Обрученные судьбой - Марина Струк

— Какая краса? Какие шрамы? — прошипела ей в лицо Ксения, хватая здоровой рукой Марфуту за лямку душегреи. Ей уже было все едино, что услышат ее прислужницы, затихшие в спаленке, жадно ловящие каждое слово из речей, что вели меж собой эти скрытницы. Она знала, что Марфута утаивает от нее что-то, отводя глаза в сторону от ее пытливых очей, и это что-то заставляло ее сердце рваться из груди сейчас, разросшись внутри до таких размеров, что сперло дыхание.

Он умер, вдруг мелькнуло в голове Ксении, и она тут же ослабла, отпустила одежды Марфы, падая обратно в подушки. Он мертв. Ей показалось, что спаленка ее вдруг стала сжиматься, давя своими стенами и расписным потолком на ее тело, мешая дышать. Куда-то далеко уплыл тревожный шепот прислужниц, успокаивающий голос Марфуты, звук шагов в ее светлицах. Даже сердце, казалось, замедлило свой стук в груди, замирая от горя, что так внезапно обрушилось на Ксению.

Она убьет Северского. Эта мысль вдруг мелькнула в голове, и Ксения даже не удивилась ей, не испугалась ее греховности. Она найдет способ сделать это рано или поздно. Она еще не знала как, но она это обязательно сотворит. Пусть ее после согласно русским законам закопают по шею в землю и оставят так умирать, но прежде она унесет с собой жизнь того, кто умертвил Владека, кто приказал бросить его тело в болото без церковного отпевания, придавив грудь камнем. Быть может, их неупокоенные души когда-нибудь встретятся, чтобы бродить среди людей руку об руку. Навсегда вместе в этот раз.

— Ксеня, Ксеня, — звала ее издалека Марфута, а потом, видя, что боярыня будто в сон наяву погрузилась, сделала единственное, что могло вернуть ту хоть ненадолго на грешную землю — достала из-за душегреи, что длинное и тяжелое, завернутое в холщевую тряпицу, вложила этот сверток в руку Ксении. Та сначала не поняла, что постельница протягивает ей, а когда прощупала железо сквозь тонкую холстину, сжала изо всех сил пальцами, пряча куда-то в перины дар Марфуты, глядя на ту с удивлением и надеждой.

— Это…? — спросила она глухо Марфуту, и та быстро кивнула в ответ.

— Бряча прошлой ночью выковал мне два ключа, что я принесла ему, а что до ляха…

Но договорить она не успела — в спаленку, стуча кованными каблуками сапог, ступил боярин, окидывая таким взглядом прислужниц своей жены, что те поспешили просочиться мимо него прочь из спаленки в другие светелки, подальше от его страшного взора. Только Марфа резко выпрямилась, показывая своим видом, что не боится Северского, что останется, коли попросит ее Ксения. Но та покачала головой, отпуская ее из спальни. Ксения знала, как не любит Матвей ее служанку, как ищет предлоги, чтобы наказать ту за какую-нибудь провинность, мнимую или реальную. Но та была слишком хитра, и ему никак не удавалось это.

— Еще раз так зыркнешь, Марфа, высеку! — бросил Матвей, когда та проходила мимо него в соседнюю светелку. А потом резко замолчал, видя выражение лица Ксении, едва она услышала его слова. Он поспешил пройти к постели, в которой лежала жена, внимательно оглядывая бледное, схожее цветом с перинами лицо той, ее перевязанную руку, лежащую поверх покрывала.

— Как твое здравие, Ксения Никитична? — спросил Матвей, глядя на жену сверху вниз.

— Твоими стараниями, Матвей Юрьевич, — ответила ему Ксения и с наслаждением заметила, как тот прикусил губу, а потом медленно погладил короткую бороду, словно раздумывая достойный ответ, даже не замахнувшись на нее, чтобы наказать за дерзость. Это удивило ее, как и многое, что касалось ее мужа в последнее время. Он выглядел ныне… о, Боже, неужели, раскаивающимся? И пропустил ее резкость, ее яд мимо ушей, а после, когда она коротко бросила ему: «Спать хочу. Уйди, прошу Христа ради!», так же молча ушел из светлицы прочь.

Ксения не стала раздумывать о подобных странностях. Она спешила узнать, что произошло тогда на заднем дворе, и где ныне Владислав. Оттого и прогнала всех прислужниц, оставив при себе только Марфуту.

— Он жив? — был первый вопрос, обращенный к ней, и Марфа снова отвела глаза в сторону.

— Клясться не буду, Ксеня, не ведаю я. В яму его бросили еще прошлой ночью после того, как на боярина набросился, едва не придушил того.

Яма! Это слово обожгло Ксению еще сильнее, чем железо во время суда. Она отшатнулась от Марфуты, растерянная, ошеломленная. Так вот от чего второй ключ, что она держит в руке. От решетки, что лежит поверх глубокого колодца, куда и свет дневной проникает едва-едва. В эту яму бросали неугодных, тех, кого обрекали на медленную смерть без еды и воды, а также от боли и Антонова огня, ведь при падении с такой высоты, как падали несчастные, они неизменно калечились, ломали руки и ноги, а иногда и хребет, погибая сразу же.

— Северский ходил ныне днем к яме, — проговорила Марфа. — Долго стоял на решетке. Разве был бы он там так долго, коли мертв лях? — она вдруг схватила боярыню за руки, сжала их с силой. — Верь, Ксеня, верь, что жив он, иначе все мы погибли! Уходить нам всем надо со двора Северского, уходить! Нельзя оставаться! Нынче же ночью, пока не отдал Богу душу пан ляшский, откроем мы хладную, Ксеня, выпустим ляхов. Те из ямы пана своего вытащат, да по воде, как сказывала ты ранее, уйдем в Ляхию ихнюю. Дозволишь с тобой идти, Ксеня?

— Ты готова оставить мужа и уйти со мной? Как же так, Марфа? — изумилась Ксения. Постельница только глаза потупила, скрывая слезы, что навернулись на глаза в этот миг. Как же ей остаться в вотчине, коли на нее подозрение в пособничестве ляхам падет тут же? Да и как остаться, ежели в избе ее пусто и тягостно, ежели уже не любовники в ней спят, а чужие друг другу люди? Молчит Владомир, даже не касается ее, а ведь она так ждет, что он как ранее прижмет ее к себе крепко-крепко, поцелует страстно, уронит на постель, стягивая сарафан с плеч. Ему даже все едино — коснулись ли ее ляхи за время полона, даже не спросит, каково ей пережить было несвободу свою.

— Готова я, Ксеня. Куда ты без меня? — улыбнулась сквозь слезы Марфа своей боярыне, и женщины обнялись, деля меж собой все страхи, все сомнения по поводу того, что им предстояло вскоре пережить.

Позднее Марфута ушла, строго наказав Ксении отдохнуть и набраться сил перед ночным побегом.

— Ляхи слабы, как бабы, ныне. Выбьются из сил еще за тыном усадебным. От нас им посильная подмога нужна будет, и мы должны будем сделать все, что в силах наших. Иначе и их сгубим, и себя, Ксеня, — говорила она перед уходом, а в голове уже четко выстраивались действия, что нужно было сделать для того, чтобы все прошло удачно нынче ночью. Надо было найти хмеля или дурмана, чтобы опоить и девок Ксении, и стражников на заднем дворе и у ворот, что были сразу же за погребами и вели к Щури, к небольшой отмели, где стояли рыбацкие челны и лодьи.