Любовь как закладная жизни (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна

— Нет! — она не просто поднялась, Агния вскочила на ноги. — Я не возьму у вас денег, Вячеслав Генрихович, и я вам это уже говорила! — с реальной злостью заорала она на него. — Вот, взрослый человек, вроде бы, а не хотите меня понять! — Бусинка глянула на него с обидой. — Я относила своиденьги! Те, которые заработала! И не надо мне ничего давать!

Воспользовавшись тем, что он слегка оторопел, не ожидая от нее такого напора и крика, девчонка оттолкнула его ладонь с деньгами.

— Так, Бусинка, прекращай. Поигралась, и хватит. Я все услышал и понял, что ты серьезная и гордая, но теперь, давай нормально, — Вячеслав нахмурился. У него и так настроение «не фонтан» было. А она еще и спорит с ним, когда сама глупостей натворила. — Ты три штуки на ветер спустила. Ладно, бывает. Может, научишься чему. Но на голодном пайке сидеть — хватит!

— Нет! И это не глупости! — ничуть не сбавив тон, девчонка еще и скрестила руки на груди. — Я ходила в церковь, и буду ходить. И жертвовать мне за вас деньги или нет — это мое дело! Я же не говорю вам, что бы вы перестали… — несмотря на всю ее злость, Агния глянула на него с растерянностью и печалью. — В общем, то…, ну, что вы делаете.

— Да, херня все это, неужели ты не видишь, блин! — он разозлился. Может, и не отреагировал бы так в другой день, но именно сегодня, когда уже всё и все достали. Причем не из-за ее намеков завелся, сам ведь сколько раз говорил ей, чтоб серьезно воспринимала, куда лезет, а из-за того, что малышка спорила. Уже ж был опыт, и че? Разве в прошлый раз она сама не признала потом, что он был прав? — Ты меня еще и учить будешь, что глупость, а что нет?! В прошлый раз не поняла? Я в два раза больше тебя прожил, и уж где глупость — разбираться умею. Не тебе меня учить. А то, что ты делаешь — таки конкретная глупость, Бусина.

— Я не собираюсь это обсуждать, — вдруг заявила она и снова села на свой диван, — это мое решение и мое отношение. Вас это не касается. Вы — старше, умнее, опытней — вот и живите, как знаете, — девчонка буквально цедила это сквозь зубы. И ручки свои в кулачки сжала, смешная. — А я буду делать то, что считаю правильным.

Боров ошалел от такого демарша и ее упрямства.

— Агния, ты бы попустилась немного, а? Я тебе не твоя преподша, и давлю не потому, что заработать на тебе хочу. Блин, было б мне все равно — да, гуляй себе на здоровье, хоть тем попрошайкам перед церковью все раздай, хоть в казино проиграйся — слова бы тебе не сказал. Но мне ж не по фигу! Я же о твоем здоровье, в конце концов, забочусь! — он и не заметил, когда сам начал на нее орать.

Впрочем, по ее взгляду не было видно, чтоб малышка испугалась. Скорее, раззадорилась еще больше.

— Значит, вам можно, а мне нельзя? — все еще сквозь зубы заявила она ему.

— Что нельзя, мать твою так?! — Вячеслав уже просто не выдерживал. — Тупить? Глупости делать? Блин, ты ж умная, Бусинка, сама головой подумай!

— Я и думаю! — Агния снова вскочила на ноги. — Все время об этом и думаю! И о вас забочусь, если вам самому наплевать! А мне не безразлично!

— Ну, елки-палки! — не выдержав, Вячеслав со всей дури хлопнул кулаком по столу.

И только ударив, понял, что попал не по столешнице. Рука ощутимо приложилась о зажигалку, ту самую, что Агния ему и подарила. Зажигалка подскочила от этого удара, стоило ему отдернуть руку, со звоном свалилась на пол, ударившись о ножку стола. И развалилась на две части. Корпус выдержал, а вот крышка отлетела.

— Мать твою так!

У него даже злость улеглась, когда он на выражение лица Бусинки глянул. И внутри горечь плеснула. Поговорили, блин.

Малышка молча посмотрела на две половинки своего подарка. Как-то потерянно моргнула, разом потеряв весь свой запал и колючесть. Распрямила руки, опустив их «по швам». И отвернулась от него.

— Слушай, Бусинка… я не хотел. Бл…! — Вячеслав присел на корточки и подобрал зажигалку. — Серьезно, — он понятия не имел, что она сейчас думает.

Обиделась? Или просто, как и он сам, перегорела со своей злостью?

— Я буду ходить в церковь, Вячеслав Генрихович, при всем моем уважении к вам и… — она замолчала. И пошла к двери, так и не обернувшись на него. — И не надо отца Игоря трогать, пожалуйста. Никак. Я вас очень прошу. Он хороший человек и искренне старался мне помочь. Не стоит из-за этого ломать ему ноги или вроде этого. Пожалуйста. И двери за собой захлопните.

Все это, даже просьбу, его Бусинка произнесла отстраненно и холодно. Ровно. Без малейшей эмоции в голосе. После чего просто вышла из комнаты.

А Боров пару мгновений конкретно тупил, пытаясь понять намек про ноги. Откуда она про пацанов знает? В консерватории слышала? А с ним как связала? И не сказала ведь раньше ничего.

Еще через секунду, он точно для себя решил, что размажет Федота по стенке и никакая дружба или былые заслуги того не спасут.

А еще через мгновение, когда он поднялся и собрался найти малышку, точно не собираясь уходить на таком обрыве разговора, еще, по ходу, и обидев ее, в квартире зазвучала музыка. Живая. Похоже, Бусинка играла на пианино. Точно, Семен же как-то говорил, что она умеет. Только раньше Боров тут что-то никакого пианинА не видел. Правда, была в квартире комната, куда он так ни разу и не зашел.

Сжав в кулаке две половинки разлетевшейся зажигалки, Вячеслав двинулся в сторону комнаты умерших родителей Бусинки, по усиливающемуся звуку понимая, что выбрал верное направление. И совсем для него неожиданно, уперся в дверь. Закрытую изнутри. Честно говоря, вот именно сейчас, когда внутри был гремучий коктейль из раздражения, злости и какой-то вины перед малышкой, запираться от него было не самым умным решением с ее стороны.

Боруцкий одним рывком распахнул дверь, сорвав защелку. Малышка действительно сидела за пианино и играла какую-то заунывную мелодию. На него она не глянула, проигнорировав даже хруст, с которым задвижка отлетела от наличника.

— Не смей от меня закрываться! — раздраженно проворчал он. — Тем более, когда мы говорим.

После короткой паузы Бусинка кивнула, продолжая играть:

— А мне кажется, что мы договорили.

Он аж скривился, словно кто-то гвоздем по стеклу царапнул. Приблизительно так он всегда реагировал на придушенные слезы в ее голосе.

— Слышь, Бусина, я и правда, не спецом, ну вышло так с зажигалкой. Прости, — он подошел к ней впритык, почему-то не решаясь провести ладонью по волосам малышки, хоть хотелось жутко.

— Ничего, — тихо ответила Агния, передернув плечами. — Видно, мне вовсе не стоило ее вам дарить. Одни проблемы с этой зажигалкой. Не зря, наверное, тогда и забыла. И зачем она вам? Вы и сами себе лучше купите или найдете. Глупый подарок. И зажигалка… глупая.

Она говорила так, словно, вообще, не при делах тут была. Полностью от него отстранившись. Как посторонний человек.

Ну что ему сделать? Встряхнуть ее, как хотелось? Заставить понять, что он же о ней, действительно, больше, чем о ком-то еще на свете, беспокоится? Поцеловать, наплевав на все? И с зажигалкой этой, так по дурному вышло!

— Бусинка…

— Не трогайте отца Игоря, пожалуйста, Вячеслав Генрихович, — не дав ему ничего сказать, тихо повторила она свою просьбу.

Его конкретно все задолбало. Вся эта церковь, и этот конкретный священник. Забыв все, что хотел сказать, Вячеслав снова саданул кулаком, правда, в этот раз по стене, чтоб уже ничего не задеть, в своем желании разбить кому-нибудь морду.

И вслух выругавшись, пошел отсюда. И из комнаты, и из квартиры, опасаясь, что может сказать или сделать то, чего она ему потом не простит, или о чем он будет слишком жалеть.

Она играла еще минут пять после того, как за Боруцким захлопнулись двери, больше по инерции, чем от желания, наверное. Как-то неосознанно отмечая, что инструмент расстроен и следовало бы вызвать мастера. Так много надо было сделать, когда только? А через три часа в ресторан. И надо будет петь, игнорируя всю обиду и боль, которой отчего-то скопилось внутри слишком много, даже чересчур.