Мумия - Энн Райс

– В каком котле? О чем ты?

– Они делают из моего англичанина великого фараона. Из моего красавца англичанина. Они положили его в битум, они делают из него мумию на продажу туристам.

Эллиот был потрясен и не нашелся что ответить. Отвел взгляд. У него не было слов.

– Мой красавчик англичанин, они замотают его полотном, они сделают из него царя.

Эллиоту хотелось сказать: «Замолчи!» Он больше не мог это слышать. Но он продолжал молчать, пока не услышал, как включился граммофон, – из комнаты наверху донесся голос диктора, говорящего по-английски. Значит, она нашла эти пластинки. Эллиот знал, что они заинтересуют ее, что она будет их слушать, и тогда он сможет отдохнуть.

Вдруг раздался грохот. Зеркало. Она разбила его.

Эллиот встал и поспешил наверх. Клеопатра стояла покачиваясь. На ковре, на полу и на туалетном столике валялись осколки зеркала. Монотонно бубнил граммофон.

– Царица, – произнес Эллиот на латыни. – Прекрасная царица Клеопатра.

– Лорд Рутерфорд! – воскликнула она. – Что со мной случилось? Где я? – Она быстро залопотала на каком-то странном языке, потом речь ее превратилась в истерические всхлипывания, и наконец она громко, надрывно зарыдала.

Заки следил за процессом. Он наблюдал, как они запихивали голое тело англичанина в густую вязкую жидкость. Иногда он бальзамировал эти трупы, в точности воспроизводя древний процесс мумифицирования. Но теперь это уже не так важно. Англичане не интересовались внутренностями мумий и во время своих увеселений в Лондоне не снимали с них пелены. Так что теперь требовалось всего лишь как следует выварить труп в битуме, а уже потом замотать его бинтами.

Он подошел к котлу и стал рассматривать лицо англичанина, плавающее на поверхности. Кости хороши, ничего не скажешь. Именно это нравится туристам – разглядывать черты лица под пеленами. А данный экземпляр очень даже симпатичный.

В дверь осторожно постучали.

– Никого не хочу видеть, – сказала Джулия. Она сидела на диванчике в гостиной своего номера, рядом с Самиром, который обнимал ее за плечи. Джулия плакала.

Она не понимала, что произошло. Никаких сомнений в том, что Рамзес был в музее, что он был тяжело ранен и что он сбежал. Но в то, что он убил уборщицу, она не могла поверить.

– Кражу мумии еще можно понять, – говорила она Самиру несколько минут назад. – Он знал эту женщину, он знал, кто она такая. Ему было невыносимо видеть ее тело оскверненным, и он решил перенести его.

– Нет, эта версия не проходит, – возразил Самир. – Ведь его арестовали. Он не мог украсть мумию. Кто же тогда ее унес?

Он замолчал – к двери подошла Рита.

Джулия обернулась и увидела высокого араба в просторном, развевающемся на сквозняке балахоне. Она уже хотела отвернуться, как вдруг араб взглянул на нее ярко-синими глазами.

Это был Рамзес. Он прошел мимо Риты и запер за собой дверь. Джулия бросилась в его объятия.

Все ее сомнения и страхи исчезли. Она обняла царя, уткнувшись лицом в его шею. Почувствовала, как он целует ее в лоб и крепче прижимает к себе. Потом он нежно и властно поцеловал ее в губы.

Джулия услышала взволнованный шепот Самира:

– Сир, вы в опасности. Они ищут вас повсюду.

Но Джулия не отпускала его. В своем странном балахоне он казался совсем не от мира сего. В эти минуты Джулия поняла, какую сильную, почти болезненную страсть она испытывает к нему.

– Ты знаешь, что произошло? – прошептала она. – В музее убили женщину, и в этом преступлении обвиняют тебя.

– Знаю, малышка, – ласково сказал он. – Мне угрожает смерть. И кое-что похуже смерти.

Джулия взглянула на него, пытаясь разгадать значение его слов. Потом снова спрятала лицо в ладони и зарыдала.

Клеопатра сидела на кровати, тупо глядя на Эллиота. Поняла ли она его, когда он сказал, что на ней отличный наряд? На прекрасном английском она снова и снова повторяла фразы, льющиеся из граммофона: «Положите немного сахара в мой кофе. Бросьте кусочек лимона в мой чай». Потом снова погрузилась в молчание.

Она позволила ему застегнуть перламутровые пуговки, с любопытством смотрела, как он завязывает пояс розовой юбки. Рассмеялась коротким злобным смешком и задрала ногу под тяжелыми складками юбки.

– Мило, мило, – сказала она. Этому английскому слову Эллиот уже научил ее. – Миленькое платьице.

Внезапно она кинулась к туалетному столику и схватила красочный журнал, где было много фотографий женщин. Потом еще раз спросила на латыни, где она находится.

– В Египте, – ответил Эллиот. Он повторял это снова и снова. В ответ встречал бессмысленный взгляд, потом ее лицо принимало страдальческое выражение.

Эллиот робко взял щетку и провел по ее волосам. Чудесные волосы, иссиня-черные, с голубым отливом. Она вздохнула, распрямила плечи – ей нравилось, как Эллиот причесывает ее. Гортанный смех сорвался с ее губ.

– Очень хорошо, лорд Рутерфорд, – сказала она по-английски. Выгнула спину и потянулась, как кошка, грациозно раскинув в стороны руки.

– Прекрасная царица Клеопатра, – выдохнул он. Можно ли теперь оставить ее одну? Понимает ли она его? Лучше бы Маленка постояла на улице возле запертой двери, пока он не вернется. – Сейчас мне нужно уйти, ваше величество. Я попытаюсь достать еще лекарства.

Она обернулась – взгляд ее был пуст. Она не понимала, о чем он толкует. Может быть, она даже не помнит, что происходило с ней несколько минут назад? Она явно пыталась что-то вспомнить.

– У Рамзеса, – добавил Эллиот.

В глазах ее появилась искра разума, и тут же налицо набежала тень. Клеопатра что-то прошептала, но Эллиот не расслышал.

– Добрый лорд Рутерфорд, – сказала она.

Он сильнее нажал на щетку. Теперь черные волосы спадали на плечи крупными волнами.

Лицо царицы засияло каким-то странным светом, рот приоткрылся, щеки зарделись.

Она повернулась и погладила графа по лицу. Что-то быстро произнесла на латыни. О том, что у него, мол, рот молодого человека, а опыт зрелого мужчины.

Эллиот изумился ее словам, задумался, а она продолжала изучать его лицо. Он перестал понимать что бы то ни было, перестал понимать, как он к ней относится: то ему казалось, что она несчастное больное существо, о котором нужно заботиться, то он вспоминал, что перед ним та самая великая Клеопатра, и снова испытывал потрясение.

Эта женщина – распутница, она соблазнила самого Цезаря. Она придвигалась все ближе. Казалось, рассудок вернулся к ней. Потом ее рука обвила его шею. Ее пальцы гладили его волосы.

Какая она теплая! Господи, это то самое тело, которое лежало, полусгнившее, под грязным стеклом музейной витрины, тело, которое было твердым и черным, как засохшая глина.