В поисках христиан и пряностей - Найджел Клифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 17
Морская империя
Всего несколькими годами ранее Лиссабон был захолустным городом на краю света. Теперь он преобразился в коммерческий центр, способный соперничать с богатейшими гаванями Востока. В его порту теснились корабли трех континентов. Его склады полнились трещащими по швам мешками перца. По его переулкам гремели повозки, нагруженные муслинами и парчой, мускусом и амброй, ладаном и миррой, гвоздикой и мускатным орехом. Полы в его домах устилали персидские ковры, а стены были увешаны восточными занавесями. Со всей Европы сюда стремились поглазеть, купить и приобщиться к очарованию новизны.
Для многих повеяло пьянящим ветром свободы. Соблазн увидеть новые земли, встретиться с новыми людьми и привезти домой поразительные сувениры и даже экзотических животных оказался непреодолимым для европейских искателей приключений, и неиссякаемый поток новых марко-поло бросал свои дома и отправлялся в длительное путешествие на Восток. Это были люди вроде Лодовико де Вартема, покинувшего Болонью в 1502 году ради иссушающей жажды странствий, славы и экзотических сексуальных приключений. Если верить его захватывающим «Путешествиям», де Вартема выдавал себя за солдата-мамлюка в Сирии, сражался с пятьюдесятью тысячами арабов в бытность свою охранником при караване верблюдов, проник в Каабу в Мекке [508] и в гробницу Мухаммеда в Медине, имел страстный роман с женой султана в Адене и приобрел репутацию мусульманского святого, прежде чем вернулся в Европу на португальском корабле.
Но доблестные португальцы открыли путь на Восток не для развлечения сорвиголов. Небольшая страна поставила перед собой задачу монументального масштаба, и выполнение ее только начиналось.
Один итальянский банкир в Лиссабоне утверждал, что Васко да Гама отплыл на восток с недвусмысленным наказом «подчинить всю Индию» [509] своему повелителю. Его железная воля проложила курс десятилетиям безжалостных битв за господство в Индийском океане. Однако Индия перестала быть отвлеченной идеей, сияющим плодом воображения европейцев. Это был огромный субконтинент, одолеваемый собственными внутренними распрями, со сложным многообразием культур и пугающе безразличный к чужеземцам, шебуршащимся у его берегов. Португальцы только-только начали наносить на карты побережье, но материковая часть полуострова оставалась непроницаемой загадкой: таковы были недостатки войны на море.
Правду сказать, банкир несколько забежал вперед. Для Васко да Гамы и его людей Индия была средством достижения цели. И этой целью были головокружительные амбиции Мануэла короновать себя королем Иерусалима, а первым шагом в этом крестовом походе было не завоевание Индии, а изгнание всех ее мусульманских купцов. Да Гама употребил для этого все средства, однако его августейший враг по-прежнему восседал у себя в каликутском дворце, а мусульманские купцы по-прежнему вели свою торговлю. Что до остальных задач, португальцы так и не нашли пресвитера Иоанна, который только и ждал, чтобы отдать под их командование бесчисленные армии, а те немногие христиане, которых они встретили, были слишком слабы и бессильны воевать за дело веры. Еще предстояло перекрыть поток пряностей в Египет, и португальцы даже не приблизились к Красному морю, которое, по их мнению, способно было привести их в Святую Землю. Для всех, кроме самых доверчивых и религиозных фанатиков, было очевидно, что грандиозный план Мануэла потребует невероятных затрат времени, человеческих и денежных ресурсов, что еще глубже затянет Португалию на Восток.
Но короля ничто не могло остановить. Он считал, что вера и пушки покорят все. Однако Индия находилась в другой части света, и без нужного человека на командном посту корона была бессильна контролировать шаги, предпринимаемые от ее имени.
Гниль же завелась уже среди родственников самого да Гамы.
Висенте Сорде и его брат Браш остались в Индии с широкими полномочиями защищать португальские фактории и грабить мусульманские корабли. Едва их строгий племянник отбыл, они решили, что вторая из этих задач гораздо прибыльнее первой, и уплыли грабить корабли, которые везли пряности и шелка к Красному морю. Их команды негодовали, впрочем, причиной тому был не праведный гнев, а нежелание братьев делиться добычей. Один разозленный капитан пожаловался на них самому королю Мануэлу: Браш, писал он, присвоил себе всевозможные товары, «не внеся их в книги вашего величества, помимо много того, из чего он брал что хотел, ибо никто не смел ему перечить, поскольку его брат позволял ему делать что пожелает» [510]. Нахальные братья получили по заслугам, когда со смехом отмахнулись от советов бедуинских пастухов отвести корабли с пути надвигающегося шторма, и все тот же капитан с праведным возмущением докладывал о последствиях королю: «А потому, мой господин, на следующий день ветер поднялся такой силы и море стало таким бурным, что корабль Висенте ударило о берег, а за ним и корабль Браша Сорде со сломанной мачтой, и у каждого корабля было по шесть канатов на носу». Висенте погиб тотчас же (в результате кораблекрушения); его брат убил штурманов из мести за гибель Висенте за то, что они не смогли предотвратить кораблекрушения. Сам адмирал наказывал не пренебрегать познаниями штурмана-горбуна; осведомитель Мануэла добавлял, что это был лучший штурман во всей Индии и «крайне необходимый для вашего величества».
Заморин не замедлил воспользоваться шансом, который представился в отсутствие флота. Свой гнев он обратил на мятежного раджу Кочина, который все еще упрямо отказывался нарушать свой договор с христианами, и во главе крупой армии пересек границу. Радже, португальским факторам, клеркам и страже пришлось бежать из разоренного города и прятаться на ближайшем острове. Они все еще сидели там, когда прибыл следующий португальский флот, и когда португальцы вернули радже трон, в Кочине начали спешно возводить деревянное сооружение, названное форт Мануэл, – первую европейскую крепость в Индии.
Быстро становилось ясно, что поставленную Мануэлем задачу – раз и навсегда пресечь торговлю мусульман в Индийском океане – способна выполнить только постоянная вооруженная оккупация. А это требовало командующего, который мог бы принимать решения на месте, и в 1505 году Мануэл назначил первого вице-короля Индии. Подобно титулам, которые Мануэл изобрел для себя и своего адмирала, этот скорее свидетельствовал о намерениях, чем отражал реальное положение вещей, но подразумевал, что приоритеты Португалии сместились: теперь они намерены перенести военные действия с моря на сушу. Мануэл выбрал дома Франсишку ди Алмейда, испытанного и верного старого солдата, сражавшегося при осаде Гранады в 1492 году, и не только наделил его властью заключать договора, объявлять войну и творить суд, но и приказал создать цепь укреплений по берегам всего Индийского океана.
Начал ди Алмейда с Килвы. Высадившись, его солдаты направились прямиком ко дворцу эмира-узурпатора, «милостиво пощадив жизни тех мавров, кто не оказывал сопротивления» [511]. Один придворный яростно размахивал из окна оставленным да Гамой флагом и кричал: «Португалия! Португалия!» Проигнорировав его, португальцы взломали двери дворца и начали убивать и грабить, а священник и группа францисканских монахов размахивали крестами и распевали «Тебя, Бога славим». Эмир бежал, и ди Алмейда назначил на его место марионетку. Конфисковав самый укрепленный дом на побережье, он до основания снес окрестные постройки и превратил его в тяжело вооруженный форт, в котором разместил гарнизон, состоявший из капитана и восьмидесяти солдат.
Затем европейцы перешли к Момбасе. Султан их ждал, и с бастиона у входа в гавань в корабли полетели ядра. Защитники бастиона стреляли, пока не взорвался запас пороха и сам бастион не загорелся, потом, не переставая отстреливаться, ушли на лодках в гавань. Высадившись большим отрядом, португальские солдаты под градом камней и стрел защитников подожгли деревянные строения города. Огонь с деревянных построек с соломенными крышами перекинулся на соседние дома: Момбаса, докладывал немецкий матрос Ханс Мейр, бывший в составе экспедиции, «пылала, как один большой костер, затянувшийся почти на всю ночь» [512]. Уцелевшие жители бежали в пальмовые рощи за пределами города, и на следующий день победители разграбили дымящиеся руины, топорами и таранами ломая двери домов и из арбалетов сбивая с крыш последних защитников. Достигнув дворца, они разгромили пышные покои, а капитан тем временем вскарабкался на крышу и поднял королевский штандарт. На телегах были вывезены горы ценностей, включая роскошный ковер, который послали королю Мануэлу. Согласно все тому же Мейру, более пятнадцати тысяч мусульман – мужчин, женщин и детей – лежали убитыми, хотя погибло только пятеро христиан, – диспропорцию он отнес за счет Божьей милости, а не человеческого умения.