Я, опять я и еще раз я - Нора Робертс

— Ничего, мне не впервой. — Взгляд Надин стал острым, как бритва, она яростно строчила в блокноте. — Когда меня поджаривают, я не сгораю, я загораю. Когда я взорву эту бомбу, у меня будет бронзовый загар.

Это заняло еще час, еще один кофейник отравы и оба блокнота, принесенные Надин.

Выйдя из клуба, Ева не решилась довериться своим рефлексам и опять включила в машине автопилот. Но она не уснула, не закрыла глаз. Добравшись до дому, она вышла из машины и двинулась к дому как сомнамбула.

Соммерсет поджидал ее.

— О боже, — простонала она. — Даже вампиры должны когда-то спать!

— Не было никакого заказа, санкционированного или нет, на убийство Айконов, отца или сына.

— Браво!

— Но это вам уже известно. А вот знаете ли вы, что якобы существует бизнес на гонорарной основе по поставке молодых женщин, подучивших образование в колледже Брукхоллоу, штат Нью-Гемпшир, клиентам с целью женитьбы, найма на работу или удовлетворения сексуальных запросов?

Ева попыталась напрячь свой усталый мозг.

— А вы-то откуда знаете?

— У меня до сих пор есть источники, недоступные вам и ставшие менее доступными для Рорка в силу его связи с вами.

— И ваши источники приводят доказательства существования этого предполагаемого бизнеса?

— Нет, но я считаю их вполне надежными. Айкон был связан с Брукхоллоу. Сегодня один из вертолетов «Рорк Индастриз» зарегистрировал в своем бортовом журнале полет в Брукхоллоу, где леди-директор была убита вроде бы тем же способом, что и оба Айкона.

— Да вы просто кладезь информации!

— Я знаю, как делать свою работу, и, полагаю, вы знаете, как делать вашу. Нельзя превращать людей в товар. А если их превращают в товар под маской образования, это вдвойне омерзительно. Преследуя женщину, которая, скорее всего, нанесла ответный удар, вы поступаете опрометчиво.

— Спасибо за подсказку.

— А ведь кому знать, как не вам. — Ева направилась к лестнице, но его слова заставили ее остановиться. — Вы знаете, каково быть ребенком, запертым в клетке и вынужденным делать, что велят. Вы знаете, каково это — быть доведенной до крайности. До необходимости нанести ответный удар.

Рука Евы сжалась на столбике перил. Она оглянулась на дворецкого.

— Думаете, вы все знаете? Ну так вот, к вашему сведению: превращение людей в товар — дело, конечно, гнусное и омерзительное, но в данном случае это даже не вершина айсберга. Да, я знаю, как делать мою работу. И еще я знаю, что убийство не может остановить зло. Зло трансформируется и возвращается в новом обличье.

— Так что же может его остановить? Полицейский жетон?

— Полицейский жетон может замедлить его наступление. А остановить ничто не может. Нет такого средства на всем белом свете.

Ева повернулась и начала подниматься по лестнице. Она сама себе казалась бестелесной, как привидение.

В спальне горел приглушенный свет. Она знала, что так и будет, но эта простая забота растрогала ее до слез. Слезы выскользнули из усталых глаз и покатились по щекам.

Она стащила с себя кобуру, отцепила жетон, положила и то и другое на тумбочку. Рорк однажды назвал их ее символами. Он был прав, но для нее они были больше чем символами. Они помогли ей спастись. Они помогли ей почувствовать себя живой. Они придали смысл ее жизни.

«Они могут замедлить наступление зла, — мысленно повторила она. — Вот и все, что можно сделать. И этого всегда мало».

Ева разделась, поднялась на возвышение и скользнула в постель рядом с ним. Она обняла его, и ее слезы упали ему на плечо. С ним она могла позволить себе поплакать.

— Ты так устала, — прошептал он. — Девочка моя, как же ты устала!

— Я боюсь заснуть. Кошмар где-то рядом.

— Я с тобой. Я здесь.

— Мне этого мало. — Ева подняла голову и прижалась губами к его губам. — Ты мне нужен еще ближе. Я должна почувствовать, кто я такая.

— Ева.

Он тихо шептал ее имя, повторял его снова и снова, пока его руки осторожно прикасались к ней в темноте.

Бережно, очень бережно, думал он, ведь она была такой хрупкой и нуждалась в напоминании о том, что он ее любит всю целиком, такую, как есть.

Надо ее согреть. Согреть изнутри, ведь он знал, как ей бывает холодно. В ее глазах все еще блестели слезы, щеки все еще были мокры от слез.

Он знал, что она будет страдать, и все же ее боль, скрытая под броней мужества, разрывала ему сердце.

— Я люблю тебя, — сказал он ей. — Я люблю в тебе все.

Ева блаженно вздохнула под ним. Да, именно это ей и было нужно: ощутить его тяжесть, его запах, его плоть. Он знал ее, как никто на свете. Ее ум, тело, сердце.

Никто не знал ее так, как он. Никто не любил ее так, как он. За всю ее жизнь до встречи с ним никто не умел так, как он, добраться до самой ее сердцевины, до измученного, запуганного ребенка, который все еще жил в ее душе.

Когда он скользнул в нее, все мучившие ее тени рассеялись. Она увидела свет в темноте.

Когда рассвет забрезжил сквозь ночь, она смогла закрыть глаза. Ее душа успокоилась. Его руки обвились вокруг нее, и она уснула.

Свет все еще был тусклым, когда Ева проснулась. Это сбило ее с толку: ведь она чувствовала себя отдохнувшей. Она все еще ощущала что-то вроде легкого похмелья от переутомления, но все-таки ей было гораздо лучше, чем должно было быть после столь короткого сна.

Очевидно, она недооценила целительную силу секса.

Ева ощутила прилив сентиментальности и благодарности. Но когда она протянула руку, чтобы прикоснуться к Рорку, оказалось, что его нет в постели.

Она обиделась. Потом ей пришло в голову проверить время.

Девять часов тридцать шесть минут, — сообщил механический голос.

Ева подскочила в постели, словно подброшенная пружиной. Он затемнил окна!

— Отключить спальный режим на всех окнах. Черт! — Ей пришлось закрыть глаза руками, когда внезапный поток света ударил ее по глазам.

Чертыхаясь и щурясь, она поплелась в ванную. Через пять минут она протерла глаза от попавшей в них воды и опять закричала, увидев Рорка. Он стоял в белой спортивной рубашке и синих джинсах и держал в руке большую кружку.

— Держу пари, тебе это понравится.

Ева жадно уставилась на кофе.

— Ты не должен включать спальный режим, не предупредив меня.

— Но мы же спали.

— Мы никогда раньше не включали спальный режим.

— А мне показалось, что это прекрасный случай изменить наши привычки.

Она откинула назад мокрые волосы, прошла в сушильную кабину и мрачно уставилась на него, пока струи теплого воздуха обвевали ее тело.

— У меня есть дела, меня люди ждут.

— Я ни на что не намекаю, но, может быть, тебе стоит сначала одеться?

— А может, тебе тоже стоит одеться?