Привал на Эльбе - Петр Елисеев

— Ложь — категория старая, — философствовал он — Но у лжи короткие ноги. Правда всегда обгоняет ее и преграждает ей путь. Я хочу преградить путь этой лжи, которую боготворит доктор Гебауэр, как древние египтяне быка Аписа. Эту статью, — поднял Торрен газету вверх, — я не писал…

Гебауэр резко оборвал его, обозвал провокатором и крикнул полицейскому, охранявшему дверь, чтобы он вывел Торрена.

Поднялся с заднего ряда тот старый социал-демократ, который утром выгнал профессора из своего дома. Он убедился в искренности Торрена, заступился за него.

— Вас тоже выставлю за дверь за нарушение порядка! — крикнул ему Гебауэр.

— Пусть говорит, — мягко заметил Дел ер.

Когда старик кончил, поднялся машинист Зельберг. Указывая пальцем на Гебауэра, он басил:

— По правде тужите, доктор Гебауэр, а ложью живете. На порядок молитесь, а ногой топчете его. По уставу полагается избрать президиум. А вы самозванно вскочили на председательское место и пригласили в президиум фашиста Хаппа. Я предлагаю избрать президиум.

У всех развязались языки. Профессор Торрен впервые заметил, что не так уж слепо чтят старейшины Гебауэра, как он чтил его до сих пор. Старые социал-демократы стали называть имена одного, другого. Хранитель печати, надрываясь, называл имя Гебауэра — надо же выслужиться. Избрали Делера, Торрена и зачинателя порядка Зельберга. Машинист занял председательское место и сказал, предоставляя слово Торрену:

— Уточняйте, профессор, диалектику лжи и правды.

Торрен ожил. Теперь он докажет, какие звери водятся в лесу.

— В древние времена ложь была категорией примитивной, а теперь она стала сложной. Ее навязывают с оружием в руках, — указал Торрен пальцем на Хаппа.

— Инсинуация, провокация, сумасшествие! — кричал Хапп. — Отправить в психиатрическую больницу!

— Господин генерал, — укрощал Зельберг Хаппа, — я вам слова не предоставлял. Продолжайте, профессор.

— Раньше ложь создавалась бесплатно. Теперь в Бонне за нее платят доллары. Так как это, — поднял Торрен газету, — не мой товар, то за него получил редактор.

Редактор, сидевший рядом с Гебауэром, задергал носом, словно комар залез ему в ноздрю.

— Раньше ложь имела одного сочинителя, — вошел в роль критика Торрен, — теперь она создается компанией. Кто автор статьи, не знаю, но организаторы известны: доктор Гебауэр и генерал Хапп.

Гебауэр поморщился, как от хорошего щелчка. Такого удара он не испытывал за всю свою жизнь. И от кого? От послушного сподвижника — идеалиста Торрена. «Испортили его советские пропагандисты», — подумал Гебауэр и решил стереть его в порошок. Прикинувшись святейшим человеком, он мелодично заговорил:

— Есть два предположения: или профессор Торрен потерял рассудок, или-он стал хорошо обученным советским агентом…

— Доктор, соблаговолите ответить: вы принуждали Торрена писать эту статью? — перебил председатель.

Гебауэру не хотелось отвечать на дерзкий вопрос. Он, лидер, оценивал свой авторитет на вес золота, считал, что каждое его слово — заповедь, а тут какой-то машинист не верит ему и учиняет допрос. Гебауэр как будто не слышал вопроса и продолжал говорить:

— Не к лицу нам, запевалам мирового движения, слушать красную пропаганду. Нам надо другого зайца жарить, чтобы рабочие не свернули влево.

— Я тоже против полевения наших рабочих, — посочувствовал ему профессор Торрен. — Но у меня желчь разлилась, когда я здесь, в Бонне, узнал, что заокеанские гончие в нашей стране ловят зайцев, а лидер нашей партии все это благословляет.

Гебауэр не вынес этой реплики. Он во весь голос крикнул:

— Лишить его слова!

— Каждый из нас имеет право на реплику, — возразил Делер.

Прения окончились. Председатель спросил, какое будет решение. В зале молчали. Обычно резолюции выносил лидер и его близкие. Не смутились они и на этот раз. Гебауэр сам внес предложение: «По всей стране провести митинги протеста против коммунистической опасности в советской зоне. Статью профессора Торрена считать правильной, но автора за предательский маневр и провокационное выступление из социал-демократической партии исключить».

Председатель возразил, что в этом предложении не вяжутся концы с концами: «Статью считать правильной… но автора исключить». Нужна иная резолюция.

Профессор Торрен окончательно убедился в невозможности примирения с Гебауэром и решил быть не наковальней, а молотом. Он внес свою резолюцию: «Статью считать подложной. Поместить в газете опровержение. Информацию доктора Гебауэра признать неправильной. Председателю собрания Зельбергу за разумное ведение дискуссии вынести благодарность».

— Последнюю часть этой резолюции о председателе следует отклонить, — высказался Зельберг, — а остальное я предлагаю принять.

— Эта резолюция хороша будет, чтобы кошек рассмешить! — зло выкрикнул Гебауэр и, схватив свой портфель, покинул собрание.

9

Кабинет верховного комиссара был похож на фойе театра. Вдоль стен расставлены тяжелые черные стулья с высокими резными спинками и одинаковыми рисунками — сражающимися чертиками. Длинный стол напоминал прилавок. На нем громоздились телефонные аппараты, радиоприемники. В одном углу кабинета стоял овальный стол. На нем расставлены вазы с фруктами, сладостями, в середине возвышался настольный холодильник.

Верховный комиссар, заложив левую руку за спину, читал рапорт начальника тюрьмы: «В знак про-теста профессор Торрен объявил голодовку…»

— Пусть благополучно умирает. — Он зажег спичку и поднес ее к рапорту.

Вошел Хапп. Гестаповский генерал был в черном костюме с белым галстуком. Он щелкнул каблуками штиблет на толстой подошве и отчеканил:

— По вашему приказанию явился.

— Я вызвал вас, господин военный советник, чтобы сказать о новой концепции в нашей политике. Первым шагом будет военная организация с условным названием «Атлантический союз обороны». История диктует нам установление единого управления союзными и подчиненными государствами. Со временем мы создадим для этого мировое правительство — разумеется, под нашей эгидой. Если Германии с ее ограниченными ресурсами не удалось осуществить свою миссию, то за нее берется сильнейшая империя доллара…

— Точно! — подхватил Хапп. — Доллар уже отлично управляет нами.

— Да, но доллар хорошо управляет после прихода солдат, — упершись обоими кулаками в стол, уточнил верховный комиссар и спросил: — Как комплектуются ваши части?

— Разрешите доложить. В работные батальоны будет набрано двести пятьдесят тысяч. Столько же.:— в полицейский корпус.

— Для начала надо переводить лучшие батальоны и полицейские отряды в боевые части и соединения.

— Разрешите высказаться, господин верховный комиссар? — Хапп стоял как столб перед своим повелителем. — Неприятная реакция замечается в народе. Даже Гебауэр сегодня выступил против воссоздания вермахта.

Верховный комиссар приказал вызвать Гебауэра и продолжал излагать свою новую концепцию. Он сказал, что немецкие генералы будут взрывать новые пограничные столбы, урезавшие Германию, и затем шагнут за ее пределы.

— Разрешите осведомиться, как с вооружением?

— Одна моя страна способна вооружить армию в десять, двадцать миллионов. Готовьте только гренадеров.

— Ясно! — отчеканил Хапп.

Тихо открылась дверь. Вошедший подошел к столу и робким голосом промолвил:

— Мое почтение, господин верховный комиссар.

— Гебауэр, что вы шумите? — спросил заокеанский правитель. — Как называется ваша сегодняшняя речь?

Патриотическая, господин верховный комиссар, — тихо ответил Гебауэр. — Это моя новая тактика. Я хочу выбить патриотический и мирный козырь у коммунистов.

— Неумно выбиваете козырь, уважаемый, — уже дружелюбно сказал верховный комиссар, пододвинув коробку с толстыми сигарами ближе к собеседнику. — Надо разоблачать коммунистов, защищающих несправедливый мир на восточных границах Германии. Ваш патриотизм — вернуть немецкие земли немцам. А это можно только силой.

Гебауэр положил было портфель на стол, чтобы закурить, но затем сунул его под мышку и, прихватив локтем, взял двумя пальцами сигару.

— Господин верховный комиссар, народ не симпатизирует призывам к реваншу и верит коммунистической пропаганде мира. Даже наши социал-демократы стоят за прочный мир. Я просил бы вас в практически короткий срок издать приказ о запрещении коммунистической партии.

— Чрезмерная поспешность так же вредна, как и чрезмерная медлительность, — возразил верховный комиссар. — Надо сначала подготовить почву, найти повод для обвинения коммунистов, а уж потом…

— Разрешите мне подготовить эту операцию! — оживился Хапп. — У меня есть такой план: директор одного химического завода напишет комитету коммунистической партии письмо о том, что, дескать, их заказ на сто или двести килограммов пикриновой кислоты выполнен, что взрывчатое вещество можно получить. Письмо это случайно попадет в руки работников бюро расследования…