Стинг. Сломанная музыка. Автобиография - Стинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я приду в офис группы Who на Уордур-стрит без особого энтузиазма и ожиданий, что мне предложат роль. Приду только из-за просьбы Пипа. Я абсолютно уверен, что у меня нет никаких шансов получить роль, но, естественно, делаю все возможное, практически на автомате. За год съемок в рекламе я понял, что если ты покажешь потенциальному работодателю, что тебе совершенно наплевать на то, получишь ты роль или нет, то неизбежно и парадоксально тебе могут предложить эту работу с гораздо большей вероятностью, чем человеку, который отчаянно хочет ее получить и активно демонстрирует это. Это всего лишь блеф карточного игрока и азы психологии человека, рассчитывающего на удачу, но кроме этого нужно еще учитывать особенности характера человека, роль которого нужно сыграть. Если этот персонаж является наглым, безразличным, крутым и недоступным, то я представляюсь именно в этом образе – с начал кастинга и до самого конца не выхожу из роли.
На одном кастинге узнают, что я музыкант, и, протягивая гитару, просят что-нибудь сыграть и спеть. «Да пошли вы в жопу!» – заявляю я и спокойно ухожу из мажорного кабинета с дубовыми панелями на стенах. У меня такой уверенный и презрительный вид, что моему агенту тут же перезванивают, чтобы предложить роль. Я, конечно, не актер, но знаю, что такое шоу.
По опыту я знаю, что в ожидании, пока тебя вызовут на кастинг, можно провести несколько часов, поэтому всегда беру с собой книжку. Кроме того, вид читающего человека создает впечатление незаинтересованного спокойствия и пресекает попытки завязать бесполезную беседу со стороны вызванных на кастинг соискателей. Я уже прочитал две трети романа Германа Гессе «Игра в бисер» и полностью ушел в закрытый эзотерический мир утопии, который создал автор, как тут меня вызывает режиссер. Я засовываю книгу в карман пиджака и захожу в комнату.
Там сидят всего два человека: женщина из кастинг-агентства, благодаря которой меня несколько месяцев назад взяли на съемки рекламы, и режиссер картины Фрэнк Роддэм.
Фрэнку чуть больше тридцати, но выглядит он явно моложе своих лет. У него вид человека, знающего, что он, как серфер, мчится на волне славы. Он обрел такую уверенность в себе, что заменил плебейскую «К» в своем имени «Franc» на «С» – словно благородный патриций и истинный европеец. Он снял высоко оцененную критиками документальную драму «Кукла» об умственно отсталой девушке и перешел из затхлых коридоров ВВС в волшебный мир большого кино.
Я присаживаюсь, и начинаются обычные игры и хороводы. Тебя внимательно осматривают: как ты одет, как держишься, как выглядит твое лицо в разных ракурсах. Я все это знаю и спокойно выдерживаю оценивающие взгляды, гляжу на них, иронично скривив угол рта, но мои глаза не выдают никаких чувств.
Режиссер видит торчащую из моего кармана книгу.
«Что читаешь?»
Он говорит с интонацией человека – выходца из среднего класса, чирикает как птичка, но в его произношении я улавливаю скрытые, очень незаметные нотки провинциального акцента, который, кстати говоря, похож на мой собственный, но не совсем из моих мест, а что-то очень близкое. Теперь я знаю про него больше, чем он про меня. Игра продолжается.
«Гессе, Герман Гессе», – отвечаю и передаю ему потрепанную книгу в мягкой обложке, словно это мой паспорт.
Он смотрит на обложку.
«Он много путешествовал, – говорит режиссер, переворачивая книгу и глядя на обратную сторону обложки. – В Гималаях несколько лет болтался. Ты читал его роман „Сиддхартха“?»
«Нет, а о чем он?»
Я произношу этот вопрос с легким северным акцентом уроженца Ньюкасла. Он узнает этот акцент, и мы уже знаем друг друга. Мы – словно два шпиона на задании во вражеской стране, снабженные поддельными документами и паспортами, которые сначала относятся друг к другу с недоверием, а потом начинают общаться на зашифрованном языке ссылки, объединяющей нас обоих. Вот сейчас мы начинаем общаться на равных.
«А, о двух путешественниках, оба по духовной линии, ищут смысл жизни. Мистическая вещь, – отвечает режиссер слегка иронично, я улыбаюсь, и он спрашивает: – Ведь ты из Ньюкасла?»
«Из Уолсенда», – поправляю я. Знаю, что, в отличие от коренных лондонцев, он точно поймет разницу. Уолсенд – жесткое место, местным людям палец в рот не клади, и там нет районов, в которых живут богачи. Я далеко улетел от родных мест и судьбы, уготованной мне моим социальным классом, происхождением и воспитанием. И в этом смысле мы с ним очень похожи.
Режиссер рассказывает мне, как путешествовал в Индии и Непале. Мы говорим о книгах и музыке. Мы вообще не обсуждаем картину, которую он будет снимать, и в конце разговора пожимаем друг другу руки, даже не упомянув о кастинге на роль и о том, что каждый из нас должен принять решение о профессиональной карьере. Мы соблюли все правила встречи шпионов.
Я знаю, что в рамках кастинга они отсмотрят полгорода, но при этом уверен, что роль достанется именно мне. На следующий день звонит Пипа с сообщением о том, что я получил роль, и я делаю вид, что меня совершенно не удивила эта новость. Я начинаю загоняться, как Фрэнсис будет реагировать на то, что я захожу на ее территорию. Очень осторожно сообщаю ей, что получил роль. Жена неизменно поддерживала мои устремления в музыке, но я пока не понимаю, как она отнесется к тому, что я начинаю играть в серьезном кино. Пипа – ее подруга и агент. Сниматься в рекламе – это одна история, но в большом кино – совсем другая. Однако, когда я рассказываю ей обо всем, Фрэнсис рада за меня, и в душе я доволен тем, как красиво все вышло.
Единственное, что меня тогда волнует, так это то, чтобы график съемок не помешал гастролям в США. На тот момент Иэн уже запланировал ряд выступлений на Восточном побережье. Он нашел промоутеров и владельцев заведений, которым было бы интересно рискнуть и принять английскую группу, гастролирующую без поддержки лейбла. «Входняк» в клубы будет
