Мерцание во тьме - Стейси Уиллингхэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вам известно, кто он, — говорю я, чувствуя, как что-то постепенно проясняется. — Я про Аарона. Вам известно, кто он такой на самом деле.
Детектив смотрит на меня с непроницаемым видом.
— Вы должны мне сказать. Я имею на это право.
— Его имя — Тайлер Прайс, — отвечает Томас в конце концов и нагибается за своим портфелем. Раскрыв его на столе, достает оттуда полицейский снимок и кладет между нами. Я смотрю на лицо Аарона — нет, Тайлера. Он и выглядит как какой-нибудь Тайлер — без увеличивающих глаза очков, аккуратно застегнутой рубашки, короткой стрижки. Одно из тех банальных лиц, которые могут принадлежать кому угодно — невыразительные черты, никаких особых примет, — и однако определенное сходство со снимком из интернета, с настоящим Аароном Дженсеном, прослеживается. За двоюродного брата он бы сошел. Или даже за старшего. Из тех, кто покупает старшеклассникам алкоголь, чтобы потом самому заявиться на вечеринку, молча потягивать пиво и наблюдать.
Я сглатываю комок, сверлю глазами поверхность стола. Тайлер Прайс. Я ругаю себя последними словами за то, что так легко поддалась на обман, согласилась увидеть именно то, что он хотел, — впрочем, может быть, я видела то, что сама хотела? В конце концов, я ведь нуждалась в союзнике. В ком-то, кто займет мою сторону. Но для него это было лишь игрой. Все это — лишь игра. И сам Аарон Дженсен был не более чем персонажем.
— Мы опознали его практически мгновенно, — говорит детектив Томас. — Он из Бро-Бриджа.
Я вскидываю голову, таращу на него глаза.
— Что?
— У них здесь на него было заведено личное дело, давно уже, из-за всякой ерунды. Марихуана по мелочи и аналогичные правонарушения. Он даже девятый класс закончить не сумел.
Я снова смотрю на портрет, пытаясь вызвать в себе воспоминание. Хоть какое-то воспоминание о Тайлере Прайсе. Бро-Бридж ведь городок совсем небольшой — с другой стороны, избытком друзей я тоже никогда не отличалась.
— Что вы еще о нем знаете?
— Его видели на «Кипарисовом кладбище», — отвечает Томас, доставая еще одну фотографию; на ней поисковая партия, а в отдалении — Тайлер, без очков, в низко надвинутой бейсболке. — Убийцы, особенно серийные, часто возвращаются на место преступления. Похоже, в вашем случае Тайлер пошел дальше. Не просто посетил место, но и принял участие в расследовании. Само собой, с определенной дистанции. Такое тоже случается.
Тайлер там был, он везде побывал. Я вспоминаю про кладбище, про то, как все время ощущала спиной чей-то взгляд. Он смотрел, как я брожу между могил, опускаюсь там на корточки. Представляю себе, как он, держа в затянутой в перчатку руке сережку Обри, нагибается, якобы поправляя шнурок, и оставляет сережку там, где я ее найду. И та моя фотография у него на телефоне. Он ведь не в интернете ее нашел, понимаю я. Сам и сделал.
И тут меня наконец осеняет.
Я вспоминаю детство, сразу после ареста отца. Следы, которые мы находили во дворе. Безымянного парнишку, которого я застала заглядывающим в окно. Руководимого болезненным любопытством, зачарованного смертью.
Ты кто такой? — заорала я тогда, бросаясь на него. И ответ его был тем же, что и двадцать лет спустя, прошлой ночью.
Никто.
— Мы сейчас работаем с его машиной, — продолжает детектив Томас, хотя я едва его слышу. — Нашли у него в кармане диазепам. Золотое кольцо, которое предположительно принадлежит Райли. А также браслет. Деревянные бусины и металлический крестик.
Я сдавливаю ногтями переносицу. Слишком много всего за один раз.
— Послушайте, — говорит Томас, наклонившись, чтобы заглянуть мне в глаза. — Вашей вины тут нет.
— Но ведь она есть, — возражаю я. — Это я виновата. Он их из-за меня выбрал. Они из-за меня умерли. Я должна была его узнать…
Детектив протягивает руку, встряхивает фотографию.
— Даже не думайте об этом. Двадцать лет прошло. Вы тогда были еще ребенком.
Я знаю, что он прав. Действительно, ребенком, всего двенадцать. Но что с того?
— А про другого ребенка вы тоже помните? — спрашивает Томас.
Я удивленно смотрю на него.
— Какого?
— Райли, — говорит он. — И в живых она осталась благодаря вам.
Глава 44
Мы выходим из участка, и детектив Томас упирает руки в бедра, словно стоит сейчас, обозревая окрестности, где-то на вершине горы, а не на парковке. Шесть утра. Одновременно душно и прохладно — в такую рань подобное случается, — и я вдруг остро осознаю, что вдалеке щебечут птицы, что небо похоже на сахарную вату, что уже едут на работу первые водители. Я щурю глаза, сонная и не вполне понимающая, что происходит. Внутри полицейского участка забываешь о времени — там нет ни часов, ни окон. В четыре утра тебя заставляют выпить еще кофе, из микроволновки на кухне пахнет уже слегка подкисшей пищей, которую разогревает себе сменившийся с дежурства полицейский, а мир медленно ползет мимо тебя. Теперь я чувствую, что мозг отказывается понимать, как так может быть, — уже рассвело, начинается новый день, а мое сознание так и застряло во вчерашнем вечере.
На шее проступают капельки пота, я завожу руку назад и чувствую, как соленая влага сочится между пальцами, будто кровь. Ни о чем другом я думать, похоже, не способна — только про кровь, как она собирается в лужу, выбирая себе путь наименьшего сопротивления. С того самого момента, когда я опустила глаза и увидела, как на животе Тайлера по рубашке медленно расползается красное пятно. Как кровь сочится на пол, медленно ползет в мою сторону. Обволакивает кроссовки, пропитывает подошвы. Как она течет и течет, словно кто-то надрезал ножницами резиновый шланг, выпустив жидкость наружу.
— Послушайте, вы там раньше говорили… — нарушает молчание Томас. — Насчет жениха.
Я все еще смотрю на кроссовки, на багряный ободок понизу. Не знай я, в чем дело, решила бы, что нечаянно наступила в краску.
— Вы уверены? — уточняет он. — У всего этого может быть другое объяснение…
— Уверена, — перебиваю его я.
— Видео у вас на телефоне. Там ведь толком не разобрать, что у него в ладони. Это может быть что угодно.
— Я уверена.
Чувствую, как он изучает сбоку мое лицо, потом расправляет плечи и сам себе кивает.
— Хорошо. Мы его разыщем. И зададим кое-какие вопросы.
Я вспоминаю последние слова Тайлера; они все еще отдаются эхом в моем