Грани «русской» революции. Как и кто создавал советскую власть. Тайное и явное - Андрей Николаевич Савельев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вторым полемистом для «разогрева» публики на трибуну поднялся Борис Авилов [119], представитель микрофракции объединенных интернационалистов. Его выступление также дано в стенографическом отчете в сокращении. Он выразил свою оппозиционность к Советам, напомнил, что Учредительное Собрание было созвано по решению предпоследнего Съезда и выражало волю трудящихся масс: «Учредительное Собрание состояло из представителей огромного большинства рабочих и крестьян, тогда как в Советах явное меньшинство трудового элемента». Он предложил Советам роль «боевых организаций» при Учредительном собрании. Потом попытался зачитать список заводов и фабрик, где рабочие не согласны с политикой большевиков, но его прервали возмущенными возгласами.
Разгромить оппонентов было поручено Зиновьеву. Вспоминал ли он, измученный пытками, как громил оппонентов даже среди ближайших союзников? Покаялся ли перед расстрелом в том, что принес стране и народу столько горя? Вряд ли. Он всячески пытался сохранить себе жизнь, молил о пощаде и просил позвонить Сталину, целовал сапоги своим убийцам. А пока верный опричник Ленина указал на «нашего великого учителя Маркса», который критиковал Парижскую коммуну за то, что она сразу не начала военного наступления на Версаль и не захватила банки. А большевики всё это сделали! Правота большевиков была обоснована непогрешимостью Маркса.
В речи Зиновьева есть ссылка на речь Церетели, но выступления Церетели нет в стенограмме. Возможно, Зиновьев имел в виду какую-то общеизвестную речь «лидера соглашательских партий», которая могла звучать в том же зале Таврического дворца, где всего несколькими днями ранее проходило Учредительное собрание, а теперь собрались представители Советов. Раз уж Ленин в своей речи трижды упомянул Церетели, то Зиновьев не мог не пнуть его ещё раз.
Критикуя «правых» (в «левом» лагере), Зиновьев указывал, что они прежде не заявляли о невозможности победы социализма в данный момент. При этом он не замечал, что опровергает своего вождя Ленина, который днем ранее с трибуны утверждал, что до социализма ещё очень далеко. Ещё одно самоопровержение Зиновьева содержалось в его ссылке на подтасовку результатов выборов во Франции, где в парламенте оказывались сплошь «социалистические» партии, но к социализму они отношения не имели.
Точно то же можно было бы сказать и о выборах в большевистские Советы, которые привели на съезд Бог знает кого – разношерстную сволочь, которая не в состоянии была понять, как её превращают в тряпку для вытирания кровавых луж, оставленных большевиками. Миф о Советах и столетие спустя витает в неглубоких мозгах, затеняя преступления коммунистов и чекистов.
Далее перед окончательным уничтожением «соглашателей» выпускают несколько ораторов, выступлениям которых в стенограмме уделено совсем мало места. Какой-то безвестный «товарищ Лана» рассказывает о решении СНК Белоруссии разогнать Белорусскую Раду. Эта информация никого не заинтересовала. Затем что-то невразумительное и бурно-эмоциональное говорил в адрес «правых скамей» Николай Ривкин [120] – идеолог и руководитель Союза эсеровмаксималистов (ССРМ).
Затем слово предоставляется Николаю Суханову (359) – скорее для того, чтобы закрыть вопрос о представительстве на трибуне всех фракций. Из его выступления в стенограмме остается всего лишь несколько фраз. Он заявляет: «ошибаются те, кто думает, что речь идет о диктатуре пролетариата и демократии. Политика Совета Народных Комиссаров ничего общего не имеет ни с тем, ни с другим. Она ведет лишь борьбу против всех тех, кто высказывается против Ленина. Такая тактика приведет революцию к поражению». Его предупреждение даже не замечают.
Закрывает этот балаган Преображенский (354). Из его короткого ответа на чьи-то слова, не попавшие в стенограмму: «революцию сделали не усталые солдаты и не жадно тянущие[ся] к земле собственники крестьяне, как это утверждают объединенные интернационалисты. Точно также неверно, что с большевиками мало пролетариев. (…) большевики не закрывают глаз на то, что крестьяне еще недостаточно ясно представляют себе социалистический строй, но дальнейшее развитие революции создаст объективные условия, при которых крестьянство осуществит социализацию земли».
И вот снова на трибуне Ленин, разгоряченный критикой – снова многословен и сумбурен. Он просто вне себя от обвинений в непоследовательности. И по методике, зачерпнутой из марксизма, объявляет: «Пока революция не выходила из рамок буржуазного строя – мы стояли за демократию, но как только первые проблески социализма мы увидели во всём ходе революции – мы стали на позиции, твердо и решительно отстаивающей диктатуру пролетариата». Ложь возведена в систему – именно это и есть позабытый (как сказал Ленин) «правыми» марксизм. Откуда ни возьмись образовался «революционный социализм», который к радости Ленина «откололся» от всякого прочего социализма. И в чём же его особенность? В том, что все прочие социалисты объявлены врагами, а в условиях гражданской войны эти вчерашние единомышленники подлежали немедленному расстрелу.
Конечно, Ленин был прав в своей критике либерального парламентаризма, который является имитацией народного представительства и фальсифицирует политические свободы. Но что он предложил взамен? Полный абсурд: «ум десятков миллионов творцов». Это означает: «масса берет в свои руки оружие и начинает беспощадную борьбу с эксплуататорами».
Последующие годы показали, что эти «миллионы» натворили ужасное смертоубийство по всей стране. И были остановлены ещё более ужасным смертоубийством – НКВД. Коль скоро защита Родины во время войны объявлена Лениным «не социалистической» позицией, а воплощением роли прихвостня буржуазии, то в развязанной большевиками войне не было жалко ни государства, ни народа. Нет Родины – нет ничего общего между людьми. Кроме бандитской спайки, которая и решила дело.
Ленин верил в свои фантазии, которые не имели ничего общего с действительностью: «загляните в самые недра трудового народа, в толщу масс, там кипит организационная, творческая работа, там бьет ключом обновляющаяся, освещенная революцией жизнь. В деревнях берут крестьяне землю, рабочие захватывают в свои руки заводы и фабрики, повсеместно возникают всевозможные организации». Там, где он предполагал созидательную инициативу, царила разруха и преобладал грабеж.
Ильич, как фамильярно величали Ленина за глаза (а после его смерти давали это имя улицам и заводам), по воспоминаниям соратников очень радовался разгону Учредительного собрания – до слез смеялся тому, как это было сделано матросом Железняком, который довольно вежливо попросил делегатов разойтись, потому что «караул устал». Не только истрепанный своими фантазиями и душегубством Ленин смеялся недолго. Рьяный Железняков ещё быстрее отсмеялся.
Железняков Анатолий Григорьевич (1895–1919), известный, также как Матрос Железняк – анархист, положивший конец заседаниям Учредительного Собрания. Кличка «матрос» принадлежит ему совершенно незаслуженно. Поступить в Кронштадтское мореходное училище, а потом в Ростовское мореходное училище он не смог. Работал в аптеке, портовым рабочим, кочегаром. Во время Первой мировой войны – слесарем. И
