Тибетский лабиринт (новая версия) - Константин Жемер

– Вот теперь вопрос Унгефуха насчёт того, кому быть живу, а кому нет, решён окончательно, – удовлетворённо резюмировал Герман, когда автомобиль на большой скорости покидал территорию нехорошей виллы.

Увы, профессор сильно ошибался, полагая, что оставил позади только мёртвых – Эрнст Шеффер больше не обнимал каменного крокодила, а лежал рядом, жалобно постанывая. С обратной стороны дома жизнь и вовсе била ключом – там, пытаясь погасить пылающую одежду, катался по траве Фридрих Гильшер. При этом мысли человека с ледяным взором были не о своей боли, а о Германе Крыжановском:

«Теперь мы квиты! Я обрушил на тебя лёд, ты выжил и отплатил мне, низвергнув в пламя. Но игра не окончена, следующий ход – мой!»

Эпилог

10 декабря 1939 года. Тибет, 340 километров к юго-западу от Лхасы.

– Как вы думаете, лейтенант, до Рождества успеем? – говорящий выглядит так, словно собрался на светский раут – лицо чисто выбрито, а маленькие «баронские» усики аккуратно подстрижены. На человеке военная фуражка, а в распахнутом вороте тёплой куртки видны петлицы подполковника армии США.

Тот, к кому обратились, несколько моложе подполковника и выше ростом, но одет также. Меланхолично пожав плечами, он даёт отнюдь не вселяющий надежды ответ:

– Сомневаюсь, что нас примут так скоро, сэр. У правителей Тибета существует давняя традиция – подолгу томить ожиданием иностранных гостей.

Вокруг на много миль простирается безбрежная ледяная пустыня, маленький отряд американских военных в пути уже четвёртый день.

– Жаль, – сокрушается подполковник. – День двадцать пятое декабря, когда мы, европейцы отмечаем праздник Рождества, у многих народов считается удачным для начинаний. Я подумал, неплохо, если бы наши дипломатические отношения с этой страной начались двадцать пятого декабря.

– Насколько мне известно, для тибетцев эта дата ровным счётом ничего не значит, сэр, – с прежним безразличием ответил лейтенант.

– Тогда и говорить не о чём, – полковник достал сигару и, откусив кончик, закурил. – Можно не спешить, днём раньше придём в Лхасу или днём позже, какая разница. Однако, здесь ужасный климат, я не на шутку замёрз.

– Прикажете сделать привал? – оживился лейтенант. – Животные устали…, да и люди тоже, наверное.

– Валяйте, – облако густого табачного дыма вырвалось из-под «баронских» усов. – Эти кубинцы – замечательные ребята, их сигары – выше всяких похвал.

Подчинённые офицерам солдаты с радостью восприняли известие о грядущем отдыхе и принялись разбивать лагерь.

– Что у нас сегодня на ужин? – поинтересовался подполковник. – Неужели опять эта ваша проклятая каша, как её там?..

– Тсампа, – подсказал лейтенант. – Сэр, я третий раз в Тибете, и всегда питался именно этим варевом. Оно очень питательно, только есть лучше сразу с огня…

Старший офицер возмущённо выпустил дым через ноздри и, повернувшись спиной к собеседнику, стал разглядывать далёкие горы.

– Лейтенант, мне мерещится, или там действительно люди?

Младший офицер подошёл и, ни слова не говоря, подал начальнику бинокль.

– Точно, люди… двое на лыжах…и с ними ещё кто-то… похоже, собака, – сделав это наблюдение, подполковник вернул бинокль лейтенанту. – Аборигены, это по вашей части, мне претят подобные знакомства.

– Действительно собака…, – подтвердил наблюдение подполковника лейтенант. – Сэр, лыжники направляются к нам.

– Что им нужно? Надеюсь, не станут воровать пищу, как те мерзавцы, что похитили всю тушёнку? – в словах подполковника сквозило раздражение. – Это из-за вас, я вынужден питаться всякой дрянью, неужели не могли втолковать туземцам, что мы не англичане, и нас не за что ненавидеть. А впрочем, пусть воруют – если лишусь своей порции каши, расстраиваться не стану.

Лейтенант, приникнув к биноклю, не слушал ворчания начальника, видно тот отчитывал подчинённого за давний промах не впервые.

– Но как несутся эти туземцы! – прошептал лейтенант восхищённо – Судя по скорости, прибудут к нам через несколько минут.

– Дикие люди, дети гор, – продолжил ворчать подполковник. – Только дикарь может так гонять по кручам!

Лейтенант кашлянул и неуверенно возразил:

– Когда вы играете в поло, то тоже позволяете себе… э-э-э… несколько рискованные действия, сэр.

Между тем, лыжники, то, ныряя в ложбины, то, появляясь вновь, были уже в какой-то сотне метров от американцев. Один из них намного опередил другого, что касается пса, тот вообще безнадёжно отстал от людей. Первый лыжник, оказавшийся человеком недюжинного роста и сложения, лихо затормозил и встал в трех шагах от лейтенанта, выступившего вперед, чтоб прикрыть старшего по званию от гипотетической угрозы.

Когда незнакомец убрал с глаз авиаторские очки и ослабил шарф, стало видно, что он никакой не туземец, а самый настоящий европеец.

– Господа! – сказал лыжник по-английски. – Рад вас приветствовать. Меня зовут Герман Крыжановский. Мы с женой катались тут, неподалёку, когда заметили ваш караван. Конечно, мы не собирались являться без приглашения, но вы внезапно остановились. Вот мы и подумали, может, что-нибудь случилось и требуется помощь. Скажите, вы не сбились с пути?

– Нет, сэр, – надменно ответил подполковник. – С чего вы решили? Мы просто встали на ночь.

– Здесь? – удивлённо воскликнула подкатившая за миг до того лыжница? – Но в трёх километрах дальше лёд и снег заканчиваются, а на равнине даже в это время года растёт трава, прекрасная настолько, что при желании там можно играть в поло. Неужели вам больше по вкусу лёд?

Подполковник с досадой поглядел на лейтенанта, и тот втянул голову в плечи.

– Моя жена, Ева Шмаймюллер, – сказал Крыжановский.

– О-о, – восхищённо молвил американский подполковник, когда Ева убрала с лица очки, – держу пари, такой красоты не встретить от Эвереста до Мак-Кинли.

– И вы, несомненно, выиграете своё пари, – ничуть не смутившись, подтвердила Ева. – Ведь от Эвереста до Мак-Кинли я, скорее всего, единственная европейка.

– Вы умны настолько же, насколько прекрасны, – сконфузился американец. – Простите, миссис, мы забыли представиться, знаете, в диких местах так быстро становишься дикарём... Илья Толстой[133], подполковник армии США, а это мой лейтенант, Брук Долан[134].

– Как вы сказали? Толстой? – изумился Герман.

Подполковник кивнул.

– Американец?

– Американец! А вы, как я понимаю, поляк?

– Нет, я русский, – возразил Герман.

– Не может быть! – вскричал Толстой. – Ведь я тоже русских кровей, вы должны были слышать про моего деда-писателя…