Город лестниц - Роберт Беннетт

– Что сейчас… что произошло?

– Думаю, что я была права, – говорит Шара. – Во время Мига с этим переулком что-то произошло. Причем это глубинные изменения. На уровне реальности.

Она отряхивает руки и оборачивается к прочерченной мелом линии.

– Мы стали свидетелями «реальностных помех» – причем это первый случай со времен Великой Войны.

– После Войны, когда Божеств убили, реальность не сразу обрела внутреннее равновесие, – говорит Шара. – В одном городе, к примеру, истинным считалось одно утверждение, а в другом – прямо противоположное. А когда Божеств убили, эти земли должны были как-то примирить воззрения и прийти к общему знаменателю относительно своего истинного состояния. Это был длительный процесс, а пока он шел, имели место…

– Помехи, – кивает Сигруд.

– Ну да. Возникали участки, где базовые принципы физики не работали. Миг изменил фундаментальную природу здешней реальности.

– А как так вышло, что здесь случился разрыв реальности, и никто этого не заметил?

– Думаю, отчасти из-за того… – и Шара обводит рукой улицу, – что уж больно место подходящее.

А место типичное для Мирграда – вокруг все перекрученное, перепутанное, рябое: здания, вросшие в другие здания, улицы, оканчивающиеся колтунами лестниц.

– Ведь все видят: Мирград так и не оправился после Мига.

– А с другой стороны… – он тычет пальцем в невидимый участок земли, не зная, как толком его назвать, – этих… помех… – там что, другая реальность?

– Думаю, да, – кивает Шара. – В частности, реальность, для которой важно, какому Божеству ты поклоняешься и чьи сигилы и символы носишь.

– В таком случае, правду говорит присловье: по одежке встречают…

– Сколько у тебя комплектов?

Сигруд заглядывает в сумку:

– Три.

– Тогда, пожалуйста, дай мне самый маленький. Мы идем на ту сторону.

Шара и Сигруд натягивают одежду – каждый свой комплект: на Шаре все висит, на Сигруде еле сходится. Видок у них тот еще.

– А все-таки жаль, что ты не успел их постирать, – ворчит Шара. – Эти тряпки прямо колом стоят от засохшей крови…

– Ты уверена, что сработает? – спрашивает Сигруд.

– Да. Потому что однажды ты туда чуть не попал.

Сигруд хмурится:

– Правда?

– Да. Когда ты увидел, как исчез тот первый человек – который прыгнул с крыши. И ты сказал, что на мгновение тебе привиделся город с высокими бело-золотыми домами… И я думаю, что единственная причина, по которой ты это увидел, – тут она показывает на затянутую в серую перчатку правую руку Сигруда: – Вот это.

– Потому что ко мне прикоснулся, – говорит Сигруд, – Перст Колкана.

– На тебе знак Божества, поэтому реальность тебя приняла. Во всяком случае, частично.

Шара натягивает на голову капюшон и идет к меловой линии.

– Я пойду первым, – говорит Сигруд. – С той стороны – вражеская территория. Только те, кто на нас нападал, переходили туда.

Шара широко улыбается – впервые за несколько недель.

– Я полжизни провела за чтением книг о других реальностях. И я ни за что не откажусь от шанса попасть в другую реальность первой – даже если моя жизнь под угрозой.

И решительно направляется вперед.

В отличие от перехода в Запретный склад, этот проходит совершенно незаметно – ничего не меняется. Шара даже сомневается: полноте, да шагнула ли она куда-то? Вокруг – все тот же переулок, под ногами камень мостовой, и улица впереди точно такая же.

Шара смотрит под ноги. Там лежит узел с серой одеждой.

Она оборачивается и видит, как Сигруд возникает – иного слова и не подобрать – из воздуха посередине улицы. Единственный глаз смигивает под серым капюшоном, гигант спрашивает:

– И что, это и есть переход?

– Наверное, – отвечает Шара. – Особой разницы, правда, я не…

И тут же осекается и изумленно раскрывает глаза, глядя Сигруду через плечо.

– Что? – удивляется он. Оборачивается и только и может выдавить: – Ух ты.

Первое настоящее, заметное отличие состоит в том, что через одно здание от них начинается день. Причем не просто день, а прекрасный день: с безоблачным, пронзительно-голубым небом. Шара поворачивается и смотрит в противоположную сторону: над крышами домов темнеет чернильно-дымно-фиолетовое ночное небо. Здесь даже время расходится в показаниях…

Однако на этом настоящие различия вовсе не заканчиваются: там, где заканчивается переулок, где начинается прекрасный день, возвышаются огромные, великолепные, потрясающе красивые белые небоскребы, с золотым верхом и золотой же отделкой. Стены покрыты переплетающимся растительным узором из керамики, над его лентами круглятся хрупкие белые арки, поблескивают украшенные стеклом и жемчугом оконные переплеты.

– А это, – тихо говорит Сигруд, – еще что такое?

Шара, задыхаясь от восторга, на заплетающихся ногах выходит на улицу и обнаруживает, что весь квартал застроен невозможными лилейно-белыми зданиями с затейливыми фризами – и ни один не повторяется. Стены покрывают каллиграфические узоры, напоминающие переплетенные лозы или строки из книг: вот, к примеру, одно из зданий исписано громадными буквами, складывающимися в цитаты из вуртьястанской «Книги копий». У Шары в буквальном смысле перегревается мозг – так много ее окружает надписей и изображений: Зеленый Рассвет и гибель Святого Варчека… Таалаврас чинит арку, поддерживающую мир… Аханас возвращает людям семя солнца…

– Ох ты ж… – Она вся дрожит. А потом падает на колени. – Ох ты ж мама дорогая…

– Что это за место? – спрашивает Сигруд, подходя поближе.

И тут она вспоминает слова Святого Киврея: мы жили словно бы в городе из цветочных лепестков…

– Мирград, – отвечает Шара. – Но тот, старинный Мирград. Божественный город.

– Я думал, это все разрушено, – говорит Сигруд.

– Нет! Он… исчез! – восклицает Шара. – Мирград резко потерял в площади во время Мига – целые кварталы вдруг взяли и исчезли. Некоторые, конечно, были разрушены – но, судя по всему, не все. Эта часть Мирграда спаслась, но оказалась отрезанной – и к нашей реальности ее привязывают лишь тонкие нити…

В солнечных лучах кружатся мотыльки. Хрустальные окна внутреннего двора разбрасывают по мостовой золотые блики.

– Значит, вот за это они сражаются? Сюда хотят вернуться? – И он, задирая голову, смотрит единственным глазом на увенчанную широким золотым куполом башню в полмили высотой. – Что ж, их можно понять…

– Это лишь жалкая часть прежнего города, – говорит Шара. – А все остальное действительно исчезло. И здания, и люди, которые в них находились.

Фонтан, изваянный в виде кипы жасминовых веток, счастливо журчит. С бортика на бортик, поблескивая зелеными глазами, перелетают стрекозы.

– Тысячи человек… – бормочет Сигруд.

Шара качает головой:

– Миллионы.

А потом на мгновение задумывается и говорит:

– Так. Дай-ка попробую…

Она вытягивает руки и что-то бормочет. Первые три попытки оканчиваются ничем.

– Что ты делаешь? – удивляется Сигруд.

Но с четвертого раза…

В ее ладонях возникает стеклянная сфера размером с яблоко. Шара заливисто хохочет:

– Работает! Оно работает! А ну-ка…

И она подносит шарик к лучу света, и тот мгновенно вспыхивает ярким золотом. Шара хихикает, опускает его на землю и запускает к Сигруду. Тот останавливает его сапогом – но свет не уходит, озаряя его снизу.

– Чудо, – поясняет Шара. – Из «Книги Красного Лотоса», книги Олвос. Которое не работает… ну, в нашем Мирграде. А здесь…

– Вполне себе работает.

– Потому что здесь реальность подчиняется другим законам. Смотри – давай, запусти его обратно ко мне.

Шара поднимает шар, подбрасывает и кричит:

– Оставайся здесь и освещай! – И сияющая сфера зависает в десяти футах над ними, заливая улицы мягким светом. – Такие повсюду в Мирграде висели, вместо фонарей. Гораздо удобнее, согласись…

– И прекрасно показывает, где мы находимся, – неодобрительно замечает Сигруд. – Пожалуйста, погаси ее.

– Ну… На самом деле я не знаю, как это сделать.

Ворча, Сигруд поднимает с земли камень и запускает его в сферу. Шара вскрикивает и прикрывает руками голову. Камень попадает точно в цель, сфера лопается и рассыпается тучей пыли, которую тут же сносит вниз по улице ветер.

– Ну хоть камень ведет себя как обычно, – удовлетворенно замечает Сигруд.

Они бродят по Старому Мирграду – так Шара назвала место, где они находятся, – не имея четкого представления о том, что ищут. Город покинут и заброшен: сады пусты, во внутренних дворах никого. Однако все такое беленькое и чистенькое, и Шара даже порадовалась, что наглухо завернута в серую ткань, – уж больно сильно солнце отражается от этих белых поверхностей… И хотя город поистине прекрасен, она не может не вспоминать Ефремову теорию: «Интересно, а это боги его таким сделали? Или они просто сотворили то, чего желали континентцы?»