Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

Людмила, которая вскоре вытерла злые слезы, оделась и разбудила Улрике. Ее гонец должен попасть в Александрию раньше, чем князь. Она заменит некоторых служанок во дворце своей невестки. Ведь ей доложили, что там нет должного порядка. Нерадивых служанок она заберет к себе. Тут, под строгим присмотром, они не смогут пренебрегать своими обязанностями. Да и не сболтнут лишнего…

Она не знала, что ее муж в припадке ярости только что ударом ноги выбил дверь в свои покои. Она не знала, что он не может отправить ее в Галич. Он даже неудовольствие ей свое на людях высказать не может. Она была нужна ему, нужна как воздух. Ведь после того, что случится осенью, именно она потащит на своих слабых плечах тот воз проблем, что сейчас несет он сам. Ведь его больше некому тащить, кроме живой Богини.

Глава 7

Они пошли кружным путем. Братиславу построили за пределами римского мира, а потому старинная дорога тут была, но пролегала она вдоль южного берега Дуная, соединяя Вену и Будапешт. А уже оттуда, пересекая паннонскую степь, шла на юг до самой Аквилеи, величественной и прекрасной. В прошлом, конечно. На этой дороге стояло еще два крупных города — Эмона и Поэтовио, которые местные хорутане по простоте душевной переименовали в Любляну и Птуй. Если в Любляне еще хоть какая-то жизнь теплилась, то Птуй на текущий момент представлял собой горы битого кирпича и мрамора, на которых выросли деревья толщиной в ногу взрослого человека. Этот город не пережил вторжения варваров, которым приглянулись окрестные степи. Несколько деревушек, разбросанных там и сям среди руин — вот и все, что осталось от сорокатысячного когда-то города.

— Тут раньше хорошие виноградники были, государь, — почтительно сказал Григорий, который тоже поехал в эту поездку, оставив епархию на викария.

— А теперь здесь ягода будет вызревать? — полюбопытствовал князь.

— Не могу сказать, — поморщился владыка. — Холодно сейчас очень, да и не осталось его тут. Но надо пробовать. Может, и получится устойчивые сорта вывести. Только на это много лет нужно, и упорство невероятное.

— Как у монахов? — догадался князь и пристально посмотрел на епископа. — Ты же это хотел мне сейчас сказать?

— Да хоть бы и так! — с вызовом посмотрел на него Григорий. — Дозволь на той горе монастырь поставить, княже. В этих диких местах свет воссияет. И виноградники вырастут, опять же…

— Два монастыря ставь, — ответил, подумав, Самослав. — Тут и в Любляне. Страннопримный дом должен быть, школа для ребятишек и поля. А в будущем — обитель для увечных воинов, которым свой надел не обработать. Земли дам столько, сколько сможете сами обиходить.

— Добро! — обрадовался Григорий. — Десяток братьев сюда пришлю. Я, княже, устав святого Бенедикта изучил. Он весьма строгую монастырскую жизнь велит вести. В Монте-Кассино братья старинные книги переписывают и трудятся. Бездельников и пьяниц там нет. У них для этого и времени не остается.

— И появиться оно не должно! — со значением посмотрел на него Самослав. — Иначе я эту лавочку прихлопну сразу же. Пусть твои монахи трудятся, учат людей грамоте, ухаживают за увечными и дают кров путникам. Можешь книгопечатные мастерские открывать и производство очков. Ну и настойки… Без них вообще никуда.

— А скажи мне, государь, — задал Григорий давно мучивший его вопрос. — Почему ты раньше насмерть стоял, но не дозволял монастыри строить. А сегодня вот — сразу два. Не пойму я. Изменилось что-то?

— Время разбрасывать камни, и время собирать камни, владыка, — загадочно ответил князь. — Тебе ли этого не знать. Лет десять назад в этих землях монастырь и года не простоял бы. Его любая залетная шайка могла разорить. Сейчас с этим проще. Да и на шее у народа я вам сидеть не позволю. Как только епархия твоя в плане денег самостоятельна стала, так я и возражения свои снял. Строй хоть каждые двадцать миль. Мне постоялые дворы как воздух нужны.

— Ах ты…! — владыка даже задохнулся от возмущения и ударил пятками коня, который, изумленный таким неуважительным к себе отношением, полетел вперед, едва не выбросив всадника из седла. — Да как тебя молния за такие слова не убила! — услышал князь удаляющийся голос архиепископа Братиславского.

— Да как же она меня убьет, — грустно хмыкнул князь, разглядывая его преосвященство, который постепенно превращался в темную точку на горизонте, — если я верховный жрец Перуна. У меня с ним свои отношения. Эй! — крикнул он страже. — Догнать! Не видите, у владыки конь понес!

А ведь место и впрямь неплохое, — подумал он, оглядывая невероятной красоты пологие горы, поросшие густым лесом. — И виноград на этих склонах замечательно расти должен.

Они шли по южным предгорьям Альп. Пик холода наступит лет через десять, а потом понемногу начнет теплеть. Лет через двести станет как в старые добрые времена, и даже Гренландия покроется зеленью, потеряв большую часть своего ледяного щита. Тогда-то здесь и виноград начнет вызревать, как при первых императорах, и зерно даст огромные урожаи. Но ни ему самому, ни его детям в это прекрасное время жить не придется.

— Да-а! — сказал князь сам себе. — И погода — дерьмо, и народу мало. Промахнулся я лет на двести-триста. Тут бы сейчас ногу поставить было некуда…

— Два монастыря, говоришь? — владыка Григорий, коня которого поймали и привели назад, сделал вид, что фразы про постоялые дворы он не слышал.

Его выводил из себя и цинизм князя, и его практичность. Владыке, который свое служение мирскими благами не измерял, все это казалось чудовищным кощунством и святотатством. Он порой забывал, что князь Самослав — язычник. В их общении эта милая деталь уже давно оставалась за скобками. Григорий считал своего государя христианином, только уж очень нерадивым в вере, да еще и с собственным толкованием священных основ. Впрочем, он принимал эту ношу со смирением, как и положено истинно верующему. Он наставлял заблудшую душу. Разве не в этом состоит долг пастыря?

— Так что, и в Любляне монастырь можно основать? — с горящими глазами спросил он. Тряска, которую устроил ему взбесившийся конь, расставила мысли владыки по своим местам.

— Можно, — кивнул князь. — И даже нужно. Там римское население еще осталось. Живут вперемешку с хорутанскими родами. У них и епископ свой когда-то был. Можешь из достойных кого-нибудь рукоположить. Надо восстанавливать утраченное. Иначе там очень скоро появятся попы из Константинополя или Рима. Мы их потом не выкурим оттуда.

— Нехорошо мне что-то, — Григорий протер вспотевший лоб рукавом своего плаща. — Удивляешь ты сегодня, государь.