Превращения Арсена Люпена - Морис Леблан

– Орели, никому и никогда не говори ни где ты провела эти два дня, ни что ты в это время делала, ни что видела. Это тайна, отныне принадлежащая как тебе, так и нам. Когда тебе исполнится двадцать лет, она сделает тебя очень богатой.

– Очень-очень богатой, – подтвердил мой дедушка д’Асте. – Поэтому поклянись нам, что никогда и никому об этом не расскажешь, что бы ни случилось.

– Никому, – уточнила матушка, – кроме человека, которого ты полюбишь и в котором будешь уверена как в самой себе.

Я пообещала все, что от меня потребовали, но эта таинственность так напугала меня, что я расплакалась.

Спустя несколько месяцев матушка вновь вышла замуж – за Брежака. Брак оказался несчастливым и коротким. На следующий год моя бедная матушка скончалась от плеврита, успев перед смертью украдкой передать мне клочок бумаги с названием местности, где мы побывали, и указаниями, что мне надобно сделать, когда я достигну двадцатилетнего возраста. Вскоре умер и мой дед д’Асте. Я осталась одна с отчимом Брежаком, который, впрочем, быстро от меня избавился, отправив сюда, в дом Святой Марии. Приехав в пансион, я поначалу очень грустила и не находила себе места, но сознание важности доверенного мне секрета придавало мне сил. В первое же воскресенье я отправилась на поиски укромного уголка и забралась сюда, на самую высокую террасу, чтобы исполнить план, рожденный в моем детском уме. Содержание оставленной мне матушкой записки я знала наизусть, так зачем же хранить документ, о котором, казалось мне, узнает весь мир, если я его не уничтожу? И я сожгла его в этом вазоне.

Рауль покачал головой:

– И вы забыли, что там было написано?..

– Да, – ответила она. – Я попала к людям, окружившим меня теплом, я трудилась и развлекалась, и постепенно содержание записки стерлось из моей памяти. Я позабыла название места, позабыла, где оно находится… даже железную дорогу, по которой мы туда ехали, и то, что мне надобно совершить… словом, позабыла все.

– Абсолютно все?

– Да, за исключением нескольких пейзажей, более всего поразивших меня, и звуков, подействовавших на мои детские уши… с тех пор эти картины то и дело всплывают у меня в памяти… а звон колоколов я слышу и нынче, словно они никогда не умолкают.

– И о ваших впечатлениях, обо всех запомнившихся вам с детства картинах хотели бы проведать ваши враги – в надежде, что с их помощью они докопаются до истины?

– Да.

– Но откуда они узнали?..

– Матушка по неосторожности не уничтожила некоторые письма дедушки д’Асте, где тот намекал на доверенный мне секрет. Брежак, нашедший потом эти письма, молчал о них все десять лет, пока я находилась в пансионе Святой Марии, – десять прекрасных лет, которые останутся самыми лучшими в моей жизни. Но в тот день, когда я вернулась в Париж, два года назад, он сразу приступил ко мне с расспросами. Я рассказала ему то же, что и вам, я имела на это право, но я не хотела доверить ему ни одно из своих смутных воспоминаний, способных навести его на след. С тех пор он стал донимать меня, упрекать, устраивать скандалы, то и дело впадал в ярость… и я решила бежать.

– Одна?

– Нет, – покраснев, ответила она. – Но это не то, о чем вы подумали. Гийом Ансивель ухаживал за мной и вел себя очень скромно, как человек, желающий быть полезным, но не рассчитывающий на вознаграждение. Так он завоевал если не мою симпатию, то мое доверие, и я совершила большую ошибку, посвятив его в свой план побега.

– И он, конечно, его одобрил?

– Не просто одобрил – он усиленно расхваливал его и помог в приготовлениях, продав несколько драгоценностей и ценных бумаг, доставшихся мне от матушки. Я не знала, куда мне направиться, и накануне урочного дня Гийом сказал мне: «Я недавно приехал из Ниццы и завтра должен вернуться обратно. Хотите, поедем вместе? В это время года вы не найдете пристанища спокойнее, чем Лазурный Берег». К чему мне было отказываться от его предложения? Разумеется, я его не любила, но он казался искренним и преданным, и я согласилась.

– Какая неосторожность! – воскликнул Рауль.

– Да, – кивнула она. – Тем более что между нами даже не завязались те дружеские отношения, которые могли бы хоть как-то оправдать подобный поступок. Но что вы хотите?! Я чувствовала себя одинокой, несчастной, гонимой, и тут мне предложили поддержку… ненадолго, всего на несколько часов, как мне казалось. Мы уехали…

На миг Орели заколебалась. А затем, заговорив быстро-быстро, продолжила:

– Путешествие было ужасным… причины этого вам известны. Когда Гийом забросил меня в экипаж, украденный у доктора, я была совершенно без сил. Он отвез меня туда, куда захотел, – сначала на другой вокзал, а потом, поскольку у нас уже были билеты, в Ниццу, где я забрала свой багаж. Меня лихорадило, я была как в бреду и не понимала, что делаю. Назавтра, видя, в каком я состоянии, он заставил меня поехать с ним в поместье, где он, пока хозяева были в отлучке, намеревался забрать какие-то украденные у него ценности. Я отправилась туда, как отправилась бы в любое другое место. Я ничего не осознавала, просто бездумно подчинялась. И вот там-то, на вилле, на меня напал Жодо и похитил меня…

– …а я второй раз спас вас. Вы же отплатили мне тем, что снова сбежали. Но оставим это. Жодо тоже требовал от вас откровений?

– Да.

– А потом?

– Потом я вернулась в отель, где Гийом упросил меня поехать с ним в Монте-Карло.

– Но теперь-то вы уже знали, что это за тип! – заметил Рауль.

– Откуда? Мы понимаем, когда смотрим незамутненным взором… А я… два дня я жила в каком-то помешательстве, обострившемся из-за нападения Жодо. Поэтому я последовала за Гийомом, даже не спросив о цели его поездки. Я была в отчаянии, стыдилась собственной трусости, и к тому же меня стесняло присутствие человека, становившегося все более чужим… Какую роль отвели мне в Монте-Карло? Я так толком и не поняла. Гийом доверил мне письма, которые я должна была отдать ему в коридоре отеля, чтобы он в свою очередь передал их какому-то господину. Что за письма? Что за господин? Почему там оказался Марескаль? Как вам удалось вырвать меня из его лап? Все это покрыто мраком. Однако тогда моя интуиция наконец проснулась. Я осознала, что Гийом мне крайне неприятен. Я возненавидела его. И уехала из Монте-Карло, решив разорвать связывавший нас договор, добраться сюда и здесь спрятаться.