлина под наблюдением самого гестапо.

Кроме виз, которые ему удавалось купить, украсть, подделать, получить за взятки и какими угодно другими путями, Ари организовал еще подпольное железнодорожное сообщение под самим носом у немцев; этим путем он вывозил самых выдающихся евреев. Но этих людей, преимущественно ученых, все-таки не удавалось вывозить больше, чем по два, по три человека за раз. Все это страшное лето 1939 года Ари работал буквально двадцать четыре часа в сутки.

Тем временем Барак Бен Канаан и его товарищи работали в Лондоне не менее упорно. Они наседали на членов парламента, на министров, на каждого, кто только соглашался слушать их. Но все их усилия ничего не давали: англичане упорно держались за свою новую политическую линию в вопросе об иммиграции.

В середине августа Ари получил срочную телеграмму от Алии Бет во Франции: НЕМЕДЛЕННО ВЫЕЗЖАЙ.

Ари не обратил внимания на телеграмму и продолжал работу, потому что каждый лишний день был теперь в полном смысле этого слова - гонкой со смертью.

Пришла еще одна телеграмма. На этот раз Хагана прямо приказывала выезжать.

Ари продолжал опасную игру еще трое суток: он как раз выбивал визы для нового транспорта детей, которых нужно было переправить поездом в Данию.

Пришла еще одна телеграмма, потом еще одна.

Когда эшелон пересек датскую границу, выехал наконец и Ари. Он оставил Германию ровно за 48 часов до того, как гитлеровский вермахт напал на Польшу. Вторая мировая война началась.

Ари и Барак Бен Канаан вернулись в Палестину, каждый со своего специального задания. Они оба изнемогали от усталости, и оба были во власти отчаяния.

Через десять минут после начала войны еврейские руководители провозгласили свою политическую линию. Бен Гурион призвал Ишув вступать в британскую армию и бороться против общего врага.

Хагана тоже поощряла вступление евреев в британскую армию, видя в этом возможность открыто обучать своих людей.

Генерал Хэвн-Херст, командующий английскими войсками в Палестине, упорно возражал против приема палестинских евреев в ряды британской армии. "Если мы обучим евреев и дадим им накопить боевой опыт, мы только нанесем этим вред самим себе, так как рано или поздно нам придется воевать с этими же евреями".

Не прошло и недели с начала войны, как сто тридцать тысяч мужчин и женщин - четверть всего Ишува - подали заявления в Еврейский Национальный Совет о вступлении добровольцами в Британскую армию.

Что касается арабов, то большинство арабского мира рассматривало немцев как своих "освободителей" и прямо не могло их дождаться.

Англичане никак не могли игнорировать предложение Ишува. В то же время они не могли не считаться также с предостережениями генерала Хэвн-Херста. Военное министерство избрало поэтому средний путь: принимать евреев в ряды армии, но не давать им участвовать в боях, не обучать их и лишить возможности накапливать боевой опыт. Палестинцев направляли в интендантскую службу, на транспорт и в саперные батальоны. Еврейский Национальный Совет гневно протестовал против этой дискриминации и требовал для евреев равного участия в боях против немцев.

Ишув выступал теперь сплоченным фронтом, если не считать раскольников-Маккавеев. Авидан решил поступиться своим самолюбием и через подпольные контакты попросил о возможности встретиться с Акивой.

Они встретились в подвале, расположенном на улице Кинг-Джордж в Иерусалиме, под рестораном Френкеля. Подвал был забит почти до потолка консервными банками и всевозможными бутылками и освещался единственной лампочкой.

Авидан не протянул руки Акиве, когда тот вошел в сопровождении двух Маккавеев. Прошло уже пять долгих лет с того дня, когда они виделись в последний раз.

Акиве шел уже седьмой десяток и выглядел он даже старше своих лет. Пережитые трудные годы, строительство двух кибуцов и подполье последних лет превратили его в старика.

Телохранители как той, так и другой стороны, покинули помещение, и они остались одни.

Авидан заговорил первым:

- Я пришел сюда по очень простому делу. Я предлагаю тебе пойти на перемирие с англичанами, пока идет война.

Акива что-то буркнул. Затем он излил перед Авиданом все свое презрение к англичанам и к их Белой Книге, свой гнев против Национального Совета и Хаганы, не желавших бороться.

- Пожалуйста, Акива, перестань, - попросил Авидан, сдерживаясь. - Твои чувства мне хорошо известны. Я прекрасно знаю, какая пропасть нас разделяет. Но, несмотря на все это, ты должен согласиться, что немцы - гораздо более опасный враг и угрожают нашему существованию гораздо больше, чем англичане.

Акива повернулся к Авидану спиной. Он стоял в тени и размышлял. Вдруг он резко обернулся, и в его глазах засверкал тот же огонь, что и раньше.

- Именно сейчас нужно заставить англичан отменить Белую Книгу! Да, сейчас, именно сейчас они должны провозгласить нашу государственную независимость по обе стороны Иордана! Немедленно! Надо бить англичан, пока они в беде!

- Неужели государственная независимость так важна, что мы должны добиваться ее, даже помогая немцам победить в войне?

- А ты думаешь, что у англичан дрогнет рука, чтобы снова продать и предать нас?

- Я думаю только о том, что у нас нет выбора: мы обязаны воевать с немцами.

Акива нервно зашагал по цементному полу подвала. Он напоминал разъяренного тигра. Он чуть не плакал от злости. Он что-то злобно бормотал про себя, затем остановился и с дрожью в голосе тихо сказал:

- Пускай англичане блокируют наше побережье и закрывают доступ перед несчастными людьми, у которых нет другого пути к спасению... пускай англичане создают в своей армии гетто для наших ребят... пускай они продали и предали нас своей Белой Книгой... пускай Ишув душой и телом участвует на их стороне в войне, в то время как арабы затаились как стервятники и ждут добычи... пускай все это так, а все-таки англичане сегодня меньшее зло, и надо воевать на их стороне. Ладно, Авидан... Маккавеи идут на перемирие.

Воздух в подвале так и дышал взаимной враждой, когда они пожали друг другу руки. Акива провел языком по губам.

- Как мой брат?

- Барак только что вернулся с переговоров в Лондоне.

- Да... переговоры... на это Барак горазд. А как Сара, дети?

Авидан кивнул.

- Можешь гордиться своим племянником.

- О да, Ари - хороший парень... чудный парень... Как... как выглядит Эйн-Ор сейчас? Авидан опустил глаза.

- Эйн-Ор и Шошана приносят плоды любви и пота, пролитого их создателями.

С этими словами Авидан повернулся и направился к лестнице, ведущей к потайному выходу.

- "Сион спасется правосудием" - крикнул ему вслед Акива из тени подвала, отступникам же и грешникам - погибель, и оставившие господа истребятся". Еще наступит час расплаты с англичанами!

Ари сильно изменился. Он все время ходил грустный. Трудно сказать, что на него так подействовало. Он носил оружие, чуть ли не с самого детства. Затем наступили дни "Башни с оградой", Гамишмар, Рейдовый отряд, тюрьма в Акко. Потом душераздирающая работа для Алии Бет в Берлине. И, конечно, гибель Дафны. Ари жил в Яд-Эле, работал в поле и хотел только одного: чтобы его оставили в покое. Он почти ни с кем не разговаривал.

Даже когда началась война, Ари остался в Яд-Эле. Свободные часы он проводил чаще всего в арабской деревне Абу-Йеше с другом своего детства Тахой, который был теперь мухтаром села.

В один прекрасный день, несколько месяцев после того, как началась война, Ари вернулся вечером с поля и застал дома ожидавшего его Авидана. Поужинав, Ари, Авидан и Барак уселись в гостиной, чтобы поговорить.