Красный ветер - Петр Лебеденко

Однако самое главное, что Бенито пугало и тревожило, — это временами накатывающийся на глаза густой мрак, сквозь который он ничего не мог разглядеть. Все как-то вдруг смешалось, небо неожиданно падало на землю, земля начинала кружиться с невероятной скоростью, будто это была и не земля, а разукрашенный холмами, дорогами, перелесками и реками вращающийся волчок. Исчезали крылья машины, приборная доска застилалась розово-красным туманом, и Бенито не мог в этом тумане различить ни циферблатов, ни стрелок приборов, ни компаса… Он судорожно сжимал ручку управления, встряхивал отяжелевшей головой, кричал что-то невразумительное, словно криком хотел отогнать навалившуюся на него беду.

А мрак все сгущался, и все реже приходило просветление, когда Бенито успевал выровнять помимо его воли кренившуюся, теряющую скорость или падающую на крыло машину. В моменты такого просветления он успевал увидеть самолеты своей эскадрильи, окружающие его истребитель, успевал даже различить встревоженные, до крайности озабоченные лица то одного, то другого летчика.

«Не дотяну, — в отчаянии думал Бенито. — Не смогу дотянуть… Упаду… Хотя бы продержаться несколько минут…»

Он уже совсем обессилел и уже совсем потерял надежду, когда вдруг увидел под собой аэродром и разбросанные по его краям самолеты. Он сразу узнал этот аэродром — здесь стояла эскадрилья Хуана Морадо, здесь сейчас должны находиться и командир полка Риос Амайа, и комиссар Педро Мачо.

Эскадрилья базировалась в двадцати пяти километрах от этого аэродрома, ему лучше всего было бы лететь к себе, но он знал, что туда уже не дотянет. Он и этому аэродрому обрадовался, как родной земле, и теперь мечтал только об одном: пускай судьба пошлет ему еще несколько минут «просветления», чтобы он смог сесть и не разбить машину.

Земля была совсем рядом, Бенито не столько видел ее, сколько чувствовал. И понимал, что вот именно в это мгновение ему надо совсем убрать газ, потом на всякий случай выключить мотор, потом добрать ручку управления…

Он открыл глаза и увидел седую голову Педро Мачо.

— Я буду жить, — твердо сказал он комиссару. — Я еще буду летать.

Педро Мачо взял его руку и не отпускал до тех пор, пока не увидел да лице Бенито слабую улыбку. Протиснувшись вперед, Гильом Боньяр проговорил:

— Порадок, Бенито… Хочешь, я сделаю баррину? Где есть Павлито? Слышишь, Павлито, даем баррину! А баррина угорела, сахару кучу съела, вот так баррина!

Бенито продолжал улыбаться.

Эстрелья вытирала слезы.

Хуан Морадо сказал, обращаясь к Денисио:

— Скажи Бенито, что мы сейчас вылетаем. Туда, к Бриуэге… Скажи, что мы дадим фашистам хорошо курить…

Бенито спросил:

— Где моя эскадрилья?

— Пошла на свой аэродром, — ответил Денисио. — А мы сейчас вылетаем. Туда, к Бриуэге.

— Сегодня мы потеряли троих, — сказал Бенито.

И закрыл глаза.

Глава двенадцатая

Риос Амайа сказал Хуану Морадо:

— Через несколько минут группа бомбардировщиков будет над нашим аэродромом. Она идет к Бриуэге, и вы должны ее сопровождать.

— Кто ведет группу? — спросил Хуан Морадо.

— Капитан Эмилио Прадос. Это замечательный летчик и замечательный человек. Поднимайте свою эскадрилью, Хуан, бомбардировщики Прадоса вот-вот появятся.

— Слушаюсь, камарада хефе.

— И еще, — добавил Риос Амайа, — есть сведения, что фашисты тоже ввели свою авиацию в действие. Надо быть поосторожней, они сейчас злы как черти на сковороде: Роатта не простит им ту баню, которую ему устроили наши летчики. Они захотят взять реванш.

— Наверняка, — согласился Хуан Морадо.

Погода заметно улучшилась. Открылись холмы, сквозь разрывы облаков там и тут просвечивали куски синего неба. И сами облака уже не были такими мрачными и темными, они поднимались над землей все выше и выше, солнце словно поджигало их края, и казалось, что там, в закручивающихся спиралях, насквозь пронизанных стрелами солнечных лучей, идет золотой дождь.

Вначале над аэродромом появилась эскадрилья «чатос». Ее клин промелькнул в разрывах облаков так стремительно, точка «чайки» шли на пикирование. И в то же время взлетела эскадрилья Хуана Морадо. Пробив облака, истребители сделали широкий круг — здесь они должны были встретить группу бомбардировщиков Эмилио Прадоса.

Они появились тотчас же. Это была сборная группа — четыре «бреге», пятерка французских «потезов», пятерка «драгонов» и тройка «ромео». Сложность управления такой группой заключалась в том, что самолеты разных марок имели различные скорости. В основном это были старые, изрядно потрепанные машины, с десятками латок-заплаток на крыльях и фюзеляжах, с чихающими и обливающимися маслом моторами.

Еще труднее приходилось истребителям сопровождения: в сравнении с «драгонами» и «бреге» они казались молниями, из конца в конец прочерчивающими небо. И все же, когда Денисио увидел группу Прадоса, он несказанно обрадовался. И невольно представил, какая кутерьма начнется на земле, когда туда посыплются десятки бомб. Главное — дать возможность бомберам без помех выйти на цель, оградить их от истребителей противника, если те появятся в небе…

Хуан Морадо повел эскадрилью с крутым набором высоты — его машины брали на себя роль «высотных чистильщиков». «Чайки» разбились на две группы и пристроились слева и справа от бомбардировщиков. Вся эта армада шла над облаками, представляя довольно грозную силу.

Эмилио Прадос в полной мере понимал важность разгоревшейся на Гвадалахарском фронте битвы. Итальянский корпус, испано-немецкие дивизии, танки, орудия, десятки тысяч людей — не было никакого сомнения, что фашисты предприняли отчаянную попытку взять Мадрид. У Листера и Лукача силы значительно слабее, и Листер и Лукач возлагают большие надежды на авиацию…

Эмилио Прадос огляделся. Кружатся «чайки», вверху барражируют «мухи». Эмилио Прадос уже знал, что эскадрильи Бенито и Хуана Морадо нанесли по франкистам ощутимые удары. Хорошие вести на фронте разносятся быстрее ветра: «Русские изрядно измолотили части Роатты… Говорят, сам генерал чудом остался жив». «Вместе с русскими были и наши. И французы…»— «Да, но главное — русские! Вива совьетико!»

Эмилио Прадос улыбнулся. Не так давно, возвращаясь с задания, он сделал вынужденную посадку вблизи небольшой деревушки, слева от которой пологие холмы темнели оливковыми рощами, а справа — ровное поле, в лучах спускавшегося солнца отливающее красноватой кастильской землей. Деревушка казалась совсем безлюдной, точно вымершей. Подрулив поближе к крайнему полуразрушенному дому, Эмилио отстегнул ремни парашюта и спрыгнул на землю. Вслед за ним выбрался из машины и летнаб.

— Похоже, — сказал Прадос, — здесь нет ни одной живой души.

— И это хорошо, — заметил летнаб. — Фронт рядом, мы могли попасть и в лапы франкистов.

Едва он успел произнести последнее слово, как из оливковой рощи высыпала толпа далеко не мирно настроенных мужчин, женщин и ребятишек. Видимо, все эти люди только и ждали, чтобы летчики выключили моторы и покинули самолет. С палками, с увесистыми дубинками, с охотничьими ружьями (у одного старика в руках было даже какое-то ржавое копье), подбадривая себя криками, толпа окружила Эмилио Прадоса и его летнаба и как бы застыла на месте, угрюмо, злобно, не скрывая ненависти, разглядывая непрошеных гостей. Летнаб попытался было извлечь из кобуры пистолет, но Эмилио резко его остановил:

— Не надо. Это не поможет…

Наконец старик с копьем в руках (наверное, он был тут главным) приказал двум парням:

— Связать!

— Зачем? — крикнула довольно пожилая женщина в черном платье и в наброшенной на плечи такой же черной шали. — Зачем их связывать? Прикончить на месте! Фашисты могут снова явиться с минуты на минуту и освободить этих выродков.

— Прикончить! — поддержала женщину толпа. — А машину — сжечь.

Эмилио Прадос спокойно сказал:

— Мы не фашисты. Мы летчики республиканской авиации. Посмотрите на знаки под крыльями нашей машины.

Худенький мальчишка юркнул под одно крыло самолета, под другое. Потом подошел к старику и с видом знатока доложил:

— Трехцветные. Такие у фашистов.

— У фашистов совсем другие, — проговорил летнаб.

— А тебя не спрашивают, сын шакала! — бросила все та же женщина в черном. — Вы все, когда попадаете в руки честных людей, прикидываетесь своими. Не верь им, Лопес, у них даже на рожах написано, что они фашисты.

— Связать! — снова приказал старик. — И отберите у них оружие.

Им связали руки, на шею каждому накинули веревочную петлю и повели к оливковой роще. Они не сопротивлялись: что можно было сделать против полусотни разъяренных, обезумевших от ненависти людей. Какой-то бородач спросил у старика: