Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву - Лея Трахтман-Палхан

Уже когда Изику было пятнадцать лет, рядом с нами жил врач лор, которого я попросила посмотреть Изику горло. Он согласился, и сын пришел к нему на прием. Сосед внимательно осмотрел горло и сказал: «В горле я ничего не увидел, зато хорошо рассмотрел, что нос у тебя еврейский, и значит, мы с тобой оба иудеи». Мне он сказал, что у Изика все в порядке с горлом, просто у него немного искривлена носовая полость, которая и перекрывает ноздревое отверстие. Это типичное явление среди восточных народов, в том числе и среди евреев. Лет через пять нужно сделать операцию, и делать ее должна твердая опытная рука.

В тот же период, когда Изику сделали ненужную операцию и ему требовался усиленный уход, Эрик получил довольно серьезную травму. Я была полностью занята здоровьем Изика, и Эрик оставался как-то вне поля моего зрения. Миша, как всегда, все свое время отдавал работе, так что старший сын был предоставлен самому себе.

В день, когда с Эриком случилось несчастье, я пришла на работу с каким-то нехорошим предчувствием. Часов до десяти утра я не находила себе места, а потом решила сходить к сыну в школу, которая была довольно далеко от детского сада.

В коридоре школы я встретила мальчика, который учился с Эриком в одном классе. Он сразу меня огорошил, сказав, что сын очень сильно разбил голову и сейчас лежит в школьном медпункте. Как потом оказалось, кто-то во время игры толкнул его, и он, падая, очень сильно ударился о ребро бетонного столба.

Я побежала в медпункт и увидела бледного сына, сидящего на кушетке с окровавленной повязкой на голове. С трудом дотащила его домой и, когда сняла повязку, чуть не упала в обморок: лобная кость была проломлена и на лбу зияла огромная рана. Я расплакалась, так как не знала, что делать. Дело в том, что в это время вся страна буквально бурлила в связи с так называемым «делом врачей» и пойти в больницу я просто боялась, так как мы на полном серьезе ждали еврейских погромов. Я решила сама ухаживать за Эриком. У нашей медсестры я взяла единственное доступное тогда антисептическое средство – сульфидин, и несколько раз в день обрабатывала рану. Уж не знаю, помог ли сульфидин или наши с Мишей молитвы, но рана постепенно затянулась, и где-то через месяц Эрик оправился окончательно.

Я уже не раз писала о тяжелом продовольственном положении в стране в послевоенные годы. Воровство продуктов было обыденным делом, несмотря на довольно жесткое законодательство по этому вопросу. За воровство продовольствия давали несколько лет тюрьмы, в то время как за кражу вещей – не больше года.

Особенно строго судили за хищение у государства. Так, например, я знала случай, когда за недостачу нескольких килограммов продуктов в магазине нашего поселка при кирпичном заводе вдову, мать двоих детей, осудили на пять лет тюрьмы.

Моя работа была тоже чревата самыми печальными последствиями, так как я была материально ответственным работником и отвечала за любую недостачу в детском саду. Многие знакомые советовали мне бросить эту работу и поискать что-либо поспокойней.

Но как я могла бросить свой детский сад, когда в него было вложено так много сил, и физических, и душевных?

И вдруг в детском саду начались странные события. Родители один за другим стали забирать своих детей. В саду осталась буквально треть от списочного состава. Я растерялась и не знала, в чем причина, почему забирают детей? Обратилась к инспектору детских садов, которая очень хорошо знала меня и то, что я сделала за эти годы.

Времена были тяжелые, но тем не менее инспектор, уже немолодая русская женщина, очень образованная и на редкость порядочная, здорово помогла мне тогда. По существу, она спасла меня от очень больших неприятностей.

Она приехала в детский сад и вместе с парторгом и председателем профкома завода собрала в детском саду почти всех родителей и провела со мной общее собрание. На нем выяснилось, что кто-то пустил слух, что меня скоро посадят за якобы большие финансовые и материальные растраты. Приписывали мне и еще какие-то преступления. Будто бы дети в саду не ухожены, их бьют и тому подобная чушь.

Выступили инспектор, партийный и профсоюзный лидеры и все эти слухи развеяли, даже, наоборот, очень меня хвалили. Сбитые с толку, измученные работой женщины сначала молчали, а потом одна за другой стали подниматься и говорить, что их вводили в заблуждение какие-то люди. Имена их они, конечно, не называли, но я догадывалась, кто это мог быть.

После этого собрания почти все дети вернулись в сад, и конфликт постепенно сошел на нет.

Как потом выяснилось, все эти неприятности организовала моя воспитательница по указанию бывшей заведующей. Воспитательницу звали Антонина Ивановна.

Как подлы и злопамятны бывают люди. Уже несколько лет как я сменила свою предшественницу на должности завдетсадом, а она все продолжала «подкапываться» под меня. В самом деле, такая энергия и изобретательность в части придумывания и организации козней была достойна лучшего применения.

Несмотря на то что в этот раз инцидент в общем-то закончился благополучно, я понимала, что в следующий раз, скорее всего, уже не обойдется. Изик уже пошел в первый класс, а Эрик учился в пятом, и я решила больше не рисковать, не приносить дом и семью в жертву своей становящейся опасной работе.

Достаточно странные были времена: вроде бы самая благородная и мирная работа по воспитанию малых детей вдруг становится опасной. Жестокая политика сталинского террора не поддавалась объяснению с позиций нормальной логики, и я решила уволиться. Новый директор завода меня почти не знал, да и детский сад интересовал его не так, как когда-то Пенсона, поэтому мое заявление он подписал буквально сразу. Понятно, что увольнение еще одного еврея хоть немного, но упрощало ему жизнь.

Но моей предшественнице тоже пришлось проглотить очень горькую пилюлю. Столько лет она потратила на мою травлю, столько энергии и здоровья, и все напрасно. Заведующей повторно ее не назначили. Причины я не знала, но тем не менее какое-то чувство удовлетворения испытала.

Вместо меня назначили молодую женщину. Она одна воспитывала сына лет пяти, и у нее, кажется, была еще престарелая мать.

За время работы в детском саду у меня появилось много хороших знакомых в Министерстве образования, поэтому я наивно полагала, что устроиться в школу преподавать историю будет не очень сложно.

Я, конечно, никогда не забывала о своем еврейском происхождении, но все-таки очень надеялась, что немало чиновников из отдела школ знали меня хорошо и уж хоть один из них наверняка поможет мне найти место, пусть даже в какой-нибудь захудалой школе.

Но после первого же разговора с моим знакомым, литовцем по национальности, которого я знала не один год, все мои иллюзии развеялись, как туман под лучами солнца.