Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V - Александр Николаевич Федоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне по душе такие масштабы! — молодецки ухмыльнулся Корли, уже предвкушавший, как он возглавит армию в тридцать тысяч клинков.
— Но для того, чтобы люди пошли в наше войско, мы должны убедить их, что сражаемся за их интересы, — продолжал Увилл. — Мы должны сделаться защитниками простого народа. Мы могли бы отбивать часть собранного оброка. Что-то оставим себе, но остальное — вернём людям. Пока что мы станем действовать только в нашем домене, но потом, я надеюсь, у нас будет достаточно отрядов, чтобы расширить зону действия.
— Но оброк собирают лишь осенью, — резонно возразил Гардон. — Что же мы будем делать в остальное время?
— Бороться с несправедливостью, — несколько пафосно ответил Увилл. — Всегда есть кто-то, кого угнетают. Мы должны сделать так, чтобы простолюдины по крайней мере верили в то, что мы способны их защитить. Да, мы не поспеем везде и всюду, но главное — сохранять надежду людей. Даже если мы среагируем в одном случае из сотни — этого будет достаточно, учитывая, что весть об этом разнесёт наша сеть трактирщиков.
— Я знаю, что нужно сделать! — просияв, воскликнул Гардон. — Мы должны создать некий знак, который станет символом призыва о помощи. Знак, увидев который, наши соглядатаи поймут, что люди нуждаются в нас. Знак, который будет настолько прост, что его сможет нарисовать на стене своей хижины даже неграмотный холоп.
— И этот знак станет символом нашего движения! — Увилл был настолько восхищён идеей, что даже хлопнул себя по бедру. — Видя этот знак, сторонние люди начнут интересоваться, что он значит, и тем самым также узнают о нас! Знак, который заставит трепетать сердца наших врагов! Благодарю, друг мой! Эта идея без преувеличения гениальна!
Действительно, Увилл был абсолютно впечатлён простотой и действенностью данной идеи. Мы уже знаем, сколь он любил символизм. Мы знаем, что отчасти он лишь играл роль доброго короля Увилла, поскольку в глубине души ему было плевать на всех, кроме самого себя, и в этом Давин был прав. И, как актёру, Увиллу нужны были соответствующие декорации. Этот знак, который в сознании масс может приобрести почти мистический смысл, делал всю его затею куда более эффектной, а значит — особенно привлекательной для самого Увилла.
— Может быть, будем использовать для этого руну «У», первую руну вашего имени, государь? — предложил кто-то.
— Никаких рун! — резко возразил Увилл. — Эту руну прочтёт и поймёт один человек из тысячи! Нужно что-то настолько простое и понятное, что не вызовет никаких вопросов даже у самого безграмотного деревенского дурачка!
— Корона! — и Гардон в воздухе пальцем начертил три зубца. — Просто и понятно!
— Гардон, вы гений! — воскликнул Увилл. — Это именно то, что нужно! Корона, символ короля! Пусть знают все, что король вернулся!
Дружный восторженный рёв сотряс комнату. Это была минута восторга, когда у каждого сложилось ясное ощущение, что у них всё получится.
— Я хочу, чтобы через пару недель об этом судачили в каждом трактире, в каждой деревушке! — горячо заговорил Увилл. — И пусть говорят о том, что в какой-то деревне это уже сработало! Если у нас всё получится, вскоре все стены домов покроются коронами!
— А, может, действительно совершим набег? — предложил барон Балтон, чей родовой замок стоял не далее как в двадцати — двадцати пяти лигах отсюда, и которому, вероятно, не давала покоя мысль, что теперь там сидит какой-то латионский сосунок.
— Пока рано, — покачал головой Увилл. — Наше первое появление должно быть эффектным и эффективным, иначе мы превратимся в посмешище. Эту зиму мы потратим на то, чтобы сколотить отряд хотя бы в три-четыре сотни мечей и как следует обучить их. Вот тогда-то можно будет произвести впечатление! А пока пусть за нас повоюют трактирщики!
Увилл рассмеялся, и бароны рассмеялись вслед за ним. Действительно, людская молва могла превратить их в героев-победителей и без необходимости делать настоящие набеги.
***
Через несколько дней лагерь заметно опустел. Можно сказать, что здесь остались лишь простолюдины, занимающиеся постройкой и расширением, сам Увилл да несколько его самых преданных людей. Ещё недавно здесь находилось почти две сотни человек, теперь же осталось не больше семи десятков. Все остальные направились по дорогам во все уголки домена Колиона, а также в приграничье соседних доменов.
Для Увилла это было уже привычным делом. Мы помним, что подобным образом он действовал, ещё будучи лордом Колиона. Под видом торговцев его люди разъезжались, разнося новые легенды о короле Увилле, словно синивицу. Кроме того, они должны были договариваться с трактирщиками — хитрым и продажным народцем, привыкшим иметь дело с разного рода разбойниками. В данном случае приходилось надеяться на то, что идеи Увилла о государстве без границ, без многочисленных поборов со стороны мелких дворянчиков, а также перспектива повышения общего уровня благосостояния населения, что благотворно скажется и на кубышках самих трактирщиков, всё же заденет самые тонкие струны этих достойных господ.
Конечно же, тайну расположения лагеря нельзя было доверить первому встречному. Было оговорено, что трактирщики, коим отводилась также и роль возможных вербовщиков, будут лишь направлять волонтёров поближе к окрестностям лагеря в деревни, находящиеся от него в пяти-десяти милях. А уж там их будут «подхватывать» надёжные люди и сопровождать до места.
Задумка со знаком-короной тем временем зажила уже собственной жизнью. По чьей-то инициативе добровольцы, отправляющиеся на задание, вдруг массово решили нанести этот сакральный знак на себя, чтобы, с одной стороны, ощущать сопричастность к творящейся истории, а с другой — убеждать тех же самых трактирщиков в том, что они действительно «государевы люди».
Тут же нашлось несколько умельцев, которые при помощи иглы и сажи стали наносить небольшие короны на предплечья своих товарищей чуть пониже локтя. Не прошло и двух дней, как уже весь лагерь красовался свеженаколотыми татуировками трезубого знака. Конечно, в этом была опасность — позднее, когда знак Увилла станет широко известен, человека с такой татуировкой вполне может ожидать смерть. Однако все с какой-то залихватской радостью шли на этот риск. Это был своеобразный вызов Столу и, пожалуй, многие из этих людей действительно с радостью согласились бы на такую смерть.
Самому же Увиллу оставалось только радоваться тому, как быстро обрастает необходимыми атрибутами его культ. Теперь он действительно всё чаще задумывался о том, что было бы
