Еврейский мир. Сборник 1944 года - Коллектив авторов -- История
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно это перечисление географических пунктов может вызвать головокружение! — Нужна была поистине феноменальная предприимчивость и энергия, чтобы все эти поездки организовать и осуществить. В те месяцы, которые Тейтель проводил в Берлине, он лихорадочно работал над расширением деятельности союза русских евреев, убеждая своих сотрудников открывать все новые отделы, заводить все новые виды помощи15). Наряду с союзом, Тейтель основал в Берлине две организации для помощи беженским детям («Детский Дом имени Я. Л. Тейтеля» и «Общество Дети-друзья») и дешевую столовую, которой берлинская еврейская община впоследствии также присвоила его имя.
В 1929 году вышло немецкое издание его мемуаров, в образцовом переводе И. С. Гурвича16). Эта книга, усердно рассылаемая автором, стала его главным орудием пропаганды в кругах немецких евреев17). В январе 1931 года в Берлине чествовали 80-летие Тейтеля, совпавшее с десятилетним юбилеем «Союза Русских Евреев». Это был как бы кульминационный момент его жизни. Свыше семисот человек собралось на юбилейный банкет. Наряду с представителями русской колонии, присутствовали виднейшие деятели немецко-еврейской общественности. Никто из них тогда и не подозревал о возможности той ужасной катастрофы, которой было суждено разразиться над немецким еврейством всего два года спустя.
Восьмидесятилетие Я. Л. Тейтеля чествовалось также в Париже18).
В январе 1933 года Адольф Гитлер был назначен германским рейхсканцлером, а объявленный нацистским правительством на 1 апреля однодневный бойкот еврейских магазинов послужил сигналом к началу чудовищных преследований еврейства, трагическая полоса которых не закончилась поныне. В день бойкота Тейтель решил, что ему нет смысла оставаться в Германии: работа для помощи оставшимся в Берлине русским евреям могла теперь вестись только из заграницы. Через несколько дней он выехал в Париж и основал свою новую штаб-квартиру в скромном отеле «Мариньи», возле Мадлен. Впоследствии он переехал на жительство в Ниццу. В Берлин он возвращался после этого еще два раза (в 1934 и 1935 г.г.), но только на несколько недель.
«Союз русских евреев в Германии» функционировал открыто еще более двух лет. Он был закрыт по распоряжению Гестапо в сентябре 1935 года. Но и тогда с союзом обошлись сравнительно мягко: никто из руководителей не был арестован и находившиеся в банках средства союза не были конфискованы. Фактически, организация помощи продолжала функционировать еще ряд лет, включая даже первые годы войны. Конечно, какие либо сборы средств в самой Германии стали невозможными, — но об этом не переставал заботиться Тейтель.
В течение шести лет, со дня своего выезда из Германии и до дня своей смерти, Я. Л. посвящал всю свою неослабевающую энергию сборам средств на помощь и на эвакуацию русско-еврейских беженцев из Германии. Тотчас же по закрытии союза, осенью 1935 года, он основал в Париже «Комитет помощи русским евреям в Германии», впоследствии переименованный в «Комитет имени Я. Л. Тейтеля». Главным, почти единственным сборщиком средств для этого комитета был 85-летний Тейтель. Он собирал их в Париже, ездил в Лондон, хлопотал о субсидиях. До последнего дня он вел оживленнейшую переписку с Берлином, притом не только с руководителями организации, но и с множеством ее клиентов. Письма, которые я получал от него в Америке в 1938 году и в начале 1939 года, в большой части посвящены тревогам и заботам об этих людях, которые продолжали видеть в нем своего верного, — и едва ли не единственного, — заступника.
Когда была созвана в Эвиане известная конференция по делам о беженцах, Тейтель помчался из Ниццы в Эвиан, чтобы быть поближе к событиям и почувствовать их пульс. Как и все, он был разочарован результатами конференции. «Впечатление от конференции у меня тяжелое, — пишет он 24 июля 1938 года, по возвращении из Эвиана. — Все мы ожидали, что положение еврейства будет изображено в надлежащем виде, что голос измученного, униженного народа будет услышан. По моему мнению этого не было. Представители всех держав открещивались от евреев — не желательны они никому».
Несмотря на эти невеселые впечатления, Тейтель был рад сменить спокойную, атмосферу Ниццы на столь привычный для него шум общественных сборищ. «Я очень доволен пребыванием в Эвиане, — пишет он в том же письме. — Перевидал много народу». Даже физически суета общественной работы была ему полезна. О. О. Грузенберг, также живший в то время в Ницце и часто встречавшийся с Тейтелем, писал мне после возвращения Я. Л. из Эвиана: «Был у нас вчера Я. Л. Он отлично отдохнул и поправился. Надо надеяться, что доживет до своего столетия» (письмо от 24 сентября19).
Но Тейтелю оставалось жить всего полгода.
Он скончался от старческого отека легких 20 февраля 1939
года, на 89-ом году жизни. Привожу описание его кончины из письма ко мне его сына, Александра Яковлевича Тейтеля, у которого он последние годы жил:
«Вся эта зима прошла в смысле здоровья блестяще. Доктор, видевший его два месяца тому назад, нашел его в полном порядке. Посетителей у него бывало больше, чем когда-либо. Ежедневно накрывался, как он это любил, чайный стол.
...Понятно, все омрачалось несказанными бедствиями и преследованиями, бесчисленными письмами и невыполнимыми просьбами. Но и при этом покойный отец умел сохранять присущую ему любовь к жизни, а желание помочь, неутомимая жажда действовать, работать казались неистощимыми. Невольно забывались его года, и верилось, что его шутливое обещание отпраздновать 100-летний юбилей будет им выполнено.
И вдруг такой удар. Еще накануне весь день он был бодрым, выходил. Днем были гости, он был оживлен, не отпускал их до 7-ми часов. Петом ужинал, написал письмо Бор. Сав. Ширману20) (пометил его даже 20-м числом), дал два письма для перевода, читал... Утром пришла секретарша, нашла его вполне здоровым, — а через несколько минут поднялось клокотание в груди и он сказал, что ему тяжело дышать, но что ничего не болит. Через четверть часа уже был врач... и хотя сразу определил отек легких, свойственный старикам, все-таки надеялся, что удастся спасти его. И действительно дыхание стало легче, на наши вопросы, лучше ли ему, отец дважды кивнул утвердительно. И вдруг он вздохнул и все было кончено. Мы стоявшие у постели не могли дать себе отчета в происшедшем — так спокойно, незаметно он ушел». (Из письма
