Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством - Михаил Гефтер

Но давай объективно отнесемся и к несимпатичному нам Гайдару. До поры до времени все говорили о том, что «нужны радикальные реформы», и не делали ничего. Произошел перелом: пришел человек, который стал делать. И нам нечего против этого возразить. Именно страх действовать, вечные колебания Горбачева с отсрочкой действий при бессмысленном накоплении прерогатив привели к этому результату.

Скажу больше. Когда советская система, не будучи разрушенной до конца, стала что-то делать, спасая себя, она — силой заложенных в нее ограничений! — выбрала наихудший вариант. Она и не могла выбрать лучшего варианта, поскольку она остаточная сталинская система. В ней нет интеллектуального задела, чтобы, перебрав варианты, выбрать оптимальный с учетом разнообразия и несводимости России к общему знаменателю. Система выбрала самый плохой вариант, или один из самых плохих.

— Ты же сам говорил, что надо пожить со своими бедами один на один.

— Конечно, России надо побыть собой. Но это опасная ситуация, бесконечно опасная. Побыть наедине с собственными бедами — значит разорять себя и кровопролитствовать.

Ситуация пороговая. Система не только безальтернативна, она еще погрязла в прогрессе безальтернативности. Ей надо выпрыгнуть из самой себя какой-то новой протоальтернативой. Без полосы болезненного обретения сверхсуверенности ей не прийти и к новой интеграции.

190. Провинциальный бартер. Самопоедание системы, власть как товар. Что такое Администрация президента?

— Интересно, куда движется почти не затронутая событиями внемосковская Россия? Ведь провинция не претерпевала всего, чем трясло Москву. Она не прельстилась перестройкой и поэтому не разочарована. Ничего московско-демократического там уже никогда не будет. Под давлением задач выживания власть переориентировалась с идеологем на социобиологию населения. Почти всюду первый секретарь горкома стал главой администрации, и Ельцин уже не возражает.

— Мне рассказывал человек, чем держится Свердловская область. Понимаете, говорит, у нас теперь все на бартере. Связи экономические порваны, все на натуральном обмене. Самые предприимчивые — из бывших инструкторов горкомов и обкомов. Они всех знают, и их знают все. Связывают одних с другими, меняют то на это, как могут. Кадры обновились, пришло много молодых людей, и самые опасные хищники — из комсомольских работников!

В этой связи опять вспомнил поразивший меня архивный документ «Народной воли» — письмо Льва Тихомирова[49]. Тогда как раз была пауза в терроре. С приходом Лорис-Меликова[50] народовольцы прекратили террористические акты, даже с конституционалистами связались. И есть письмо Тихомирова о том, что мы, революционеры, совершенно проморгали проблему учреждений. Никто из нас не разбирается в учреждениях! А без этого знания как переделывать Россию? Пора срочно изучать учреждения Империи и как те работают.

Уже при Брежневе власть превратилась в товар, и пошли структурные метастазы. Гигантская сталинская махина, что умела по приказу за день перебросить завод по воздуху, стала разлагаться. Абсурд в планировании, в системе служб отбора и перераспределения ресурсов наносил землям страшные увечья.

У меня был знакомый экономист по размещению производительных сил — один из тех, кто спас от затопления район Тюмени, где теперь добывают нефть. Уже появились данные, что там есть нефть и газ, но зачем-то решили строить ГЭС и затапливать земли. Им едва удалось отбиться — у секретаря обкома патрон был членом политбюро. Друг был в государственной экспертизе и говорит: «Ну для чего вам такая плотина?» — «Как зачем, — говорят, — а у соседей же есть!» — «Нет, вам-то зачем?» — «Мы просчитали, все окупится!» — «А нефть, которую вы затопите, посчитали, сколько стоит? А во сколько обойдется перебазировать людей на новые места, чтобы те обзавелись жильем?» Каждый секретарь обкома мечтал, чтобы у него была самая высокая плотина в регионе — и сколько прекрасной земли при этом загубили!

Система стала самопоедающе страшной. Теперь ее руины заселяются, но предмет деятельности стал окончательно непонятен. А непонятный предмет в России всегда предмет власти. Демократы нахлобучили на власть атрибуты демократии, при этом удвоив презрение к людям. И еще удивляются, что число чиновников растет!

В новой политической системе России особенность: исчезло правительство. При Никите и Брежневе правительство еще было, при Горбачеве оно начало становиться ничем.

Теперь зато есть подполье власти — Администрация президента, смысл существования которой вообще непонятен. Что такое Администрация президента, что это за государственный институт? Заняли помещения в центре Москвы и управляют делами, не будучи, в сущности, никем. Исполняют, лезут в функции правительства. Народу в ней три тысячи, чем заняты они все? Гигантская сила, которая приводит в движение самого президента, пока все попусту обсуждают его так называемые «намерения».

191. Нельзя «вводить» естественные процессы в неестественном социуме

— Все сходятся, что нужно ввести рынок и правовое государство. Ну что за ересь! Правовое государство нужно определенным образом выстраивать, но законодательно ввести рынок — это мысль идиота. Рынок — состояние, проходящее через все существование людей. Разделение, кооперация, труд, обмен результатами деятельности. Со сложными производными, если цепь удлиняется. Тем более когда она охватила практически весь земной шар.

— У тех, кто сегодня обещает ввести «рынок», в этот мешок свалено много чего. Отчасти конкуренция, отчасти свобода от сильного государства. Отчасти мифологемы советского происхождения вроде чувства хозяина.

— Советский отрезок истории я не обсуждаю сейчас в полном объеме. Не касаюсь Октября и того, что мировая революция — не выдумка большевиков. Я касаюсь того непременного условия советской модели, когда все, что производят люди, переходит в распоряжение власти, и та это распределяет. Пользуясь дензнаками как субститутом рынка. Порядок, когда ежегодно в феврале пересматривают трудовые нормы, их повышая, зато каждый год в апреле снижают цены. Вот целостная система, она работала. Но в такой системе нужна очень крепкая власть — причем всеми признанная крепкой. Когда разглядят, что власть не крепка, то пересмотра норм не произойдет.

— А снижения цен захотят все равно!

— Весь результат деятельности забирала власть, и она же ведала его распределением. Что называлось «жизнеобеспечением населения» и, между прочим, не было чистой фикцией. Государство Сталина отбирает продукты труда и само их распределяет. Благодаря этому получая возможность производить мощь и поддерживать лояльность советских людей. Раз его нельзя поправить, что — давайте разрушим? Но люди станут сопротивляться, саботируя на уровне антропологии повседневности, самом важном уровне.

По какому пути шли, либерализуя цены и оставляя нетронутым монополизм? Предоставили его своей судьбе, и он попал в трудное положение, будучи обременен военно-промышленным комплексом. А после стал брать свое! Возможно, все необратимое с нами уже случилось. И я хочу прояснить это, понять.

— Тогда разберись, совместимо ли «господство права» с идей рынка, строящегося из Кремля.

— При данных условиях, при данном наследстве и при данном населении к тому же! Сегодня естественный процесс рынка хотят учредить, спустив его из Кремля вниз указом — так дело не пойдет. В нашем случае в стране почти нет естественных процессов! Чтобы делу придать минимальную естественность, надо было сразу ставить вопрос о власти. Что Гайдару чуждо, ему это все равно.

Я б еще понял, скажи Гайдар — мы хотели просто разорить монополистов, но те показали мне кузькину мать. Прекрасно, вы хотели разорить монополистов социализма? Но вы разорили миллионы одиночек, и те не сегодня завтра полезут под чью-то власть. И это потому, что для вас, Гайдар, проблема власти была нулем.

192. Государство Россию можно строить только в отступлении

— Вернемся в сегодня. Чем еще на останках советского тела может стать государство Россия? Как действовать, не пойдя на риск обвала, которого испугались в сентябре 1991 года? Ирредента тогда ведь была реально возможна, ее боялись. Я помню, как вскричали все демократы города и деревни: никакого экстремизма, никакой ловли ведьм!

То, что у Гайдара концепции не было, не умаляет факта, что концепции нет и у нас.

— Я думаю, что у меня она есть. Новое государство можно строить только в стратегическом отступлении. Оно должно политически отступить в жестко ограниченные, всем известные пределы. Урезав ряд функций, за счет суверенизации или республиканизации России, как угодно. Сильная государственная власть еще возможна, но она уже не «Москва, Кремль». Не располагая ресурсами, чтобы у всех все отобрать, а затем распределять самой, она вынуждена будет вступить в политическую игру с землями и договориться про новые правила. Но оставаясь в данных своих пределах, власть станет интенсивно и злокачественно разлагаться.