Португальская колониальная империя. 1415—1974. - Анатолий Хазанов

Активизировалась борьба трудящихся за свои права. Победой закончились стачки рабочих компаний «ЖИАЛКО» и «Абелейра», занявших заводы, забастовки рыбаков северного побережья страны, продолжавшиеся 22 дня, и рабочих Матозиньюша, длившиеся 72 дня.

В забастовочное движение, охватившее всю страну, активно включились профсоюзы текстильщиков, торговых и банковских служащих, металлургов, шоферов, химиков, электриков и др. Больших успехов добилась демократическая оппозиция, укрепившаяся в организационном отношении и расширившая свое влияние в массах. В апреле 1973 г. в Авейру состоялся III Конгресс демократической оппозиции, который продемонстрировал сплоченность ее рядов на основе общей политической платформы, включавшей в себя требования демократизации политического строя, прекращения колониальной войны, повышения уровня жизни{100}. В работе конгресса приняли участие 2000 представителей всех оппозиционных политических течений — либералов, прогрессивных католиков, социалистов, монархистов и др.

Конгресс явился важным вкладом в дело сплочения всех антифашистских сил и крупным шагом к созданию объединенного фронта борцов за свободное и демократическое развитие Португалии. В день закрытия форума его участники и многие жители Авейру пришли отдать дань уважения и возложить венки на могилы известных португальских демократов. Однако по приказу властей полиция открыла огонь по мирной демонстрации, в результате чего несколько десятков человек были ранены.

Кампания против колониальной войны приняла исключительный размах и осуществлялась в самых различных формах (отказ от отчислений от заработка на военные расходы, отказ платить чрезвычайный (военный) налог, бойкот товаров, цены на которые включали военную надбавку, дезертирство из армии, антивоенные демонстрации и т.д.). Как отмечал А. Куньял, характерной чертой общественной жизни Португалии в последние годы существования фашизма было всеобщее осуждение колониальной войны и португальского колониализма, признание почти всеми политическими кругами прав народов колоний на самоопределение. «Португальское революционное движение, — подчеркивал он, — развивалось… в очень тесной связи с борьбой против колониальной войны. Оно рассматривало эту борьбу и свою солидарность с народами колоний как национальную задачу первостепенной важности, видя в ней форму сохранения независимости нашей родины, обеспечения подлинной независимости самой Португалии»{101}.

В этой обстановке в португальской армии возникло организованное революционное движение, получившее название «Движение вооруженных сил» (ДВС). Оно выдвинуло следующую программу: выборы на основе всеобщего, прямого и тайного голосования, роспуск всех фашистских органов власти, амнистия и освобождение политзаключенных, отмена цензуры, свобода собраний и ассоциаций, свобода создания профсоюзов.

И сегодня ДВС для многих остается загадкой. Как могло возникнуть движение со столь радикальной антифашистской, демократической программой среди офицеров, ведших многолетнюю колониальную войну, находившихся на службе у фашистской диктатуры и получавших от нее многочисленные привилегии и блага? Как эта армия, которая была частью государственной машины, могла превратиться в мотор революции?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо, очевидно, обратиться к социальной природе португальского офицерского корпуса, и прежде всего капитанов, составивших ядро ДВС.

Капитаны редко бывали выходцами из трудящихся классов. Салазар и Каэтану не делали исключения из правила. Обыкновенно офицеры были представителями наиболее обеспеченных слоев общества. Однако в последние годы существования фашистского режима социальный состав португальского офицерства стал меняться. Профессия военного перестала быть престижной и привлекательной, ибо означала прозябание в джунглях. Генеральный штаб, служивший прежде синекурой для аристократов, заполнялся офицерами без лицевых счетов в банках, без поместий в Португалии или Африке{102}.

Кроме того, в 60—70-х гг. крупная буржуазия испытывала острую нужду в кадрах для промышленности. Поэтому она посылала своих сыновей учиться не в Военную академию, а в технические вузы. Их места в академии заняли дети провинциальной мелкой буржуазии и зажиточного крестьянства. Многие окончившие лицей поступали в Военную академию только потому, что у них не было денег, чтобы поступить в университет. Трансформация социального состава офицерского корпуса могла иметь роковые последствия для фашистского режима, и эту опасность понимали некоторые наиболее проницательные его представители. Так, по словам О.С. ди Карвалью, один из высших военных руководителей, Каулза ди Арриага, еще в 1960 г. предупреждал португальское правительство «о серьезном риске, которым чревата для режима “пролетаризация вооруженных сил”, если молодые кадеты — выходцы из низших классов станут офицерами».

Именно в социальном происхождении португальского офицерства 70-х гг. следует искать ключ к объяснению причин революции 25 апреля. Конечно, процессы, происходившие в португальской армии, были самым непосредственным образом связаны с общим демократическим движением за политические, экономические и социальные преобразования в стране.

Среди офицеров (особенно капитанов) росло недовольство, связанное прежде всего с затянувшейся колониальной войной, которую многие из них считали не только бессмысленной, но и безнадежной. Большинство капитанов были до призыва в армию гражданскими лицами, окончившими трехмесячные курсы командиров рот, и перемена профессии и образа жизни порождала в них враждебное отношение к правительству. Их недовольство вызывало также и то, что капитанам очень долго приходилось ждать повышения по службе и присвоения чина майора. По словам О.С. ди Карвалью, «чрезмерная задержка в повышении, вследствие чего они старились в своем звании, делала их нетерпимыми к трудностям военной службы, порождая неизбежное недовольство». Последней каплей, переполнившей чашу терпения капитанов, был правительственный циркуляр от 12 июля 1973 г., согласно которому на чин майора могли рассчитывать только окончившие Военную академию. Этот циркуляр, утвержденный президентским декретом № 353/73 от 13 июля 1973 г., явился побудительным толчком к созданию ДВС.

В полночь 25 апреля 1974 г. по радио Лиссабона была передана песня Жозе Афонсу «Грандула, вила морена».

Один из руководителей апрельской революции О.С. ди Карвалью вспоминал: «Всем нам казалось, что минутная стрелка часов невероятно медленно ползет по циферблату, приближаясь к цифре 12.

В полночь по всей стране от севера до юга проворные и нервные пальцы искали на сотнях радиоприемников программу “Лимите”, которую вели… дикторы Паулу Коэлью и Лейте де Васконселуш. В 0 часов 20 минут мы услышали голос Васконселуша, темпераментно продекламировавшего первую строку стихотворения «Грандула, вила морена». За этим последовал ритм шагов марширующих колонн и голос Ж. Афонсу, который ни с каким другим невозможно спутать, запевший песню “Грандула”».

Это был сигнал к восстанию. Войска под командованием членов ДВС быстро овладели всеми ключевыми центрами в городе. Почти полувековой период фашистской диктатуры закончился бескровным переворотом. В Португалию пришла весна. Через несколько часов после начала восстания Революционный совет обратился к народу со своим первым заявлением: «Принимая во внимание, что после 13 лет вооруженной борьбы в заморских территориях нынешняя политическая система оказалась неспособной выработать заморскую политику, ведущую к миру… принимая во внимание необходимость очистить государственные органы и пресечь злоупотребления властью… принимая во внимание долг армии перед нацией… Движение Вооруженных Сил… объявляет нации о своем намерении осуществить программу национального спасения и восстановить для португальского народа гражданские свободы, которых он был лишен».

В этой прокламации обращает на себя внимание мягкость критики фашистского режима и отсутствие резких формулировок. В ней нет упоминания о 48 годах жестоких репрессий, убийств, пыток, невыносимого существования, на которые обрекла португальский народ диктатура Салазара — Каэтану. Не упоминается даже слово «фашизм». «Нынешняя политическая система» осторожно критиковалась за то, что не выработала «заморскую политику, ведущую к миру». В прокламации говорилось лишь о «злоупотреблениях властью», о намерении осуществить программу национального спасения и обещании восстановить гражданские свободы.

Такой умеренный, приглушенный тон первого заявления Революционного совета отражал ситуацию, сложившуюся в то время в ДВС. Оно представляло собой компромисс между двумя фракциями, одна из которых считала, что свержение Каэтану — это лишь первый необходимый шаг к глубокому революционному сдвигу, а другая видела в этом свержении начало и конец революции. Каэтану, нашедший убежище в казарме республиканской гвардии на площади Кармо, используя чиновников министерства информации в качестве посредников, попытался передать власть генералу Спиноле, «чтобы власть не попала в руки людей с улицы». Связавшись с ним по телефону, Каэтану заявил: «Сеньор генерал, я должен признать себя побежденным… Но если правительство должно капитулировать, оно сделает это перед тем, кто мог бы взять на себя ответственность за общественный порядок и успокоить страну. Прошу вас приехать ко мне как можно скорее». «Но, сеньор президент, я не участвую в заговоре», — возразил Спинола. Каэтану прервал его: «Это не имеет значения. Если вы не участвуете в заговоре, вы можете принять мой приказ… Приезжайте как можно скорее».