Четвертый кодекс - Павел Владимирович Виноградов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну вот, — закончил священник. — Если исповедаться надумаете, зайдите в правый придел в начале литургии, я там буду.
Илона посмотрела на него с недоумением.
— А разве то, что я сейчас вам рассказала, это не исповедь?
— Нет, — покачал головой священник. — На исповеди вы признаетесь Богу в том, в чем перед Ним провинились. А сейчас вы просто просили меня — такого же человека, как вы, о помощи. Но мне будет трудно ее вам оказать, если вы не покаетесь в грехах. Ну, просто... вот так это работает, и все тут. И еще — если пойдете на службу, наденьте, пожалуйста, это.
Он сунул что-то ей руку и ушел.
Илона посмотрела на ладонь. Там был маленький серебряный крестик на простом шнурке.
*Отец (Эвенк.)
Евгений Кромлех. Великий Ацтлан, Теночтитлан. 11 августа 1980 года (12.18.7.2.18, и 12 Эцнаб, и 1 Йакшин)
Кромлех не знал, сколько времени он провел в этом месте — абсолютно темной пустой клетушке с обитыми мягким материалом полом и потолком. Много часов... Вряд ли дней — голоден не был, хотя его в последний раз кормили еще в самолете над Атлантикой.
В Чикомоцтоке он со своими пленителями спустился с пирамиды, и его, по всей видимости, вырубили уколом наркотика в шею. Очнулся он уже в небольшом самолете — сидел, прикованный к креслу, в его задней части. Спереди сидело несколько ацтланцев.
Очевидно, самолет летел в Мешику — Ленмэна же сказала, что он пленник самого императора. Вообще-то, работа могиканки из Ирокезии на уэй-тлатоани была чем-то новым и странным. Но чего только в этом мире не бывает... У Кромлеха сейчас имелись другие, более насущные, предметы для размышления.
Происходящее представлялась каким-то абсурдом, словно он попал в мир одного из романов Хармса. За каким таким лешим Ацтлан организовал всю эту операцию, грандиозность которой открылась лишь сейчас?.. Это ведь была не просто вышедшая из-под контроля провокация против неугодного иностранного писателя. Страшно представить степень давления, которому Теночтитлан подверг Беладвалид, чтобы очень осторожное после поражения правительство Восточного Ацтлана позволило бы союзнику так безобразничать на своей территории.
У Кромлеха ныло все тело — староват он уже был для войны, да и отяжелел за годы спокойной и размеренной писательской жизни. Но боль физическая была ничем по сравнению с разрывавшей его душу мукой, стоило ему вспомнить Нику.
Он пытался не думать о ней, но тогда его мысли переключались на Илону, и он понимал, что беспокойство за эту ни с того, ни с сего ворвавшуюся в его жизнь девчонку, мучает его не меньше, чем боль от потери жены.
За время полета с ним никто не разговаривал, только пару раз угрюмые квадратные стражи в одинаковых черных костюмах выводили его в туалет, один раз покормили — он даже не разобрал, чем, но съел все. И несколько раз давали воду. В последний стакан, очевидно, опять чего-то подсыпали — он не помнил ни посадки, ни того, как очутился в этой камере.
В темноту ворвался сноп света — кто-то открыл дверь. Ослепленный Кромлех не мог видеть, кто. Его подняли и повели по длинным безликим коридорам. Разумеется, и тут его конвоирами были молчаливые ацтланцы. Он по-прежнему был голым, покрытым осыпающейся синей краской и грязью. Его привели в роскошную ванную комнату, сняли наручники и толкнули в душ.
— Мыться, бриться, — буркнул один из конвоиров.
Пока он приводил себя в порядок, те стояли и наблюдали.
Ему дали новую одежду — стянутые на щиколотках штаны и рубашку, белые и просторные. Еще почему-то заставили повязать красный шейный платок, но оставили босым. Наручники обратно не надели.
Потом привели в другую комнату, посадили за столик и принесли еды. Только сейчас Евгений почувствовал, что очень голоден. Еда была вкусной. Густой кукурузный суп с индейкой, тако со свининой и приправленная чили и лимоном рыба тут же исчезли в его желудке. Все это он запил пульке.
Едва он закончил трапезу, охранник нетерпеливо потряс его за плечо. Теперь они шли коридорами столь же длинными и запутанными, но гораздо богаче убранными. Под ногами стелились мягкие пестрые ковры, на стенах висели картины и старинное оружие атлантов. В воздухе вился аромат благовонных курений.
Конвоиры — они, кстати, тоже были босы — завели его в просторную полукруглую комнату с высоким сводчатым потолком, мягко освещенную скрытыми светильниками, и поставили в ее середине. Сами молча стояли позади. Похоже было, что они готовы так простоять вечно.
Весь последний час Кромлех пытался расслабиться и привести себя в состояние готовности ко всему. Похоже, это, наконец, получилось.
У противоположной стены колыхнулась тяжелая портьера, и в зале появились два человека. Первый был довольно высокий ацтланец, в неброской, но явно дорогой одежде. Его широкое лицо было невозмутимо. Второго Кромлех разглядел плохо — словно что-то все время мешало охватить его облик одним взглядом. Евгений лишь понял, что тот был пониже первого. Человек был закутан в длинный плащ, стилизованный под традиционный тильматли. Его лицо скрывала маска в виде черепа.
Он остановился у стены, а второй энергичным шагом приблизился к Кромлеху и его стражам.
— Можете нас оставить, — повелительно сказал он им на науа.
Низко поклонившись, охранники удалились.
— Приветствую вас в моем дворце, Кромлех-цин, — человек смотрел в лицо Евгению острым взглядом непроницаемо черных миндалевидных глаз.
— Здравствуйте, ваше величество, — поклонился Кромлех.
Он, конечно, узнал Монтесуму VII, уэй-тлатоани Великого Ацтлана.
— Следовало понять, что вы сразу догадаетесь, — усмехнулся тот.
Кромлех промолчал.
Повелитель Ацтлана посмотрел на него серьезно.
— Кромлех-цин, заверяю вас, что я не имею ни малейшего отношения к трагической гибели вашей жены. Для меня самого это стало страшным ударом. Вас... пригласили бы ко мне иным способом, и без Моники-цин. Однако вмешались эти фанатики.
— Ягуары