Домашние правила - Джоди Линн Пиколт

счета от врачей станут космическими; вдруг появится какой-нибудь замечательный метод лечения для Джейкоба, на который потребуются деньги, а у нас их не будет.

Никогда не предполагала, что в моем списке непредвиденных расходов окажутся траты на судебные издержки, в случае если моего сына обвинят в убийстве.

Женщина с крашеными черными волосами и в костюме, который носит ее, а не наоборот, выходит из своего отсека. У нее очень маленький гвоздик в носу, и лет ей на вид чуть больше двадцати. Вот что, вероятно, происходит с юными сноубордистками, у которых начинается артрит коленных суставов, с девушками-готами, у которых от подводки развивается синдром сухого глаза, – они вынуждены повзрослеть, как мы все.

– Я Абби Легри, – произносит она и пожимает мне руку; в этот момент ее рубашка чуть распахивается у ворота, и я вижу краешек кельтской татуировки у нее на шее.

Она заводит меня в свой отсек и жестом предлагает сесть.

– Итак, – говорит Абби, – чем я могу вам помочь сегодня?

– Я хотела поговорить о второй закладной. Мне нужно немного больше наличных. – Произнося это, я гадаю, спросит ли она, на что я собираюсь потратить деньги? А солгать банку в таком случае – это нарушение закона или нет?

– То есть, по сути, вы ищете возможность открыть кредитную линию, – уточняет Абигейл. – Это означает, что вы вернете нам только потраченную сумму.

Что ж, звучит разумно.

– Сколько лет вы прожили в своем доме? – спрашивает она.

– Девятнадцать.

– Знаете, сколько вы должны на текущий момент по ипотеке?

– Не совсем. Но мы получали заем здесь.

– Давайте посмотрим. – Абигейл просит произнести по буквам мое имя, чтобы найти его в компьютерной системе. – Ваш дом стоит триста тысяч долларов, и ваш первый ипотечный залог был на сумму двести двадцать тысяч. Верно?

Я не помню. Помню только, как мы с Генри танцевали по дому, хозяевами которого стали; стук наших босых ног по деревянному полу гулким эхом отражался от стен.

– Вот как это работает: банки дают в долг часть стоимости дома, около восьмидесяти процентов. Значит, это двести сорок тысяч. Потом мы вычитаем размер первого ипотечного залога… – Она поднимает взгляд от калькулятора. – Вы хотите взять в кредит двадцать тысяч?

Я таращусь на нее:

– Это всё?

– При текущей ситуации на рынке важно, чтобы клиент имел личную заинтересованность в доме. Это сокращает вероятность неисполнения обязательств по кредиту. – Абби улыбается мне. – Давайте заполним несколько анкет, – говорит она. – Начнем с вашего работодателя?

Я читала статистику, что в общем случае словесные утверждения людей проверяются только в половине случаев, но, очевидно, банки попадают во вторую половину. И как только сотрудники этого банка свяжутся с Таней и узнают, что я ушла с работы, то зададутся вопросом: как я собираюсь выплачивать им деньги по ипотечному залогу, тем более по двум? Если скажу, что намерена поправить дело самозанятостью, это не поможет. Я достаточно долго занималась редактурой в качестве фрилансера, чтобы понимать: для таких учреждений, как банки и фирмы, куда вы попытаетесь устроиться на работу в будущем, «самозанятый» в переводе означает «почти безработный, едва наскребающий себе на жизнь».

– У меня сейчас нет работы, – тихо говорю я.

Абигейл откидывается на спинку кресла:

– Ну тогда у вас, наверное, есть другие источники дохода? Собственность для сдачи в наем? Дивиденды?

– Алименты, – робко говорю я.

– Буду с вами предельно откровенна. Маловероятно, что вам дадут заем без другого источника дохода.

Я не могу поднять на нее глаз.

– Но мне очень нужны деньги.

– Есть другие источники кредитования, – объясняет Абигейл. – Ссуды на покупку автомобиля, микрофинансовые организации, кредитные карты, но проценты в конце концов убьют вас. Лучше обратитесь к кому-то из близких. Есть кто-нибудь в вашей семье, способный помочь?

Мои родители умерли, и я сама – тот член семьи, который пытается помочь. Я всегда та, кто заботится о Джейкобе, когда все начинает разваливаться.

– Мне хотелось бы вам помочь, – говорит Абигейл. – Может быть, когда вы получите другую работу…

Я бормочу слова благодарности и выхожу из ее закутка, а она продолжает что-то говорить мне вслед. Сев в машину на парковке, я некоторое время не двигаюсь. Пар от моего дыхания висит в воздухе, как пузыри с мыслями в комиксе – мыслями, которые я хотела бы, но не могу объяснить Абигейл Легри.

– Мне тоже хотелось бы чем-то себе помочь, – громко произношу я.

Это нечестно по отношению к Джейкобу и Оливеру, но я не еду сразу домой, а делаю крюк и проезжаю мимо младшей школы. Давно мне не доводилось бывать здесь – все-таки оба моих сына уже вышли из детского возраста, – но зимой тут заливают каток и дети приходят кататься на коньках. На переменах девочки кружатся на льду, а мальчишки гоняют шайбу.

Я останавливаюсь напротив катка. На нем играют малыши – класс первый или второй, – кажется невероятным, что Джейкоб тоже был таким. Когда он учился здесь, ассистентка брала у кого-нибудь коньки и выводила его на каток. Джейкоб ходил по нему, толкая перед собой два поставленных друг на друга ящика от молочных бутылок. Так учились кататься большинство детей, они быстро переходили к методу треножника: хоккейная клюшка давала им третью опору для равновесия. Вскоре они обретали уверенность и могли скользить по льду без всякой поддержки. А вот Джейкоб, он так и не преодолел стадию молочных ящиков. В катании на коньках, как и в любой другой физической активности, он был неуклюж. Помню, я пришла посмотреть на сына и увидела, как его ноги разъезжаются, выскакивают из-под него и он растягивается на льду. «Если бы не было так скользко, я бы не падал», – сказал он мне в конце перемены, краснощекий и запыхавшийся. Как будто, если есть на что свалить вину, это все меняет.

Резкий стук в боковое стекло заставляет меня вздрогнуть. Я опускаю стекло и вижу полицейского.

– Мэм, могу я вам чем-то помочь?

– Просто… мне что-то попало в глаз, – вру я.

– Ну, если теперь с вами все в порядке, я попросил бы вас уехать. Здесь напряженное движение и нельзя останавливаться.

Я бросаю взгляд на носящихся по льду детей. Они как сталкивающиеся молекулы. И говорю:

– Да. Здесь нельзя.

Приехав домой и открыв дверь, я слышу такие звуки, будто кого-то превращают в лепешку. Умх. Оу. Уф-ф. А потом, к своему ужасу, слышу смех Джейкоба.

– Джейкоб! – кричу я, но не получаю ответа; не снимая пальто, я бегу на звуки драки.

Целый и невредимый, Джейкоб стоит перед телевизором в гостиной. У него в руках что-то вроде белого пульта. Рядом с ним Оливер с таким же пультом. Тэо развалился на диване позади них.

– Вы никуда не годитесь, – говорит он. – Оба.

– Привет. – Я захожу в комнату, но глаза всех троих прикованы к телевизору.

На экране боксируют две объемные мультяшные фигуры. Джейкоб двигает пультом,