Синие берега - Яков Цветов

- Сянский! Живее ворочай!

- Ох, духу уже не хватает, - чуть не плача отозвался Сянский. - Шест вот выпущу из рук... - тревожился он.

- Вы-ы-пущу!.. Я тебе кишки выпущу! До берега с гулькин нос. Ворочай давай!

Плот все время сбивался вбок. Как ни старался Пилипенко регулировать движение, Сянский не поспевал за его взмахами.

Осколки разрывавшихся рядом мин шлепались в воду, и брызги покрывали плот.

- Ни черта не видать, - бормотал Полянцев. - С глазами что-то неладно.

"А может, закрыты? Да нет, открыты... А в них ночь и страх, могут ли они видеть?.." - неуверенно успокаивал себя.

- Ни черта не видать! - сказал в голос.

- Не видать, - подтвердил Рябов. Он лежал на плоту, вытянутые руки цепко держались за колени Полянцева.

Разрыв!.. Разрыв!.. Накат воды двинулся на плот, и край плота под тяжестью накренился. Залило Рябову глаза, рот полон воды.

"В вилку, что ли, берет", - Рябов выжидательно сжал плечи. Носом уткнулся в мокрые бревна. Что-то рухнуло на Рябова и ударило в бедро, в самую рану. Сянский, понял он, вместе с шестом повалился на него.

Волна прошла, плот выровнялся. "Сейчас еще стукнет, - ждал Рябов напряженно. - Амба!" Его не покидало ощущение, что никогда уже не вернется в мир, в котором ничего не надо бояться.

"По времени и берегу уже быть", - мелькнула мысль. Вода впереди казалась ему черной пахотой, и дух от нее шел густой, кисловатый, как бывало в Малинках от пахоты. Кружилась голова. Лучше не смотреть на воду, решил он.

Он услышал:

- Ну, Сянский! Разом давай! Разом! Разом! Причаливаем!..

"Слава богу... - с чувством облегчения подумал Рябов. Он вглядывался перед собой: только тьма впереди, ночь стояла на месте. Слух выделил из ночи: волна перебирала гальку. - Верно, значит, причаливаем".

Пилипенко швырнул шест, и шест с глухим стуком шлепнулся на песок.

- Сержант! Сейчас подсоблю...

- Нет. Поведешь Полянцева. - Рябов уже встал на правое колено. Левое бедро ныло. - Я сам выберусь. Поведешь Полянцева, - повторил. - А ты, Сянский, поможешь Антонову. Выгружайсь!

Подхваченный откатывавшейся волной, плот качнулся, и Рябов, взмахнув руками, не устоял, упал в воду. Ногами уперся в дно. Ноги неподатливые, тяжелые. Рукой нащупал выпиравшее из воды корневище. С минуту не мог подтянуться, чтоб выползти на берег.

Наконец вылез из воды.

8

Андрей рывком вскочил на плот. Нога застряла между связанными бревнами, и он упал головой вперед на какую-то сумку, похоже противогазную. Ушиб раненое плечо - ударила режущая боль.

Андрей прижал к себе автомат, словно боялся выронить, посмотрел вокруг, ничего не увидел.

Плот отчалил от берега.

Слышно было, под саперными лопатками, привязанными к шестам, гремуче всплескивала вода.

- Раз! - Петрусь Бульба толкал шест назад.

- Раз! - откликался Валерик, делая то же.

- Раз!..

- Раз!..

Тяжело, напряженно Петрусь Бульба и Валерик погружали в воду шест, и когда они двигали локтями, поднимался и опускался ствол перекинутой через плечо винтовки.

Андрей разогнул ноги, уткнул в вещевой мешок. Возле растянулись раненые Ляхов и Ершов. Ершов тихо постанывал.

Под ними медленно шла утомленная вода, шла, как и вчера, и неделю назад, и до войны, и тысячу лет назад. Вода шлепалась о бревна, и холодные брызги падали Андрею на лицо. Плот пах свежим сосновым духом, и дух этот был крепче запаха наплывавшей воды.

Андрей приподнял голову, в слабеющем свете притухающей ракеты видел: прямо и вкось двигались к левому берегу плоты, лодки, темные пятна, должно быть, бревна, и на них бойцы... Сбоку неуклюже тянулся плот. Рябовский... - схватывал Андрей. - Оттуда больше некому. Точно, Рябовский... - Сзади плота торчали на воде какие-то кочки. - Баллоны, понял он. Вано?.. А со стороны обороны Володи Яковлева в полосах багрового дыма показались лодки. Одна... две... "Восемь было у Володи..." Андрей усиленно всматривался: "Точно, две..."

Ракета погасла, плоты, лодки, баллоны, бревна ушли во мрак, словно под воду.

- Раз!..

- Раз!..

Андрей почувствовал, планшет давил в бок, мешал. Перебросил планшет на спину. Все равно, лежать было неудобно, и, упираясь коленями, ладонями в мокрое, скользкое бревно, хотел встать. Не удержался и опять шлепнулся на плот.

- Раз!.. - Петрусь Бульба.

- Раз!.. - Валерик.

Впереди разорвались мины, и в том месте судорога схватила воду, она вскинулась вверх и тугим напором бросилась на плот. Вода хлестала в лицо, заливала глаза, затекала за воротник гимнастерки, перекатывалась через спину. Теперь ощутил Рябов жутковатый запах черной воды.

Еще удар мины, особенно гулкий, пронзительный какой-то.

Осколки падали густо и шумно, словно лил сильный дождь с градом.

Потом все смолкло.

Ляхов и Ершов крепко уцепились за кругляши, чтоб их не смыло. Было трудно лежать на раздвигавшихся и сдвигавшихся бревнах, и Ершов напрягся, сел, согнув перебитую пулей руку; Ляхов тоже кое-как уселся, подперев ладонью раненую голову. Сбоку примостилась Мария. Данила сидел вытянув ноги, Мария упиралась в них.

Данила застонал.

- В ноге что-то неладно. Пуля, черт, угодила. Должно, в мякоть. А хоть и в мякоть, а больно.

Мария отодвинулась от него, привстала на колени, держась за Сашино плечо.

У плота грохнул снаряд. Значит, танки подошли к береговому откосу. Мария закрыла глаза, чтоб отогнать страх. Когда ничего не видишь, оказывается, еще страшней, и она разомкнула веки. Мрак и теперь стоял перед нею.

Дробь пулемета рассыпалась по реке.

- Ложись! - Андрей весь подобрался.

Все уже лежали. Обхватив качавшееся бревно, Андрей тоже лежал, у самого края плота, и волосы спадали с непокрытой головы. Грудью ощутил он дрожь реки. Петрусь Бульба и Валерик продолжали стоять на плоту и бешено гребли шестами.

Длинные пулеметные очереди настигли плот, и тотчас раздались вскрики Ляхова и Ершова, в которых слышалась последняя сила. Андрей почувствовал, Ляхов и Ершов сползали с плота. Он пытался кого-то из них удержать, и не удержал.

Снова ракета, слишком яркая, затяжная, черт возьми. Но и она погасла. Казалось, в небе спрятались молнии, и вот-вот новая вспышка хлынет на воду и раскроет плот. В ночь опять врезался холодивший душу свет. Андрей увидел: мины накрыли двигавшийся слева плот. Плота не стало, ушел в воду. Лодка, одна из двух, шедших со стороны горевшего моста, разлетелась вдребезги. "Мало кто спасется. - Андрей слышал гулкое биение сердца. - А может, и никто". Что делать? Что делать? Это, наверное, и есть высшая степень страдания, когда в минуту смертельной опасности не можешь помочь тем, кому обязан помочь.

Вокруг билась ночная дикая вода.

В голову ни с того ни с сего урывками набегали из давнего далека пустяки какие-то, затаенные в краешке памяти, - все та же речная коса с белым берегом и синей водой... запертая на ночь калитка на Адмиральской двадцать три, и он с Танюшей у этой запертой калитки... И еще что-то, и еще что-то, и еще, случайное, возникало навязчиво, без связи. Чушь какая-то! - отбивался Андрей. - Забыть, забыть. Навсегда. Но ему так и не удавалось забыть то, что надо забыть. Как ни старался.