Собрание сочинений в 12 томах. Том 2. Налегке - Марк Твен

Итак, они сели на пароход, отбывающий в Америку, а на третий день, когда морская болезнь дала им небольшую передышку и они были наконец в состоянии сесть за стол в кают-компании, юрист оказался тут как тут! Герцогу и его друзьям пришлось сделать хорошую мину при плохой игре. Пароход между тем шел себе вперед и стал приближаться к берегам Америки. Но вот в каких-нибудь двухстах милях от Нью-Бедфорда на пароходе возник пожар, и он сгорел до самой ватерлинии; изо всего экипажа и пассажиров спаслось только тридцать человек. Полдня и целую ночь качались они на волнах. Среди уцелевших были также и наши друзья. Ценой сверхъестественного напряжения юристу удалось спасти и блондинку и родителей ее: он сновал по волнам взад и вперед, делая концы по двести ярдов зараз, и по очереди вытащил всех троих (начав с блондинки). Герцог был занят собственным спасением. Наутро появились два китобойных судна, которые спустили шлюпки, чтобы подобрать пострадавших. Бушевала буря, и посадка в шлюпки сопровождалась значительными трудностями и волнениями. Юрист мужественно исполнял свой долг: посадил в шлюпку свою блондинку, которая в изнеможении лишилась чувств, посадил также ее родителей и еще несколько человек (герцог был занят собственной посадкой). Но тут на другом конце плота произошло несчастье: чей-то ребенок упал в воду; подстрекаемый воплями несчастной матери, юрист ринулся выуживать младенца. Затем он побежал назад — оказалось, что поздно: шлюпка, в которой сидела блондинка, отчалила за несколько секунд до его возвращения. Ему пришлось сесть в другую, которая привезла его на второе судно. Шторм между тем усиливался, разогнал суда в разные стороны и помчал их бог весть куда. К концу третьего дня, когда буря улеглась, судно, на котором находилась блондинка, оказалось в семистах милях к северу от Бостона, между тем как второе судно отстояло от того же порта на семьсот миль к югу. Блондинкин капитан имел приказ бить китов в северных водах Атлантического океана; будучи дисциплинированным моряком, он не дерзнул сделать такой большой крюк, тем паче заворачивать в порт, не предусмотренный маршрутом. Судно же, на которое попал юрист, следовало на север Тихого океана, и его капитан также не смел завернуть в порт без особых распоряжений. Так как свои вещи и деньги юрист сложил в шлюпку блондинки, они оказались на другом судне, и капитан заставил его работать простым матросом в уплату за проезд. Проплавав без малого год, эти суда оказались — одно возле берегов Гренландии, другое в Беринговом проливе. Блондинку давно уже почти убедили в том, что ее юрист утонул в море в тот самый момент, когда к их плоту подплыло китобойное судно, и она начинала уже, под двойным давлением родителей и самого герцога, готовиться к ненавистному браку. Впрочем, она не соглашалась уступить ни одного дня из назначенного срока. Неделя тащилась за неделей, срок все приближался, и было уже отдано распоряжение убрать судно по-праздничному — для свадьбы среди айсбергов и тюленей. Еще пять дней — и конец, говорила себе блондинка, вздыхая и смахивая слезу. Где же он, где ее суженый, почему он не идет, не спасает свою милую? Не шел же он оттого, что в эту самую минуту занес гарпун над китом в Беринговом проливе, на расстоянии пяти тысяч миль — если плыть Ледовитым океаном, и двадцати тысяч вокруг мыса Горн. Вот он пустил свой гарпун… промазал… потерял равновесие и… упал прямо в пасть к киту!

Пять дней он был без сознания. Затем пришел в себя и услышал человеческие голоса; дневной свет струился сквозь отверстие, сделанное в туше кита. Он вылез наружу и предстал перед изумленными матросами, которые втаскивали в это время китовый жир на борт. Он тотчас понял, что это за судно, мигом вскарабкался на палубу, застиг жениха с невестой у самого алтаря и вскричал:

— Остановите обряд — я здесь! Дорогая, приди в мои объятия!

Сей удивительнейший опус был оснащен комментарием, в котором автор пытался доказать, что вся эта история не выходит из границ правдоподобия; автор сообщал, что случай, когда кит в пять дней проделал пять тысяч миль от Берингова пролива до Гренландии, он вычитал у Чарльза Рида в его романе «Люби меня немножко, люби меня подольше» и на этом основании считал возможность такого путешествия доказанной; кроме того, он привел приключение Ионы — как доказательство того, что человек может жить в чреве у кита, и заключил свой комментарий рассуждением, что если проповедник выдержал три дня такой жизни, то законник может свободно выдержать пять.

Буря, которая разразилась после этого в редакции, была еще свирепее прежней, незнакомцу была дана решительная отставка, и рукопись полетела ему вслед. Но он так успел затянуть все дело, что уже не было времени переписать главу наново и следующий номер вышел вовсе без романа. Это был хиленький, робкий и глуповатый журнальчик, и отсутствие очередной главы романа окончательно подорвало доверие публики; как бы то ни было, в то самое время, как набиралась первая полоса следующего номера, «Западный еженедельник» тихо, как младенец, испустил дух.

Была сделана попытка возродить его, подобрав какое-нибудь броское новое название, и мистер Ф. предложил назвать его «Феникс» — в ознаменование его возрождения из пепла к новой, неслыханной славе. Но какой-то дешевый остряк из одной из ежедневных газеток предложил нам назвать журнал «Лазарь»[40]; а так как публика была не очень сильна в священном писании и полагала, что воскрешенный Лазарь и оборванный нищий, который просил подаяния у ворот богача, — одно лицо, название это вызвало всеобщий смех и раз и навсегда убило журнал.

Я об этом сильно скорбел, ибо очень гордился своим участием в литературном журнале, — пожалуй, я во всю свою последующую жизнь ничем уже так не гордился. Я написал для журнала вирши — стихи, как я их называл, — и мне было чрезвычайно грустно, что это мое творение, набранное на первой странице незаконченного номера, так и не увидело света. Впрочем, время мстит за нас, — и вот я помещаю этот труд здесь; пусть же он служит прощальной слезой по безвременно погибшему «Западному еженедельнику»! Если память мне не изменяет, идея (собственно, не идея, а сосуд, в который она заключена) этой вещи была навеяна известной песней «Бушующий канал». Зато уж я точно помню, что тогда мои вирши казались мне самыми искусными стихами нашего времени.

СТАРЫЙ ЛОЦМАН[41]

Ах, на канале ЭриТот случай летом был.Я в край далекий ОлбениС родителями плыл.Но в полдень страшный ураганПодул из тучи вдруг.Взметнул седые он валыИ нас поверг в испуг.С порога дома человекВзывал сквозь ветра вой:«Скорей причальте ваш корабль,Корабль причальте свой!»Сказал наш капитан, взглянувНа нос и на корму:«Жену, малюток дорогих,Увы, не обниму!»И рек наш лоцман Доллинджер(Был тверд он в страшный час):«Доверьтесь Доллинджеру — онСпасти сумеет вас».Корабль наш мулы все быстрейВлекли сквозь грозный шквал:Их не покинувший постаМальчишка погонял.«На борт! Судьбы не искушай!» —Воскликнул капитан.Но мулов мальчик лишь быстрейПогнал сквозь ураган.Тут капитан сказал нам всем:«Увы, наш жребий лих!Опасность главная не там,А здесь, средь волн морских.Искать убежища решилВ ближайшем я порту,А коль погибнем… Нет! ЯзыкНемеет мой во рту!»И рек наш лоцман Доллинджер,Услышав тот приказ:«Доверьтесь Доллинджеру — онСпасти сумеет вас!»«По носу мост!» Пригнулись все.Мы мчались по волнам —Деревни, церкви, мельницыНеслись по берегам.Сбегались люди поглазеть,Толпились у воды,Крича: «Увы, стихии всеСорвались вдруг с узды!Ах, кораблю и морякамНе избежать беды!»А с палубы глядели мыВ испуге и с тоскойНа гнущийся зеленый лес,На пену за кормой,На кур, что жались у домовС подветренной стены,На пойло пьющую свинью,На брызги от волны.«Эй, молодцы!Трави концы!Скорей готовь причал!Ну, если здесь мы ляжем в дрейф,Мы все… (И закричал:)А ну, опятьДва рифа взять!Концы вяжи!Вяжи гужи!Погонщик, мулов за хвосты держи!Эй, груз за борт! Эй, к помпам все!Эй, конюх, брось-ка лот!Узнайте все, и стар и млад, —Корабль погибель ждет.Хоть я на Эри морякомС младенческих годов,Не видел бури я такой,Не зрел таких валов!»Мы гвозди бросили за бортИ заступов пять штук,Сто фунтов клея, ящик книг,Мешков для соли тюк,Мешок пшеницы, ржи мешок,Корову, два смычка,Творенья лорда Байрона,Две скрипки и бычка.«Мель! Мель! Клади правей руля!Клади левей, Дол! Та-ак держать!Эй, мулы, но! Эй, мулы, тпру!Нам гибели не избежать!»«Три фута с третью… близко мель!Три больше! Ровно три!Три меньше!» Я вскричал: «УжельПогибнем на мели?!»И рек наш лоцман Доллинджер,Взирая на компас:«Доверьтесь Доллинджеру — онСпасти сумеет вас!»Вдруг в ужасе постигли все —Старик и молодой, —Как здесь возникнуть мель могла:На дне канала течь была!Но буря нас вперед гнала,И судно мчалось как стрелаМелеющей водой!«Руби буксир! А мулов режь!»Но поздно!.. Скрежет… крик!...Ах! Шлюза мы могли б достичь,Имей мы лишний миг!Крушенье терпя, обнялись морякиВ последний самый раз,И слезы отчаянья в три ручьяТекли из наших глаз.О милых малютках думал один,Которых ему не обнять,Другой вспоминал дорогую жену,А третий — милую мать.И только один из нас страха не знал,Из сердца он исторгНадежды сладостной слова,И меня охватил восторг.То рек наш лоцман Доллинджер(Чье сердце как алмаз):«Доверьтесь Доллинджеру — онСпасти сумеет вас!»Исполненная верой речьЕдва лишь отзвучала,Как тотчас чудо из чудесТу веру увенчало.Вдруг фермер доску притащил(По воле провиденья!)И, положив на борт, ушел,Исполненный смиренья.Дивясь, страдальцы долгий мигНа лоцмана глядели,Потом в молчанье по доскеСошли на берег с мели.

Глава XI