Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия - Александр Костин

Мы также считаем, что фрагмент о князе Всеславе Полоцком внесен в текст «Слова» уже на стадии «затемнения» первоначального текста, и на то есть веские основания. А причиной тому этот самый «седьмой век Трояна», с датировкой которого у исследователей до сегодняшнего дня не сложилось единого мнения. Отсчитываем шесть веков назад с даты воскняжения Всеслава на Киевском престоле (1068 год) и попадаем в середину V века (468 год), с которого прошло ровно шесть веков. Однако события, происходившие раньше 468 года, относятся уже к началу седьмого века, например, согласно легенде, закладка Киева в 430 году братьями Кием, Щеком и Хоривом. Действительно, если V век считать «Трояновым веком», то все вроде бы сходится. Кроме одного: зачем всю эту 600-летней давности легенду встраивать в текст «Слова»? Видимо, у авторов была своя сверхзадача по поводу «седьмого Троянова» века.

Отсчитаем шесть с лишним веков от воскняжения Всеслава Полоцкого в Киеве не назад, а вперед, и мы попадаем… в век восемнадцатый, а если конкретно, то в 1768 год, год смерти автора «Слова» Василия Кирилловича Тредиаковского. А все события, предшествовавшие этой дате, происходили именно на «седьмом веке» от исходной даты (1068 год), «носитель» которой в данном случае просто случайно «подвернулся» под руку. Таким образом, XVIII век можно по праву считать «веком Трояновым». В этом веке родились и творили авторы «Слова о полку Игореве» – «Трояне» (В. К. Тредиаковский, И. Быковский, А. И. Мусин-Пушкин), а также все соучастники процесса стилизации протографа «под древность» (А. И. Мусин-Пушкин, И. П. Елагин, И. Н. Болтин) и участники подготовки стилизованного «Слова» к первому изданию (А. И. Мусин-Пушкин, Н. Н. Бантыш-Каменский, А. Ф. Малиновский). Наконец, в этом «Трояновом веке» родились и творили три корифея русской литературы, науки и культуры: В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов и А. П. Сумароков, не говоря уже о такой «великолепной троице», как Г. Р. Державин (1743—1816 годы), Д. И. Фонвизин (1744—1792 годы) и Н. М. Карамзин (1766—1826 годы).

К «Троянову веку» по рождению (1799 год) относится и Александр Сергеевич Пушкин.

Спрашивается, зачем потребовалось «Троянам» вставлять в текст «Слова о полку Игореве» легенду о Всеславе Полоцком, жившем семь веков тому назад? Напомним, что вначале «Запева» повести они уже отметились в качестве коллективного автора: «Троянъ бо вѣщiй, аще кому хотяше пѣснь творити, то растѣкашется мыслію по древу, сѣрымъ вълкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы». Для вящей убедительности напомнили о себе еще раз перед самым началом похода Игоря в Половецкую степь: «О Трояне, соловію, старого времени! Абы ты сіа плъкы ущекоталъ, скача, славію, по мыслену древу, летая умом подъ облакы, свивая славы оба полы сего времени, рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы. Пѣти было пѣснь Игореви…».

Но и этого оказалось мало: бог любит «троицу»! И вот в середину текста «Слова» вставляется чужеродный фрагмент о «подвигах» Всеслава Полоцкого с одной лишь целью, чтобы акцентировать внимание читателей на новой трактовке «Троянового века» – века создания бессмертного литературного шедевра – «Слова о полку Игореве» – «На седьмомъ вѣцѣ Трояни…». Этим самым был подан знак потомкам, где искать авторов «Слова»

Выше мы уже задавались вопросом, почему изученный вдоль и поперек текст протографа «Слова» за десять лет стилизованный «под древность» и практически подготовленный к изданию, не был издан ранее 1800-го года. Причиной тому, на наш взгляд, были жесткие условия, поставленные Иоилем Быковским перед «стилизаторами» и «издателями», а именно:

− стилизованный «под древность» текст «Слова о полку Игореве» издать только после его смерти, чтобы не видеть своими очами плод греха своего перед автором «Слова о полку Игореве»;

− протограф «Слова», то есть рукопись В. К. Тредиаковского, издать через сто лет после смерти Иоиля с приложением к нему легенды о создании шедевра, его стилизации «под древность» с указанием всех лиц, участвовавших в работе над «Словом». Во-первых, он не желал видеть публикацию шедевра в искаженном виде, а во-вторых, он должен замолить коллективный грех перед автором «Слова о полку Игореве» на том свете после встречи с ним, на что и требовалось ему сто лет.

Первое условие было легко исполнимо. Сразу же после смерти Иоиля Быковского 25 августа 1798 года была организована редакторско-издательская группа в известном составе, которая за полтора года подготовила стилизованный текст «Слова» к печати. Первое издание «Слова» было напечатано в сенатской типографии в Москве тиражом в 1 200 экземпляров под названием «Ироическая пѣснъ о походѣ на половцевъ удѣльнаго князя Новагорода-Сѣверскаго Игоря Святославича, писанная стариннымъ русскимъ языкомъ въ исходѣ XII столѣтiя съ переложеніемъ на употребляемое нынѣ нарѣчіе». Оно вышло в свет во второй половине – конце 1800 года.

Понятно, что никаких следов, напоминающих о «работе» тройки стилизаторов «Слова», не должно было сохраниться. Именно по этой причине после смерти в начале 90-х годов сначала И. Н. Болтина, а затем И. П. Елагина их архивы были приобретены А. И. Мусиным-Пушкиным, и «нужные» (а вернее сказать, ненужные) бумаги благополучно «сгорели» в Московском пожаре 1812 года (то, что было «нужно», естественно, уничтожено было еще до издания «Слова»).

Вторая половина завещания Иоиля Быковского для исполнения была куда более трудной. До 1898 года не доживут не только «самовидцы» и восторженные почитатели поэмы, такие как К. Ф. Калайдович (1792—1832 годы), но и все поколения людей, живущих в начале XIX столетия. Нужно было продумать «эстафету» доставки к концу девятнадцатого века протографа «Слова о полку Игореве» и приложения к нему, составленного Иоилем Быковским, повествующего об истории создания шедевра с покаянием перед потомками. Понятно, что эти «святые бумаги» ни в каком пожаре не должны были сгореть и ни при каком потопе утонуть. Повинуясь долгу перед этими двумя святыми людьми, А. И. Мусин-Пушкин хранил как зеницу ока оба этих документа в запечатанном виде. Но после войны 1812 года, когда все настойчивее стала напоминать о себе приближающаяся старость, он все чаще стал задумываться над тем, кому поручить донести «эстафету» к концу столетия. Выбор у него был невелик, заинтересовали его в этом плане два человека. Во-первых, Константин Федорович Калайдович, донимавший графа своими письмами-вопросами. Молодой, к концу 1812 года ему было всего-то 20 лет, быстро прогрессирующий ученый, научными интересами и дружбой был связан с Н. М. Карамзиным, Н. Н. Бантыш-Каменским, митрополитом Евгением (Болховитиновым). К концу жизни А. И. Мусина-Пушкина, Калайдович слыл уже одним из авторитетнейших знатоков древнеславянской и древнерусской письменности и литературы. Но одно обстоятельство, свойственное К. Ф. Калайдовичу, служило неким препятствием для поручения молодому ученому столь деликатного дела. Обстоятельство это – твердая убежденность Калайдовича в том, что «Слово» является литературным шедевром неизвестного автора, жившего в конце XII века. Переубеждать Калайдовича, посвятив его в столь шокирующую тайну, графу казалось не вполне корректным.

Другим кандидатом для передачи эстафеты к концу века сам собой напрашивался неутомимый «скептик» Михаил Трофимович Каченовский, которому к концу 1812 года исполнилось 37 лет.

Каченовский не принадлежал, подобно Калайдовичу, к исследователям «Слова», у него не было публикаций, посвященных этому произведению, но он решительно высказывал сомнение в подлинности поэмы. Впервые и единственный раз в печати Каченовский заявил об этом в 1812 году в статье «Взгляд на успехи российского витийства в первой половине истекшего столетия»[482]. Сыграл значительную роль в утверждении скептического отношения к «Слову», широко бытовавшему в течение первой половины XIX века, и, по существу, стал основоположником так называемой скептической школы в русской исторической науке. Влияние скептической школы, возглавляемой Каченовским, было весьма распространенным, и мнение о позднем происхождении «Слова» получило признание у митрополита Евгения (Болховитинова), у О. И. Семковского и Н. П. Румянцева. Сказывалось оно у П. М. Строева и К. С. Аксакова.

С такими взглядами на происхождение «Слова» М. Т. Каченовский идеально подходил на роль носителя «эстафеты» с тайной создания шедевра В. К. Тредиаковским и его дальнейшей метаморфозой.

В феврале 1817 года на 73-м году жизни Алексей Иванович Мусин-Пушкин скончался, предварительно передав Каченовскому опечатанный пакет с документами, а на словах сообщил краткую легенду по существу вопроса, которую он должен был сообщить следующему участнику «эстафеты», и т. д.

М. Т. Каченовский сделал блестящую карьеру. С 1811 года он доктор философии и изящных наук, профессор теории изящных искусств и археологии. С 1821 года – заведующий кафедрой истории, статистики и географии Российского университета. С 1837 года – ректор Московского Университета, член Российской Академии с 1819 года, член Общества любителей Российской словесности (ОЛРС) и Общества истории и древности России (ОИДР). С начала 30-х годов он начал продумывать вопрос о передаче по эстафете сведений, доверенных ему А. И. Мусиным-Пушкиным.