Заговор - Джонатан Рабб

Боб попытался что-то сказать, но, как и раньше, сумел выдавить из себя лишь какой-то стон.

— Ах да. Еще одно последствие — прискорбное, но необходимое. Примите мои дальнейшие извинения. Еще час, и голос к вам вернется. Пока же, впрочем, вам остается только слушать. — Из-за его спины вышла женщина и поставила в центре комнаты кресло, запах духов мгновенно разошелся в застоявшемся воздухе темницы. Мужчина сел. — Вы нам поведали о многом. Я не очень-то одобряю такие методы, однако препараты способны принести существенную пользу, а поскольку мистер О'Коннелл вернулся в поле… Итак, нам нужно получить ответы на ряд вопросов. — Помолчал. — Возможно, вам покажется интересным, что ваше выздоровление будет проходить легче, чем у большинства, поскольку вы оказали мало сопротивления. Надеюсь, это вас несколько утешит. — Мужчина что-то шепнул женщине. Секунду спустя она ушла, Стайн остался один на один со своим инквизитором. — Интереснее всего, однако, та информация, которую вы сообщили без расспросов. Я и не предполагал, что препараты могут так подействовать, но я в таких делах не специалист. Дополнительный выигрыш — для всех нас. — Мужчина кашлянул, затем продолжил: — Должен сказать, вы оказались довольно примечательным молодым человеком, мистер Стайн. Я даже не представлял. — Дыхание у говорившего было коротким, речь прерывалась приступами одышки. — Поверьте мне, я очень хорошо умею судить о личности человека и, скажем так, о возможностях этой личности. Вы произвели довольно сильное впечатление как в том, так и в другом. В целом вы оказались весьма приятным сюрпризом. Очень приятным, уверяю вас. — Покашлял, прочищая горло. — Говоря откровенно, не прояви вы таковых качеств, то, скорее всего, вас уже не было бы в живых. Однако я не хочу распространяться по этому поводу. Я пришел сюда, чтобы дать вам шанс.

Боб стал различать редкие клочки волос на голове, хотя лицо незнакомца по-прежнему скрывалось в тени.

— Полагаю, было бы справедливо признать, что вам известно, кто мы такие, что намерены осуществить… или, по крайней мере, если верить препаратам, у вас есть примитивное понимание того, чему предстоит свершиться. — Вновь приступ кашля, куда более сдавленного, чем первый. — У вас — и это делает вам честь — живой, быстрый ум, понимание грандиозности замысла. Я нахожу это в высшей степени приемлемым. Со всем этим сочетается тот факт, что вам присущ… как бы это выразиться?.. значительный размах. Мы не обходимся, как вам легко представить, без некоторого числа лиц в правительстве. Хотя очень немногие обладают вашими талантами. Человек с вашими способностями может быть весьма полезен. Прикованный же к кровати, он обращает эту пользу в сор. Вам понятно, о чем я говорю?

Боб кивнул, просто так, из вежливости.

— Хорошо, поскольку всего через неделю наш разговор не имел бы смысла. — Мужчина шевельнулся в кресле, Боб почувствовал холодную как лед руку на своем колене. — Как говорится, время ждать никого не станет, мистер Стайн. Я бы добавил, что хаос столь же непреклонен. Сегодня у вас есть время подумать. Время это, однако, истекает. — Человек убрал руку, сраженный очередным приступом кашля. — «Никогда прежде, — продолжил он, стараясь подавить спазм, — не сходилось в общем заговоре столь многое, создавая столь благоприятные условия и стимул для перемены властей предержащих». Никогда. Замечательные слова, не находите? Написаны более четырехсот лет назад человеком столь же замечательным. И сегодня они так же верны, как и тогда. — Голос его утратил живость, однако не утратил назидательности. — К сожалению, никто не воспринял этого человека всерьез. Громадная потеря. Через восемь дней ни у кого не останется выбора. Вам я такой выбор предоставляю. Считанным единицам такое дано. Надеюсь, вы не окажетесь глупцом. — Старец поднялся. — Восемь дней, мистер Стайн. После чего… — Покачав головой, он повернулся и медленно пошел к двери.

Через некоторое время вернулась непроглядная темень. Громко лязгнул засов.

Йонас Тиг убавил свет в настольной лампе и несколько минут сидел молча. Звук шагов на лестнице заставил его быстро прижать телефонную трубку к груди. Как и следовало ожидать, в следующий момент в двери показалась голова жены. Глаза ее были опухшими от сна.

— Милый, тебе нужен отдых. Пойдем наверх. Который теперь час?

— Поздний, любовь моя, — ответил он. — Ты иди. Я посижу еще совсем немножко, обещаю. Я должен кое с чем разобраться.

— Ой, Йонас, — изумилась она, отыскав свои часы, — уже без четверти пять утра. Это смешно.

— Знаю, дорогая. Смешно. Ты иди. Через две минуты я приду. — Он послал ей воздушный поцелуй, улыбнулся и раза два кивнул, пока она, превозмогая зевоту, устало покончила с поцелуями и закрыла за собой дверь. Услышав, как скрипнула хорошо знакомая третья ступенька, Тиг поднес трубку к уху и заговорил: — Вам придется повторить… Нет, мне безразлично, что вы говорили после: я говорю вам сейчас. Не было никакой ошибки. Вам следовало стрелять и убить… Да, их обоих… и Джасперса в том числе. Вы что, плохо меня слышите?.. Затем оповестите о номере их машины по рации… Потому что через несколько часов на их поиски бросится полиция штатов от Огайо до Калифорнии… Это не ваша забота… Что?.. Вывел из строя вертолет? Да как такое… Что значит, вы понятия не имеете кто? Невесть кто появился… — Тиг слушал внимательно. — Понятно. — Он помолчал, потом заговорил, четко выговаривая каждое слово: — Вы должны уничтожать все, что встанет у вас на пути, это понятно?.. Хорошо… Да, я уверен, что именно так все и окажется.

Повесив трубку, Тиг потушил лампу. Потом снова сидел в молчании, чувствуя, как плечи наливаются тяжестью. Он знал, что придется будить жену, как и всегда. И она притянет его к себе, ласково погладит спину, сильными, плотными руками проведет по бедрам, доведет до экстаза, а потом убаюкает в своих объятиях. Тридцать лет он не желал ничего другого, ни в чем другом не находил забвения и спасения. Она всегда понимала. И на этот раз поймет.

Лоуренс Седжвик сидел в лимузине, обратив взгляд на экран перед собой. Звуки концерта Моцарта заполняли салон, совершенно не сочетаясь с изображениями на экране. Тела лежат, вытянувшись, на носилках, другие, кого еще не подобрали, валяются в траве и в грязи, глаза открыты, смерть все еще рыщет вокруг дома. Повсюду полицейские, сторожат окна, двери, оружие, найденное ими и сваленное в кучу между двух патрульных машин. Камера успевает скользнуть по живописным окрестностям, тележурналисты торопливо расспрашивают всех подряд, сюжеты этого раннего утра передаются на телестанции по всей стране. Оператор, проводящий съемку для пассажира в частной машине, не привлек ничьего особого внимания.

Сенатор Джордж Максуэлл Шентен был мертв, застрелен в собственном доме, все признаки самого настоящего сражения налицо. И журналисты уже задают вопросы о возможном иностранном вмешательстве: реакция на политику сенатора по отношению к объединенной Европе? Фанатик, пресытившийся открытой критикой Шентеном исламского фундаментализма? Или смерть как-то связана с тем, что происходит по всей стране? Полиция от разговоров уклоняется.

Зазвонил телефон.

— Да. — Седжвик не отрывал глаз от экрана.

— Начали сличать отпечатки пальцев. Минут через пять они получат отпечатки Джасперса и Трент.

— А архивы?

— Дополнены, чтобы проследить связь с убийствами в Германии и Италии. Мы также готовы дать утечку по ее работе в Иордании.

— Хорошо. Неторопливое копание, надеюсь.

— Неназванный чиновник, отрывки из документов, не подлежащих оглашению. Приемлемо?

— Трудно добыть.

— Но не невозможно. Ссылки будет вполне достаточно.

— Договорились. Естественно, вы позволите ребятам из Вашингтона самим поработать, складывая одно к одному. Нам незачем, чтобы хоть кто-то из них подумал, будто им выдают их подозреваемых.

— Само собой. Мы отслеживаем?

— Только если я попрошу, — ответил Седжвик. — Будем держать связь.

Антон Вотапек брел по широкому полю. Клочки бурой травы под ногами — все, что осталось от роскошного покрытия футбольного поля. Остальное обратилось в грязное месиво, перепаханное бутсами ретивых игроков и затвердевшее в студеные монтанские ночи. За футбольными воротами стоял одинокий дом. Вотапек поднялся по ступеням и открыл дверь. Огонь в камине манил к себе, как и пара обитых кожей кресел, уютно устроившихся возле пламени. Вотапек сел и взял трубку со столика.

— Алло.

— Антон. — Голос усталый, но тревожный. Не любит, когда его заставляют ждать. — Вы сказали, что это срочно, когда звонили в прошлый раз.