Холодная комната - Григорий Александрович Шепелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На! Бери и проваливай!
– Посижу, – объявила гостья, и, взяв пакет, уселась на стул. Тут ей на глаза попалась гитара, лежавшая на столе, и Юлькины ноги, из-под него торчавшие, хотя Юлька поджала их. На физиономии Ленки изобразилась пафосная ирония.
– Это кто?
– Где?
– Да вон, под столом валяется!
– Танька.
– Что ты …? Какая, блин, Танька? Это не её ноги! Да и колготки она со школы не носит! Что это за гитара?
– Где?
– На столе!
– Серёжка её принёс.
– Да что ты всё врёшь? – засмеялась Ленка, – что ты всё врёшь? Серёжка – не идиот, воровать гитары! Кто под столом?
Соня не спеша уселась на стол.
– Маринка.
– Какая ещё Маринка? Кто она?
– Гитаристка. Поссать сошла с электрички. Я её тут решила оставить, чтоб этот выродок не просился больше сюда.
– Он будет проситься, кого бы ты тут ни поселила, хоть анаконду, – хмыкнула Ленка. Вытащив из пакета одну конфетку, распаковала её. Начала сосать. Опять поглядела на ноги Юльки.
– Что у неё с ногой?
– С ногой? Что с ногой?
– А ты погляди! На правой ноге – повязка.
Соня нагнулась и поглядела.
– Понятия не имею. Проснётся – скажет.
– Короче, я сказала ему, чтоб он её в жопу себе засунул, – с громким, как щелчок кнопки телевизора «Темп», хрустом карамельки во рту мгновенно переключилась на что-то злившее её Ленка, – нет, ты только представь, какова мразина! Неделю драл меня во все дыры на этой долбаной даче, притом ещё с такой рожей, как будто это вилла на юге Франции, а потом вместо денег суёт мне шубу своей вонючей жены! И точно, …, думал, что я, как дурочка, обоссусь от счастья!
– А почему ты сразу не отказалась? – спросила Сонька.
– Да неудобно было! Я у него кофемолку сшиздила. Маленькая такая, …, кофемолка, но, сука, мощная, как бульдозер! Когда он мне эту шубу совал, кофемолка была у меня под курткой, и шнур свисал. Как он не заметил? Ну, ладно, думаю – если он за два дня не хватится кофемолки, верну ему эту шубу, попрошу денег. Так вот он шубу забрал, а денег пока не дал! Сказал – послезавтра.
– Ну, и коза, – усмехнулась Соня, – а кофемолка где?
– У меня. Но она сломалась.
– Сломалась?
– Да. Я решила гречку в ней помолоть – ну, гречневые блины хотела испечь! Она и накрылась. Но я не стала её выбрасывать, потому что она красивая очень. Круто блестит. Ой, кстати, а что у тебя с ногтями? Ведь ты их красила польским лаком! Он облезает, что ли?
– Как видишь, – сказала Сонька, с печалью глядя на свои руки, – неделю даже не продержался.
Ленка поспешно встала со стула, и, подойдя к подруге, склонилась к её рукам.
– Да, конкретно! Смотри – вот здесь, на мизинце, совсем уже не осталось. И здесь, и здесь! Лак поганый. Но у меня есть хороший, шведский.
– С собой?
– Конечно, с собой! Я его сегодня купила.
И Ленка вынула из кармана баночку с лаком. Сонька её взяла и так же придирчиво, как смотрела Ленка на её ногти, со всех сторон изучила.
– Сколько он стоит?
– Триста шестьдесят два рубля тридцать три копейки.
– А если без писка ежа?
– Триста пятьдесят. Это дорогой, качественный, профессиональный лак. Используется в салонах премиум-класса.
– Чек покажи.
– А попу не показать?
– Всё понятно, сшиздила! Кстати, сколько ты мне должна ещё с лета?
– Как – сколько? Триста.
Сказав так, Ленка стала глядеть теперь уж на свои ногти.
– В принципе, на руках у меня нормальные. На ногах надо обновить. Давай так: на ногах мне ногти покрасим – на это много ведь не уйдёт, и всё, что останется, ты возьмёшь в счёт долга.
Сонька подумала.
– Ладно, договорились. Но только я буду красить. Ты изведёшь полбанки на свои ногти!
– Ну, хорошо, – согласилась Ленка, и, сняв пальто, повесила его у окна. Оставаясь в шапке, она скинула ботинки, сняла носки. Тем временем, Сонька села на стул, поставив его поближе к столу, и вынула из последнего маникюрные принадлежности, в том числе растворитель. Когда она извлекла из пузырька пробку, по туалету расползся запах, слишком кошмарный даже для туалета. Не замечая этого, Ленка села на правую часть стола к подруге лицом, поставила ноги на незадвинутый ящик. Сонька, взяв пилочку, стала укорачивать ногти на её левой ноге, чтоб было потрачено меньше лака, затем счищать растворителем старый лак.
– А я вчера видела контрабас, – вдруг вспомнила Ленка, от скуки тронув струны гитары, – ужас какой смешной!
– Где это ты видела контрабас?
– В музыкальной школе. Тот чувачок, который меня на днях подвозил из Бронниц, оказывается, директором там работает!
– Он тебя там прямо и трахал?
– Да у него не шевелится! – тонко просюсюкала Ленка и рассмеялась, – прикинь – завёл меня в кабинет, попросил раздеться. Ну, я разделась. Он сел на стул, посадил меня к себе на колени, и – давай сиськи мне щекотать! Щекочет, щекочет, да что-то шепчет всё, шепчет! Люблю тебя, говорит, да не быть нам вместе, так уж сложилось! А я вздыхаю, хлюпаю носом – вот как сейчас, и думаю об одном: ох, только б не обоссаться! Ведь и смешно, и холодно, и щекотно, и молока напилась с утра!
– И сколько он тебе дал? – поинтересовалась Сонька, занявшись правой ногой.
– Да пятьсот рублей и золотой крестик. Носи, говорит, его, и помни меня! Ох, было б что помнить! Иду обратно, сталкиваюсь с Андрюшкой и Пашкой…
– Из двадцать первого?
– Да! Они заграбастывают меня, ведут к Теймуразу. Ведь я ему сто баксов должна! Пришлось отдать крестик.
– А пятихатку?
– До пятихатки не дошмонались. Но, тем не менее, я расстроилась. Крестик жалко. А ещё больше жалко цепочку! Она по весу больше была, чем крестик.
– А сколько ты бандитам должна?
Ленка лишь махнула рукою и помрачнела. Стерев с её ногтей лак и снова вооружившись пилочкой, Сонька стала ещё подравнивать их. Тут дверь затряслась опять от ударов.
– Читать умеешь? – рявкнула Сонька.
– Заткнись! – рявкнули за дверью. Сонька зачем-то сразу открыла, после чего вернулась на стул и опять склонилась к ногам подруги. Вошла ещё одна девушка – невысокая, щупленькая, со светлыми волосами, вздёрнутым носиком и глазами, как у бесёнка. На ней были брюки клёш, коротенький пуховик и ботинки «Гриндерс». Ленка и Сонька не удостоили светленькую ни словом, ни взглядом. Она с таким же демонстративным презрением к ним уселась на стол, внимательно поглядев на Юлькины ноги, и, достав из кармана пакетик чипсов, стала их жрать.
– Как я ненавижу такие чипсы, – вздохнула Сонька спустя короткий отрезок времени, приступив к обработке Ленкиных ногтей лаком.
– Я тоже их ненавижу, – включилась Ленка, – надо быть абсолютно конченой и упоротой яйцеклеткой, тупым
