Марат - Альберт Манфред

Но у дверей ему преградил путь часовой. Жирондисты, молча наблюдавшие эту сцену, потирали руки: вот теперь Марат не выберется; наконец он попался в мышеловку!

Народ, присутствовавший на заседании, спускается с галерей в зал и окружает Марата; вместе с ним его друзья-монтаньяры. Но к толпе, сгрудившейся у дверей выхода, приближается стража со своим командиром. Офицер стражи торжественно вынимает декрет Конвента о немедленном аресте Марата и предъявляет его депутатам.

Все кончено. Воцаряется долгая пауза.

Но вот один из депутатов что-то слишком долго читает бумагу, затем передает другому, третьему, они о чем-то шепчутся и передают текст декрета Другу народа.

Второпях жирондистские главари забыли получить подписи министра юстиции и председателя Собрания, как это предписывалось законом. Декрет, не скрепленный надлежащими подписями, не имел законной силы; это был просто клочок бумаги.

Марат вернул растерявшемуся офицеру эту ненужную бумагу и с гордо поднятой головой, окруженный толпой народа, прошел сквозь расступившуюся стражу к двери.

Через несколько мгновений он уже затерялся в огромном городе.

Дьявольский план жирондистских главарей сорвался. Им не удалось нахрапом захватить ненавистного трибуна Горы. Марат — в который раз! — вновь ускользнул от расставленных силков.

Но игра была начата — ее надо было завершать.

Уже на следующий день, 13 апреля, Законодательный комитет представил Конвенту обвинительное заключение против Марата.

Но прежде Конвент должен был прослушать адресованное ему письмо депутата Марата. Оно было исполнено достоинства. «Прежде чем принадлежать Конвенту, я принадлежу отечеству, принадлежу народу». Долг защищать дело свободы важнее всего остального, и он ему будет следовать. До тех пор пока Бриссо, Верньо, Гаде, Бюзо, Ласурс, Жансонне, Салль, «пока все эти вероломные господа, заклейменные общественным мнением как изменники отечества, не будут сидеть в тюрьме Аббатства, до той поры я и не подумаю отдаваться под стражу в угоду акту произвола, облеченного в форму декрета, изданного против меня беспощадными моими врагами…»

Письмо Марата произвело глубокое впечатление. Но жирондисты, руководившие заседаниями, не допустили его обсуждения.

Делоне-младший от имени Законодательного комитета зачитал обвинительный акт. Марат объявлялся виновным в призывах к ограблению и убийству; ему вменялись в вину контрреволюционные цели: покушение на народный — суверенитет, намерение уничтожить Конвент. За эти преступления Марат подлежал суду Чрезвычайного уголовного трибунала.

Но когда Делоне перешел к чтению документов и начал с оглашения адреса Якобинского общества от 5 апреля, произошло непредвиденное.

Дюбуа-Крансе, депутат-монтаньяр, прервал Делоне; «Если этот адрес преступен, то декретируйте обвинение и против меня; я его полностью одобряю». «Мы все его одобряем!» — воскликнуло сразу множество голосов. Знаменитый Давид, самый прославленный художник Франции, потребовал, чтобы ему передали текст циркуляра якобинцев, и тут же, поднявшись на трибуну, поставил на нем свое имя ниже имени Марата. Вслед за Давидом девяносто пять депутатов-монтаньяров поставили свои подписи под якобинским циркуляром, который должен был служить одним из главных документов обвинения.

В зале наступило замешательство. Но жирондисты, чувствуя, как колеблется почва под их ногами, потребовали немедленного голосования обвинительного акта. Тщетно Робеспьер убеждал, что нельзя голосовать, не заслушав обвиняемого и даже не обсудив обвинительного заключения. Жирондисты навязали решение: немедленно, без прений голосовать.

Кто-то из монтаньяров предложил, чтобы голосование было поименное, и это предложение было принято. Только дважды Конвент проводил поименное голосование. Первый раз — по вопросу о судьбе короля, и теперь — о предании Марата суду трибунала.

Голосование проводилось шестнадцать часов, с трех часов дня до восьми часов утра. Народ, собравшийся на галереях Конвента, не расходился, терпеливо ожидая окончательного решения.

Один за другим поднимались депутаты на трибуну.

Максимилиан Робеспьер заявил, что он с негодованием голосует против обвинительного декрета, попирающего законные права народного представителя, все принципы, все нормы. Он видит в обвинительном декрете против Марата акт мести, несправедливости, пристрастия, дух фракционности.

Его младший брат, Огюстен Робеспьер, голосуя против, сказал: «Убежденный в том, что политики тирании изображают Марата таким, как они хотят, а не каков он на деле, для того чтобы опозорить патриотов, надев на них безобразные маски, убежденный в том, что это обвинение является только предлогом, чтобы погубить пламенного патриота, человека, который до тех пор, пока он жив, заставляет дрожать мошенников всех мастей, я говорю — нет!»

Давид кратко выразил разящую жирондистов мысль: «Какой-нибудь Дюмурье сказал бы — да; республиканец говорит — нет».

Камилл Демулен назвал Марата великим пророком, которому будущие поколения воздвигнут памятники. Вадье напомнил о борьбе Марата против Неккера, против Лафайета, против Дюмурье. «Марат не может быть врагом республики, потому что все, кто ее предавал, были его врагами». Не только депутаты-монтаньяры, которых было немного, «о и некоторые депутаты «равнины» в своих речах признавали великие заслуги Марата перед республикой.

К утру результаты голосования были подсчитаны. Из трехсот шестидесяти присутствовавших депутатов (меньше половины состава Конвента!) девяносто два голосовали против, сорок восемь воздержались и двести двадцать голосовали за обвинительный декрет.

За предание Марата суду проголосовало менее одной трети всего состава Конвента; и все-таки это решение было объявлено законным, и обвинительный акт был передан Чрезвычайному трибуналу.

Марат не появился более на заседаниях Конвента; его не видели и на собраниях Якобинского клуба; он исчез; он пропал. Ищейки «партии государственных людей», как они ни рыскали по Парижу, нигде не могли напасть на его след.

А между тем Марат продолжал борьбу. К изумлению современников, к ярости его врагов, его газета «Публицист Французской республики» продолжала выходить и продаваться на улицах столицы. Она вышла 14 апреля, затем 16-го, 17-го и во все последующие дни. Правда, вместо обычной подписи внизу: «Издание Марата. Улица Кордельеров», теперь осталось только «Издание Марата», адрес исчез. Но газета регулярно выходила в свет.

18 апреля Марат направил письмо Национальному Конвенту Франции; он адресовал его «Верным представителям народа». На следующий день он переправил эго письмо своим «братьям и друзьям» в Якобинском обществе; он просил их оказать ему поддержку и опубликовать письмо. Он подписывался: «Марат, депутат Конвента, член общества, 19 апреля, из подземелья».