Расёмон – ворота смерти - Ингрид Паркер

В этот момент дверь у него за спиной открылась, и он упал на четвереньки, почувствовал какой-то толчок, потом услышал топот бегущих ног, звук удара и вопли Окуры.

Когда, шатаясь, Акитада поднялся на ноги, он увидел Тору. Тот, схватив Окуру за шиворот, тряс его, как котенка, пока мерзавец не выронил нож, после чего Тора швырнул его с такой силой, что он бухнулся обмякшей грудой на пол. Подобрав нож и сунув его лезвие под нос Окуре, Тора рявкнул:

— А ну не дрыгайся и заткни пасть! Если будешь ныть, я точно не выдержу и прикончу тебя!

Жалкий щеголь лишь что-то пискнул в ответ, потом, в ужасе тараща глаза, выплюнул выбитый зуб вместе с кровью и разразился рыданиями.

— А вы что здесь делаете? — спросил Акитада, переводя взгляд с Торы на Хитомаро и Гэнбу, которые все это время топтались за порогом, а теперь тоже вошли. Вид у них был явно довольный.

Тора улыбнулся:

— Ваша дама послала нас сюда. Она очень волновалась за вас. Увидев, что вы не один, мы спрятались под верандой, просто так, на всякий случай.

Тора, Хитомаро и Гэнба подслушивают признание убийцы

— Вас послала Тамако? — Акитада не верил своим ушам.

Тора кивнул.

Акитада задумался. Его вдруг посетила хорошая мысль.

— Вы слышали, о чем мы здесь говорили?

— Да, — сказал Тора. — Вот гаденыш, правда? — Он в сердцах пнул Окуру ногой, отчего тот снова захныкал. — Мы считали, что вы сами управитесь с ним, пока не услышали возню и крики.

Акитада покраснел. Мало того, что Тамако сочла необходимым послать ему помощников, так они еще и стали свидетелями того, как Окура одержал над ним верх. Но зато они слышали разговор, и это, возможно, убедит Кобэ взять Окуру под арест. А уж тогда-то жестокое обращение с заключенными вынудит Окуру сделать признание.

Денек выдался на редкость длинным и тяжелым, и Акитада вдруг почувствовал разбитость.

— Отведи его в полицию, — сказал он Торе. — Объясни Кобэ, что случилось, и передай ему: я надеюсь, что он предъявит Окуре обвинения в убийствах Оэ и Хираты.

— Правильно! — Тора усмехнулся, с удовлетворением оглядывая всхлипывающего Окуру.

— Не-ет! — Окура с мольбой воздел руки к Торе. — Если ты отпустишь меня, я дам тебе золота, много золота, так много, сколько ты никогда даже и не мечтал.

Он начал рыться у себя в поясе, но подбежавший Гэнба заломил ему руки за спину, после чего Хитомаро связал их веревкой. Окура обмяк и залился слезами.

Хитомаро о чем-то пошептался с Торой, потом тот спросил у Акитады:

— А что, если нам пойти вместе и раздавить на радостях бутылочку саке после того, как избавимся от него?

Акитада потянулся. Напряженное тело ныло от усталости. Предложение казалось заманчивым, но у него были другие дела. С улыбкой он покачал головой:

— Спасибо, но я, пожалуй, откажусь. Сейчас я мечтаю только о постели.

Тора усмехнулся, Гэнба и Хитомаро, отвернувшись, разглядывали небо. И тут яркая вспышка молнии прорезала кромешную тьму, осветив верхушки деревьев, крыши домов вдалеке и всю комнату. Вслед за ней послышался оглушительный раскат грома.

Тора покачал головой:

— Гроза, того и гляди, начнется. Я управлюсь с этим гаденышем сам, а Гэнба и Хитомаро пусть пойдут вместе с вами, хозяин.

— Нет. Я не доверяю Окуре, — возразил Акитада. — Вы поведете его втроем. И главное, Тора, не забудь передать мои слова Кобэ.

Они переглянулись, и Хитомаро сказал:

— Нам с Гэнбой нельзя в полицию.

Акитада смотрел на него, не понимая. За окном первые тяжелые капли застучали по доскам веранды. Наконец Акитада все понял.

— Вижу, польза, которую вы приносите, не выходит за пределы, доступные острому глазу полиции. Идите с Торой, пока сочтете для себя возможным, и убедитесь, чтобы он завел задержанного в стены полицейского участка. Обязательно дождитесь его и возвращайтесь домой вместе.

— Как вам угодно, хозяин, — уныло сказал Хитомаро.

— Ну ладно, тогда пошли! — объявил Тора.

Но Хитомаро все еще колебался.

— Хозяин, а нельзя ли мне пойти с вами? На улицах в этот час небезопасно.

— Нет! — Усталый и раздраженный Акитада даже не попытался скрыть гнев. — Делайте то, что велено, иначе я уволю вас обоих.

Они ушли, оставив его в пустой комнате, освещенной мигающим пламенем масляной лампы. Устыдившись своего выпада, Акитада уселся было за стол, чтобы закончить проверку сочинения, от которого его оторвал Окура. Но сосредоточиться уже не мог. К тому же его ждала Тамако. Отложив письменные принадлежности, он зажег от лампы фонарь и отправился домой.

Выйдя на крыльцо и запирая дверь, Акитада понял, что погода заметно изменилась. Похолодало, сырой ветер, налетая порывами, раздувал полы кимоно и мотал из стороны в сторону фонарь. Над головой клубились черные тучи, время от времени освещаемые вспышками молнии. Гром грохотал почти беспрерывно.

Во дворе ветер запорошил ему сырым песком глаза и сорвал с головы шляпу. Акитада поймал ее за тесемку, отвязал и убрал в рукав. Держа фонарь обеими руками, он согнулся и пошел против ветра.

Идя по опустевшим университетским дворам, Акитада перебирал в уме все свои попытки отдать трех убийц в руки правосудия. Хотя дела теперь были раскрыты и совесть, мучившая его из-за смерти Хираты, успокоилась, он все же не был уверен, что Окуре предъявят обвинения. Еще меньше надежд возлагал Акитада на то, что Сакануоэ накажут за его злодеяния. Только Курата получил свое, да и то в основном благодаря стараниям Торы.

Ну что ж, завтра он вернется к своим делам в министерстве и приложит все усилия к тому, чтобы выполнять свою работу безукоризненно. Скоро у него будет жена, и теперь Акитада уже не сможет позволить себе раздражаться из-за необходимости часами просиживать за пыльными документами или из-за того, что приходится вести вынужденные разговоры в неофициальной обстановке с начальством. Сато с женой идут не на такие жертвы друг для друга и ради своей семьи. Терпение этих людей теперь восхищало Акитаду гораздо больше, чем любые подвиги, о которых он мечтал в юности. Оно говорило о преданности и о настоящих чувствах внушительнее, чем самые красивые песни и стихи о любви. И такое терпение было ничтожной платой за ту радость, какую давала ему Тамако.

Приободренный мыслями об их счастливом совместном будущем, Акитада пересек Вторую улицу и пошел вдоль высокой глинобитной стены, окружавшей правительственные здания. Обычно шумное и людное, это место было сейчас пустынно из-за позднего часа и грозы. В воздухе пахло дождем, крупные капли уже падали налицо вместе с песчинками и поднятой ветром листвой. К счастью, небеса еще не разверзлись и не обрушились на землю потоками воды. Если повезет, он успеет добраться до дому, не вымокнув.

На углу дворцовых владений Акитада свернул на улицу Омия, где налетевший порыв ветра задул его фонарь. Ничего. Еще каких-нибудь пять кварталов — и он у себя дома. Там его ждет Тамако. При воспоминании о ней на душе у Акитады потеплело. Он представил себе, как заключает ее в объятия, касается пальцами ее длинных шелковистых волос, одежды, хранящей ее тепло… Ничто на свете не несет в себе такого нежного тепла…

Он очнулся неохотно от грез.

Первое, что ощутил Акитада, — это резкий свистящий звук на дворцовой стене и вслед за ним яростный треск веток прямо над головой. Связав эти звуки с грозой, Акитада поднял глаза. Из плотного мрака темных ветвей и листвы отделилось и обрушилось на него что-то еще более черное. Он попытался увернуться, но слишком поздно. Резкая боль словно надвое раскроила череп, скользнув меж лопаток, и Акитада рухнул под тяжестью удара. Он упал лицом вниз, острым гравием обожгло кожу, грудь больно сдавило, и его окутала тьма.

Глава 23

Молодые побеги

Акитада пришел в сознание в своей комнате. Всем телом ощущая какое-то смутное неудобство, он открыл глаза — на потолке играли блики горящей лампы. Акитада сразу догадался, что сейчас ночь и лежит он на собственной постели — ее он узнал по жесткой подушке.

Услышав чей-то тихий разговор, Акитада повернул голову, и тотчас же резкая боль пронзила голову и лопатки. К его немалому удивлению, в крохотной комнатке оказалось полно народу. Какие-то люди сидели вокруг масляной лампы спиной к нему, и только Сэймэя он узнал сразу, ибо лицо старика было обращено к нему. Он-то и говорил большей частью один, роясь при этом в своем сундучке со снадобьями, извлекая из него то горшочек, то мешочек с чем-нибудь целебным и показывая его своим собеседникам. Наконец по широким спинам Акитада узнал Гэнбу, Хитомаро и Тору. Гэнба поддерживал беседу с Сэймэем, между тем как двое других только молча слушали.

Акитада крякнул, кашлянул и лишь со второй попытки спросил:

— Чем это вы занимаетесь?