Спляшем, Бетси, спляшем! - Марина Маслова

— Франческо, хочешь, я устрою тебе стажировку в Большой театр? Или в Гранд Опера к Рудольфу Нуриеву?

Он в изумлении таращит на меня глаза: — А вы кто?

— Видишь ли, я несколько лет проработала в дипломатической службе и у меня есть кое-какие связи, особенно дома, в Москве, я ведь русская.

Это производит магическое действие. Мы начинаем говорить о русском балете. Франческо расспрашивает о знаменитых танцорах. Он видел Владимира Васильева в танцевальном номере из «Травиаты», видел фильмы с Барышниковым и Нуриевым. Я рассказываю о Лиепе, Лавровском и танцоре из Ленинграда, который мне безумно понравился и для которого ставил танцы Морис Бежар, о Фазиле Рузиматове. Особенно мне понравились композиции, которые он сочиняет сам на джазовую музыку и танго.

— Я тоже люблю танцевать под любую музыку, и под танго тоже, — признается Франческо.

— А ты можешь придумать танец танго, который можно станцевать, например, в ресторане, — приходит мне в голову блестящая мысль, — Но чтобы видно было, что это танцуют балетные артисты?

Конечно!

— Попробуем? Но ты должен меня тверже вести, я все-таки не балерина.

Франческо ведет меня на танцевальную площадку, я подхожу к оркестру и прошу сыграть танго. Мы начинаем танцевать. Он шепчет, что я должна делать, я не уверена, что все получается так, как хочет Франческо, но результат видимо неплох, так как раздаются хлопки посетителей.

— Жаль, что мне не было видно со стороны. Ты сможешь это повторить завтра? Я попрошу оператора заснять. Если понравится Минотти — мы включим это в фильм и напишем, что постановка танца — твоя.

— Но тогда нужно прорепетировать. Я еще подумаю над танцем.

— Главное, ты прочитай роман, тогда тебе станет ясно, как ты будешь вести себя, ведь ты должен быть влюблен в меня — долго и безнадежно. Видишь ли, я должна быть моложе, а ты — постарше.

— Ну, это легко представить, — улыбается Франческо.

С этого дня мы подолгу занимаемся вдвоем в студии, отрабатывая все основные движения из двух сцен «Жизели»: сцены безумия и па-де-де во втором акте. Франческо очень помогает мне, с ним значительно легче делать трудные поддержки, он буквально носит меня на руках. Я удивляюсь его силе, ведь мы почти одного роста.

— Франческо, тебе тяжело? — все время спрашиваю я.

— Что ты, ты как пушинка!

За его хрупкой внешностью скрывается стальная мускулатура. Когда он танцует, я любуюсь им, движения его тела совершенны. Кроме «Жизели» в фильме должны быть эпизоды из «Весны священной», и еще мне приходит в голову, что если мы снимем начало «Призрака розы», где Франческо будет танцевать, а я, еще не «проснувшись», сидеть в кресле, это может получиться совершенно профессионально. К тому времени, как я заканчиваю сценарий и Витторио приступает к съемкам, нам с Франческо есть чем похвастать. Кроме того, он прочитал роман, который ему очень понравился, и теперь мы все время разыгрываем отношения Лидии и Михаила. Сцены, которые Франческо время от времени мне закатывает на репетициях и между съемками, настолько правдоподобны, что я перестаю воспринимать их как игру. Мы целыми днями ведем себя как кошка с собакой, шипя и фыркая, поэтому на съемочной площадке это выглядит естественным продолжением наших перепалок. Витторио очень доволен. Мы уже отсняли все танцевальные сцены и он считает, что «сумасшествие» будет коронным эпизодом. Тут мы преподносим ему сюрприз с танго. Мы снимаем сцену в ресторане, где происходит окончательный разрыв между партнерами и любовниками. Мы сидим за столиком, ссорясь и страдая, и я предлагаю Витторио:

— Может, мы потанцуем? Поставьте танго.

Франческо хватает меня за руку и почти силой выводит на площадку к оркестру, рывком разворачивая к себе лицом.

— Лиза, я люблю тебя! — тихо говорит он, — Слышишь? Это правда!

— Лидия, — поправляю я и мы начинаем танец, который репетировали несколько раз.

— Крупные планы! — кричит Витторио и заставляет нас повторить еще.

— Мы повторим, если ты отметишь в титрах, кто поставил танец! — замечаю я и мы повторяем танго несколько раз.

Теперь остается только один эпизод с Франческо: сцена, где во время дикого скандала, устроенного из-за того, что он чуть не уронил меня на сцене, он овладевает мной за кулисами на свернутых декорациях в полутьме. Я всегда оставляю такие эпизоды «на потом», но этот проходит на удивление непринужденно. Мы начинаем ругаться заранее и мечемся среди кулис, лестниц, канатов, размалеванных фанерных кустов, крича друг на друга, причем я, войдя в раж, мешаю итальянские, французские и русские слова и ругательства, как в почти забытых ссорах с Ивом. Как-то неожиданно мы оказываемся в заданном месте и Франческо, бросая мне в лицо ругательства вперемешку с любовными признаниями, начинает целовать меня, как безумный, прижимая к фанерному кусту, и мы падаем вместе с ним. Я от неожиданности начинаю вырываться с двойной силой.

— Лиза, поддавайся же! — кричит Витторио.

— Лиза, ну поцелуй же меня! — слышу я шепот Франческо, но по инерции еще колочу его по спине, постепенно затихая и запрокидывая голову, судорожно дыша и вскрикивая: «Негодяй, бездарь, подлец! Отпусти меня!», но крепко вцепившись в его плечи и притягивая его голову для поцелуя.

— Отлично, — говорит Витторио и тут же непринужденно предлагает повторить.

— Витторио, ты чудовище! Как можно это сделать два раза? Давай продолжим завтра. Я уже изнасилована, сколько можно!

— Хочешь посмотреть, что получилось? А потом ты скажешь мне, кто кого изнасиловал. Это как раз причина, по которой надо переснять самый конец. У Франческо мало энтузиазма. Вы бы порепетировали.

Я оглядываюсь на Франческо. Он стоит бледный.

— Не расстраивайся, — ласково глажу я его по щеке, — Ты отлично играл, я даже испугалась, такой это был бешеный порыв.

Он нервно улыбается.

— Я действительно в самый последний момент спасовал. Я не могу с тобой грубо обращаться.

— Лиза, — говорит, уходя, Витторио, — мы заканчиваем, когда отрепетируете, скажешь сторожу, чтобы закрыл здесь.

Мы остаемся одни в полутемном павильоне, изображающем театральный зал и сцену.

— Так в чем дело, Франческо, почему у тебя не получается?

— Я не знаю, Лиза. Я пытаюсь себе это представить и не могу. В какой-то момент я перестаю понимать, что мне нужно делать…

Я, стараясь не показать своего изумления, как можно безразличнее спрашиваю:

— Сколько тебе лет, Франческо?

— Скоро двадцать.

— У тебя много было девушек?

Он заливается краской.