Корни небес - Туллио Аволедо

Двор Дворца дожей превратился в руины. Клубки колючей проволоки, красные от ржавчины, полуразвалившиеся мешки с песком…

И кости, которые белее снега.

Вчера ночью мне показалось, что в городе нет снега. Это не так. Это был всего лишь сон, обман. Свежий снег доходит до уровня колен, и под ним слой льда не меньше метра толщиной.

Да и одежда, которую я носил… Которую мне казалось, что я ношу…

Я дотрагиваюсь до грубой ткани моей спецовки и качаю головой.

Мне холодно.

Я подбираю с земли плащ из защитной ткани, более или менее целый. Правда, от снега материя одеревенела, и я боюсь, что при движении она разорвется.

Но она невредима.

Я надеваю его.

Подбираю также противогаз и собираюсь надеть его, но из фильтра вдруг льется черная гуща.

Я бросаю противогаз на землю, морщась от отвращения. Прохожу под аркой, которая выводит меня из двора.

Утреннее небо заполнено снегом. Темные тучи, набухшие, как груди умершего животного. На башне с часами нет отражателя. Статуи на двух колоннах, которые стоят по краям площади, те, что всегда: на одной крылатый лев, на другой — дракон. Я долго смотрю на них, пытаясь понять, как я мог ошибиться.

Площадь кажется пляжем, усыпанным обломками. Я представляю, как люди, не знающие, куда бежать, собрались здесь, чтобы попытаться спастись.

Или чтобы умереть.

Высокий слой снега милосердно покрывает человеческие останки. Но и то, что виднеется: верх детской коляски и чуть дальше — рюкзак из походной материи с наклейкой маркой «Hello Kitty», — может поведать истории, которые мне не хочется слушать.

Я поворачиваюсь спиной к морю, или, вернее, к тому, что раньше было морем. Затаив дыхание, со скрипом в коленях, я бреду по направлению к центру города, блуждая в лабиринте узких тропок между кирпичными стенами домов, которые напоминают артерии без крови.

Сильное впечатление производят эти узкие улочки, с двух сторон сжатые домами. Без толпы туристов, которая оживляла их, они наводят страх. Окна кажутся мертвыми глазницами. Тишина делает любой шелест, любое потрескивание ужасающим. Я часто оборачиваюсь со сжатым сердцем, вслушиваясь в то, что оказывается эхом моих же шагов. И каждая открытая дверь заставляет меня задержать дыхание, вглядываясь в темноту внутри.

У меня больше нет противогаза, только самодельный и никуда не годный фильтр из обернутого несколько раз вокруг лица шелкового шарфа, который я взял из сломанной витрины магазина Гуччи. Даже здесь разбиты все зеркала. Такое впечатление, что в Венецию после Великой Скорби ворвалась банда яростных истребителей зеркал, которые осуществили свой крестовый поход с невероятным размахом. Любая поверхность, которая может отражать изображение, была взята на мушку, изничтожена с невероятной тщательностью и аккуратностью.

Мне кажется, что голос Буна спрашивает: «Им что, нечем было больше заняться?»

И то сказать, какой смысл специально заниматься разбиванием зеркал в мире, где трудной работой оказывается просто выживать изо дня в день?

Но если уж речь зашла об этом, то какой смысл в той прогулке, которую совершаю я? И тем не менее, я продолжаю брести в направлении, которое почему-то избрал, как будто какая-то неведомая сила влечет меня туда.

Туда, где находится таинственный квадратный остров.

Тот, что я узрел во сне, или в видении, чем бы это ни было.

Это не очень далеко.

Но, чтобы добраться туда, мне приходится пересечь весь город, с юга на север. К счастью, это намного более короткий путь, чем если бы мне пришлось пересечь его с востока на запад.

Венеция имеет форму рыбы. Напрягая память, я пытаюсь сопоставить реальный город с тем, каким видел его на карте в катакомбах святого Каллиста.

Мне это удается. Вот он, квадратный остров. На полпути между городом и островом Мурано. Он легко узнаваем, благодаря своей почти правильной геометрической форме.

Это остров Сан-Микеле.[94]

Здесь венецианское кладбище. Остров, на котором хоронили всех мертвецов города с 1807 года, когда в силу вступил наполеоновский декрет, запрещавший хоронить кого бы то ни было за пределами города. В оригинале это были два небольших островка, которые объединили, чтобы создать единое пространство, пригодное для нужд всего города. Были и проекты по расширению острова, но я сомневаюсь, что после того, что произошло, после Великой Скорби…

Я хотел бы более четко понять, как туда добраться, и своими глазами увидеть, какой он формы.

К счастью, во время одной из остановок, которые я вынужден делать, чтобы перевести дух, я вижу кое-что неожиданное.

Все двери и окна разграбленных магазинов, которые я видел до сих пор, были сломаны. И эта дверь тоже не исключение.

Но внутри я различаю то, что заставляет меня смеяться от радости.

В полутьме возникает вращающийся стенд, заполненный открытками и картами города. Возможно, грабители не посчитали их достойными внимания.

Я переступаю порог. Мои ноги тут же наступают на позвоночник скелета, разламывая его.

Здесь два скелета, они лежат поперек двери чуть дальше за порогом. У одного из них, то ли мужчины, то ли женщины, дыра в черепе, а сзади — еще одна, там, где вышла пуля. За стойкой магазина — третий скелет. Среди костей валяется винтовка. Я подбираю ее. Она вся покрыта ржавчиной. Более полезным оказывается нож, который выпал из куртки одного из мертвых на входе. Я кладу его в карман. Второй скелет, более тщедушного телосложения, безоружен. Во всяком случае, рядом с ним оружия я не вижу. Под костями человека за стойкой — бумажник, но мне совсем не хочется ни подбирать его, ни открывать, учитывая, что он давно — сплошная гниль. Было бы интересно узнать что-нибудь о том, кем были эти грабители. Но у них нет бумажников. Да и вообще у меня и без этого есть чем заняться.

Хромая, я подхожу к стенду. Дрожащими пальцами вынимаю одну из карт, подношу ее к свету. Она пожелтевшая, влажная, но мне удается ее раскрыть, и вот уже я вижу и остров, и дороги, которыми я должен идти, чтобы добраться туда. Идти осталось немного, я дольше думал об этом. И, хотя все это время я двигался вслепую, я шел почти всегда в правильном направлении. Как будто что-то привело меня сюда.

Внезапно я снова начинаю смеяться.

Наверное, я все же сошел с ума.

Последние дни я все время жил, боясь тех созданий внешнего мира, а теперь я счастлив от идеи о том, что меня ведет одно из них. Оттого, что я иду, по сути, к одному из них, по собственной воле.

Но так ли это?

Существует ли такая вещь как «собственная воля», когда ты становишься добычей обмана и колдовства, которые сменяют реальность у тебя на глазах, преобразовывая мертвый город в пестрый праздник? В галерее Дворца дожей, в свете огромных люстр я увидел то, что мне показалось уставленным яствами столом. Однако утренний свет открыл мне кучу гниющих досок со ржавыми гвоздями, которые как будто выступили из дерева, чтобы укусить. А в углу — маленький крысиный череп, который смотрит на меня своими пустыми глазницами.

Мертвое существо, которое смеется над моей наивностью.

Но иллюзия была так совершенна…

Я собираю столько карт, сколько могу. Понимаю, что это глупо, но не могу поступить иначе. Это единственная из вещей прошлого, которая придает мне уверенности. Это как сжимать в руке кусочек более надежного времени, более стабильного. Кусочек мира, в котором еще существовали надежда, радость, будущее. Как хрупок был этот мир! Бумага ветхая. Достаточно моего дыхания, даже сквозь шарф, чтобы превратить ее в пыль.

Кто знает, когда он умер, тот паук, который сплел эту паутину?

— Кто умер первым — последний паук или последняя муха? — спрашиваю я себя и смеюсь над глупостью собственного вопроса.

Как будто это имеет какое-нибудь значение!

Внезапно я перестаю смеяться.

Время отправляться в путь.

И только после того, как я выхожу из магазина, после того, как тащусь по снегу, уже немного отойдя от опустошенного магазина, только тогда до меня доходит, как я смотрел на три тела, лежащих на земле. С каким равнодушием я обращался с ними. По идее, мой долг заключается в том, чтобы отдать им последние почести, произнести необходимые слова. А я отнесся к ним точно так же, как и к черепу крысы. Безразличный к тому, что это были человеческие существа.

Это не из-за путешествия.

Это город меняет меня на глазах.

Этот город…

Что-то посреди древних и пустых зданий наводит меня на размышления, переворачивает всю мою веру. Лихорадочно бросаясь от одного открытия к другому, я сам себя чувствую одним из тех персонажей мультфильма…

Неожиданно мне приходит на ум Алессия, такой, какой я ее видел после того, как проснулся. Когда мне показалось, что я видел рядом кота. После того, как я во сне, не осознавая этого, говорил о Багс Банни и о Койоте Вилли. Или, во всяком случае, так она мне сказала. Что я говорил во сне.