Избранные - Виктор Голявкин

— По-вашему, выходит, все люди теряют нить разговора, в голове у них целый сумбур и сумятица?

— У большинства.

— И вы своей авреликой в два счета устраните сумятицу, и мозги у людей заработают как часы?

— А что?

— Да ничего.

— Вот то-то и оно.

— И вы в этом нисколько не сомневаетесь?

На секунду он задумался.

— Те люди, которые шпарят без запинки и теряют нить, пусть себе шпарят, но… не исключено, что они начнут вдруг шпарить одно лишь слово: АВРЕЛИКА, АВРЕЛИКА, АВРЕЛИКА… ха-ха! Слишком восприимчивые люди, сами понимаете… близко к сердцу все принимают.

— Да ну вас! — отмахнулся я.

— Конечно, некоторые люди вроде вас обрывают меня и смеются, а воспитанные люди в большинстве случаев делают вид, что не слышат аврелики, но на самом-то деле… слышат. Должно привиться. Ведь в диссертации все учтено и оговорено.

— Но почему вы именно это слово выбрали, не пойму. То есть вы его изобрели, прошу прощения. Бессмысленных слов сколько угодно можно изобрести. Любым словом можно «пересыпать», как удачно выразились вы.

— Любым?

— По-моему, любым.

— Гм… — сказал он после некоторого молчания. — Об этом я не подумал… можно подыскать другое слово, но важен принцип.

— Но по свету вы пустили именно это слово?

— Ну, оно еще не успело облететь весь свет…

— Не собираетесь ли вы заменить его другим, пока не поздно?

— Гм… целесообразней оставить старое. Оно начало свое движение и пусть продолжает шествие. Поскольку все оговорено и учтено.

— Не все, — сказал я, — далеко не все. Себя вы не учли.

— Как то есть?

— Забыли пересыпать свою речь авреликой, — сказал я.

Он спохватился:

— О да… Аврелика… тьфу, черт, аврелика… конечно же аврелика, да, да…

(Теория, не связанная с практикой, сотни страниц, написанных мелким, бисерным почерком, — коту под хвост.)

Он все твердил:

— Забыл, забыл пересыпать…

— Из пустого в порожнее, — добавил я с удовольствием.

А он утомленно улыбнулся. Он давал понять, что всю жизнь пересыпать из пустого в порожнее нелегкая работа, тяжкий труд. И от этого сознания улыбка не сходила с его лица, становилась резче, четче, каменным становилось у него лицо и каменной была улыбка.

И легкое слово «аврелика» превратилось у него в камень, тяжелый, громоздкий, брошенный посреди дороги и мешающий проехать и пройти.

НУ-КА ВСТАНЬ, МАЛЬЧИК!

Мальчик Митя был уже в таком возрасте, что вполне мог сказать слово «мама».

Мама Мите говорит:

— Скажи — «мама».

А он молчит.

Папа ему говорит:

— Скажи — «папа».

Так он тем более молчит. Он знал от взрослых, что это слово в самом раннем детстве обычно вторым произносится. И про себя думает: «Для того чтобы произнести хотя бы одно слово, нужно пошевелить языком. А вот как раз этого-то мне и неохота. Поесть мне все равно дадут, попить дадут, так что вполне можно ничего не делать!»

Надо отдать должное: он был очень даже сообразительным, этот малыш. Он, как говорится, с колыбели понял, что его все равно будут кормить, если он даже и просить не будет.

Он еще дальше пошел в своей сообразительности. Он мог предположить, что его переведут на самое усиленное питание. Он так рассуждал: «Родители подумают, будто я нездоров, раз так долго не могу произнести слово „мама“, и будут меня вовсю кормить разными вкусными вещами, чтобы я как можно скорее произнес это слово». И верно. Родители вовсю его кормили, изо всех сил старались — такие порядочные, любящие своего ребенка отец и мать.

Митя тоже старался. Можно только позавидовать его блестящему аппетиту.

Однажды, дело было вечером, папа с мамой сидели за столом и пили чай с вареньем. А Митя смотрел из своей кроватки на прекрасное варенье, ему вдруг захотелось чайку, и он вслух вздохнул:

— Эх, папаша, мамаша, — сказал он, — дали бы и мне чайку с вареньицем, ей-богу, очень хочется…

Он тут же испугался, что теперь ему и впредь придется шевелить языком, если родители услышали, но опять вслух сказал:

— Фу-ты, черт!..

Родители моментально повернули к нему головы. Надо себе представить, как они удивились! Мама выронила чашку с чаем, и чашка разбилась вдребезги. А папа бросился вон из комнаты и долго стоял на лестничной площадке, ничего не понимая. Он никак не мог вернуться в комнату от перенесенного удивления и страха. В конце концов он вернулся на цыпочках.

Родители подошли к Митиной кровати, а сын, не будь дурак, притворился спящим. Чтобы не подумали, чего доброго, будто именно он произнес эти четкие слова.

Родители только пожали плечами, посмотрели друг другу в глаза и моргнули по нескольку раз. Они решили, что им показалось.

Дальше самое интересное! Папа с мамой куда-то вышли, а их сын Митя встал в своей кроватке, попрыгал на подушке, сделал стойку на руках. Он был на редкость здоровый, откормленный, крепкий ребенок.

Он вылез из кровати, пошел в другую комнату, снял трубку телефона, набрал номер и сказал:

— Алло! Как поживаешь, старик?

Писклявый голос ему ответил:

— Твоими молитвами, старик.

— Одними молитвами не проживешь, — сказал Митя.

— Боюсь сорваться, — сказал писклявый голос.

— А я уже сорвался, — сказал Митя.

— Да ну! — испуганно сказал писклявый голос.

— Но все пронесло, — сказал Митя.

— А я еще ни разу не срывался, — сказал писклявый голос.

— У тебя еще все впереди, — сказал Митя.

— Намного ли ты старше? — сказал обиженно писклявый голос.

— На два года, Василий, — сказал Митя.

— Можно подумать, что лет на двадцать, — сказал Василий.

— Твои допотопные не скоро явятся? — спросил Митя.

— Опасно, — сказал Василий.

— Ну, будь здоров, старик!

Митя так рассуждал: «Если я буду ходить при родителях, мне чего доброго, придется самому на горшок ходить, мыть руки, еще, чего доброго, посуду мыть заставят, а то и того хуже, за чем-нибудь пошлют, — нет, лучше я все-таки полежу, не стоит этого делать. Раз никто не знает, что я ходить умею. А если они меня будут ставить на ноги — я буду падать. Никто никогда в жизни не догадается, что я давно могу не только ходить, но и бегать».

Он вышел на балкон и стал смотреть на улицу. Его снова очаровал вид сверху, и он никак не мог уйти с балкона. Надо думать, он не впервые появлялся на балконе в отсутствие родителей.

Несмотря на свою сообразительность, он не рассчитал время.

Возвращаются родители и не находят сына на месте. Они в крайнем отчаянии носятся по комнате, заломив руки. И вдруг они видят своего сынишку на балконе. Он удивительно крепко стоит на ногах, совершенно не держась за перила.

Отец с матерью чуть не свалились, увидев такое, но быстро смекнули, что первым может свалиться их сын, и поэтому остались на ногах, вернее, бросились к балкону.

Состояние у них в этот момент, конечно, было ужасное. Отец, например, закричал?

— Я тебя отдую!!!

А мама сказала:

— Что же делается, а?!

И тут (вот что самое интересное!) сын, совершенно забыв, что ему следует молчать как рыба (если он хочет есть и пить, не работая языком), вдруг крикнул:

— Ничего не делается, подумаешь, какая важность!

Надо опять-таки отдать ему должное, он тут же понял свою ошибку и закричал во всю глотку:

— Ничего я не говорил! Ничего я не говорил!

Но это только усугубило положение. Все-таки, безусловно, он не обладал хитростью взрослого человека. Пожалуй, это самое основное, чего ему недоставало в его изобретательности.

Что происходит с родителями после его слов? Известно что. Мать ложится в постель и тяжело дышит. Отец точно так же тяжело дышит и бежит к телефону.

И самое любопытное, что после всего этого их сын, сколько его ни ставили на ноги, тут же падал. И сколько его ни просили сказать слово «мама», он ни звука не произнес.

Он проявил удивительную твердость и принципиальность в этом отношении.

Приезжает доктор.

Мама встает с постели, оправившись от потрясения, но вид у нее бледный. У сына же краснощекий вид, и он продолжает лежать в кровати, притворяясь, что спит.

— Его нужно разбудить, — говорит доктор.

— Ой, ай, ребенка будить, как же так, как жаль, обидно, невозможно, как же можно, — говорят родители.

Доктор говорит:

— Не могу же я приезжать второй раз, меня ждут другие больные. У меня времени в обрез.

Родители, вздыхая, говорят:

— Может быть, у вас есть хоть немножечко времени подождать, когда он проснется? (До чего же все-таки, заметьте, родители любят своего ребенка!)

Доктор говорит:

— У меня нет времени, я вам уже сказал. А чем, собственно, он болен? Глядя на вашего ребенка, не скажешь этого. Может быть, вы перепутали и у вас кто-то другой болен?