Светорада Янтарная - Симона Вилар

Александр засмеялся, откидываясь на подушки.

– Было бы удивительно, если бы он не был сонным после того, каким спросом пользовался прошлой ночью. Правда, Константин? Признаюсь тебе, Ксантия, наш Константин Дука просто без памяти влюблен в Хассе.

Таким бесстыдно откровенным Александр еще никогда с ней не был. Она заставила себя посмотреть ему в глаза.

– Я ждала тебя этой ночью.

Он поймал и прижал к своей небритой щеке ее ладонь.

– Я исправлюсь, обещаю. – И повернулся к Константину: – Не правда ли, она у меня настоящая красавица!

Константин осклабился, но все же поцеловал кончики своих пальцев, причмокнул губами.

– Она манит, как свежий плод.

И он любезно протянул княжне очищенный апельсин.

Да, Светораде пришлось привыкать к этой необычной для нее жизни. Фантазии Александра по поводу устройства развлечений не имели границ. То он приглашал актеров и мимов, и они являли гостям почти забытое в Византии искусство театра, то вызывал прямо в зал дрессировщика со львом, и гости испуганно лезли на тумбы и карнизы, когда с хищника снимали ошейник. Порой Александр устраивал пир с переодеваниями, на который являлся в костюме митрополита, Константина наряжал матроной, а Василицу заставлял разгуливать в набедренной повязке и с крылышками за спиной. Светорада стала подыгрывать ему в этом: созвав во дворец плясуний, она обрядила их в печенежских женщин и выучила с ними степняцкие танцы с повизгиванием, иных одела в шаровары, и они соблазняли гостей кесаря восточными танцами, демонстрируя открытые животы и бренча множеством подвесок. А один раз даже выучила с этими девками русский пляс с притопыванием, в который они увлекли почти всех гостей Александра и так, длинным хороводом, разбрелись по залам и террасам, чтобы затем разбиться на парочки. Девушки жаловались Александру, что госпожа Ксантия даже бьет их, когда они не могут ей угодить или не справляются с ее заданием.

Александр и впрямь заметил, что в его обычно ласковой с людьми Янтарной появилось что– то злое, раздраженное. Однажды, когда они были с ней в термах и к ним в бассейн со шкодливой улыбкой вдруг прыгнул Василица, она едва не утопила его, бросившись в драку. Светорада схватила юношу за шею и с силой погружала его в воду. Она была такой злой и сильной, что Александр еле отнял у нее перепуганного куртизана. В другой раз, когда грубый Гаврилопул, сидя недалеко от Светорады, вдруг поднял ногу и издал неприличный звук, княжна схватила со стола двузубую вилку и вонзила ее в бедро возничего. Гаврилопул орал как резаный, жаловался на нее кесарю, однако Александру княжна нравилась такой бешеной. На ложе, когда они удалялись подальше от разудалого веселья дворца, она уже не была столь покладистой, порой наотрез отказывалась исполнить ту или иную фантазию кесаря, даже иногда боролась с ним. А один раз просто вырвалась из его объятий и, завернувшись в покрывало, убежала из опочивальни в коридор. Но там попала в объятия проходившего (или подслушивавшего под дверью) Иоанна Куркуаса. Когда совершенно нагой Александр выбежал следом, он увидел, что Куркуас жадно целует его невесту. Кесарь так и набросился на него, свалил, стал избивать. Хохочущая Светорада еле оттащила его от молодого перепуганного патрикия.

Но бывали случаи, когда княжна вдруг категорически не хотела принимать участие в увеселении. Например, она не пожелала участвовать в придуманной Александром «охоте», когда мужчины разделись донага и должны были изображать охотников, а разбегавшиеся по дворцу нагие девушки играли роль добычи. Как– то Светорада не пришла на вечеринку, где кроме нее были одни мужчины. В другой раз ей, правда, не удалось избежать подобной оргии. Но она была злая, плеснула в лицо Константину вином, когда он полез ей под юбку, опять же оттаскала за волосы Василицу, увидев, что тот стал целоваться с Александром.

Однажды кесарь решил устроить особое развлечение с участием княжны. Его послушный молчаливый арап Хассе принес и поставил перед гостями кальян. Светорада знала, как им пользоваться, и вместе со всеми стала прикладываться к дымящейся трубочке кальяна.

Рядом Иоанн Куркуас цитировал стихи:

«Эрос вновь меня мучит истомчивый,Горько– сладостный, необоримый змий…»

Светорада пыталась слушать, но суть стихов все время ускользала от нее. И уж неизвестно, что добавил в зелье кальяна Хассе, но она вскоре ощутила необычное возбуждение, голова сделалась пустой и легкой, тело же, наоборот, слабым, размягченным. Она почти не сопротивлялась, когда Александр стал целовать ее, стянул с нее одежду и овладел на глазах у присутствующих. Княжна была так же безразлична, когда на нее, после Александра, навалился хищно улыбающийся Константин Дука, когда словно сквозь дрему она увидела над собой сопящую рожу Гаврилопула, стонущего Куркуаса… В какой– то миг ее тело пронзило острое вожделение и она забилась в сладостных содроганиях. Приподняв ресницы, Светорада увидела над собой внимательное лицо Варды и самозабвенно стала целовать его. Она почти не осознавала, что происходит, все вокруг казалось каким– то нереальным, зыбким, уплывающим… Лежала расслабленная, мокрая и нагая. Но все же какой– то шум и крики привлекли ее внимание, и, повернувшись, она увидела, как приятели Александра привязали голого извивающегося Варду лицом вниз к столу, распяли его и по очереди стали овладевать им. Светорада застонала и, натянув на голову покрывало, провалилась в тяжелый полубредовый сон.

Когда княжна пришла в себя… будто ничего и не было. Она лежала в своей светлой чистой опочивальне, возле кровати в богатой напольной вазе стоял букет из павлиньих перьев, в полукруглое большое окно вливались потоки солнечного света. Светорада чувствовала прикосновение чистых шелковых покрывал, свежесть вымытого тела. Ее волосы еще не успели высохнуть, от чистой сорочки слегка пахло лавандой. Было такое ощущение, что она и не переживала прошлого кошмара, словно все ей приснилось.

Светорада приподнялась, взглянула на сладко спавшего рядом Александра. Он был прекрасен во сне: спокойный рот, тихое дыхание, свежее расслабленное тело. Сон снял с этого красивого лица налет столь часто проступавшей порочности, черты его разгладились, он выглядел умиротворенным, спокойным. Голова была повернута набок, черные ресницы длинным веером ложились на щеки, сильная рука была откинута за голову, на ключице поблескивал сбившийся в сторону маленький крестик.

Светорада смотрела на него, пока образ этого отдыхающего божества не растворился в пелене выступивших на глаза слез. Она оплакивала свое грехопадение, свой разврат, но больше всего горевала о прошедшей любви, оттого что ее надеждам на счастье не суждено было сбыться. Она опять казалась себе одинокой и неприкаянной, ее душа металась и никак не могла найти себе пристанище, в ней поселились пустота и боль…