По ту сторону тьмы - Йэн Бэнкс

Синудж состроил гримасу притворного горя и приготовился оторваться от щели. Он сделал глубокий вдох и на секунду прикрыл глаза.

— Смотрите! — закричал кто-то.

Синудж открыл глаза.

По стене гнезда над головами охранников, под самым потолком, что-то ползло. Крошечная фигурка махала рукой.

— Король! — раздались крики. — Ура королю!

Началось всеобщее веселье.

Синудж смотрел. Он был, потрясен.

Саркофаг представлял собой наполовину закопанный в землю куб из черного гранита. В соответствии с пожеланиями Горма Семнадцатого его погребли на холме возле парков дома Жант.

Шеррис помнила, как устанавливали этот саркофаг. Один из старых слуг привел ее сюда после церемонии, чтобы она могла посмотреть на могилу без свидетелей. Дуэнья сказала ей, что саркофаг — это важно и дедушке Горму хотелось бы, чтобы она посмотрела на него именно так. Почему — об этом не могли догадаться ни Шеррис, ни сама дуэнья. К чаю они вернулись домой.

Другие дети всегда побаивались черного саркофага, потому что посередине одной из его сторон было проделано небольшое окошко с матовым стеклом и, если взять факел и поднести его к окну, можно было увидеть набальзамированный труп старого деда Горма. Дед сидел в своем лучшем баллистическом костюме, на своем любимом мотоцикле, словно живой, держась за руль. Его черный шлем и зеркальный визор блестели в свете факела, так что казалось, что Горм смотрит тебе в глаза.

Обычно дети ее возраста с криками убегали, едва завидев труп старика. Но Шеррис относилась к этому несколько иначе. Ей казалось просто замечательным, что сквозь свое маленькое окошко Горм может смотреть на холмы и долины парка даже после смерти. Она никогда не забывала, что Горму хотелось, чтобы именно она пришла взглянуть на могилу, Хотя и не могла понять почему.

Когда кредиторы начинали наступать на пятки ее отцу (что случалось регулярно каждые год или два) и он был вынужден посреди ночи покидать отель и искать временного убежища в доме Жант, он любил посещать могилу на холме. Шеррис взбиралась на близрастущее дерево, подползала по одной из нависавших над холмом ветвей и спускалась с нее на вершину саркофага. Она сидела, слушая, как шумит в ветвях ветер, и глядела в ту же сторону, что и ее дед.

Даже в самые жаркие дни гранит саркофага оставался прохладным из-за падающей на него тени деревьев, и она могла часами сидеть или лежать на нем, погрузившись в свои мысли. На вершине саркофага были выгравированы слова: «ВСЕ МЕНЯЕТСЯ». Буквы были размером с ладонь и глубиной в палец. Эта фраза всегда приводила людей в замешательство — они не помнили, чтобы Горм когда-либо утверждал подобное. Но как бы то ни было, он избрал эти слова в качестве надгробной эпитафии.

Каждый раз, приходя на холм, Шеррис очищала заполненные водой буквы от опавших листьев, сухих веток и мертвых насекомых. Как-то зимой она выцарапала из надписи замерзшую воду в форме букв и стала одну за другой швырять их в Брейганну, которая в ответ кидала в нее снизу снежками. Одна из ледяных букв угодила Брейганне в щеку, и она с плачем убежала в дом.

Шеррис легла на холодный камень, подстелив под голову пальто. Она не была здесь вот уже многие годы. Она глядела на просвечивающее среди кружева листьев голубое небо, ощущая, как теплый ветерок ласкает ее руки и лицо. Шеррис прикрыла глаза, вспоминая тот первый раз, когда она занималась любовью под открытым небом несколько месяцев назад — в беседке тенистого дворика в недрах обширной территории Йадайпунского Университета. Это был один из вечеров Недели Чистоты, подумала она, тщетно пытаясь вспомнить имя того молодого человека.

Она провела рукой по вырезанным в камне буквам странной надписи.

Ходили слухи, будто после того, как Всемирный Суд продаст в следующем году дом Жант, саркофаг перевезут. Но она надеялась, что они разрешат оставить могилу здесь. Возможно, владения купит какая-нибудь другая дворянская семья, какой-нибудь новоиспеченный богач или большая компания, но в любом случае Шеррис казалось, что им ни к чему тревожить покой ее дедушки, мирно созерцавшего свой любимый пейзаж из окна последнего пристанища. Она вполне понимала, что каждому по душе обустраивать свои владения по собственному вкусу, но неужели нельзя оставить один крошечный уголок с останками человека, который все это построил?

Она опять закрыла глаза. Да, они могли бы оставить его в покое. Размеры саркофага и его укромное расположение не столь важны; саркофаг является символом, для которого его физические размеры попросту не имеют значения.

Несмотря на все ее опасения, день прошел не так уж и плохо. На похоронах ей удалось отделаться разом и от Джейса, и от Брейганны. Джейс все равно приехал поздно и был не в настроении выражать соболезнование не столь уж близким родственникам, а Брейганна и сама сторонилась Шеррис.

Шеррис не видела Джейса со времени прошлогоднего бала в доме его отца в Сайсине. За это время он звонил ей несколько раз, с тех пор как она поступила в университет, но всякий раз она находила предлоги, чтобы избежать встречи с глазу на глаз. Для его же пользы, сказала она себе. Раз он увлекся ею на балу, то, если она не хочет дальнейшего развития отношений, надо дать ему время, чтобы забыть старую и найти новую любовь. Шеррис до сих пор неудержимо краснела, вспоминая о том вечере.

Она не жалела, что позволила Джейсу танцевать с ней, и вовсе не считала, что поступила плохо. Но стороннему наблюдателю могло показаться, что она вешается на шею собственному кузену, а это уже никуда не годится. Еще хуже было то, что она, кажется, завлекала Джейса, только чтобы досадить Брейганне.

Лежа на отполированной поверхности каменного саркофага, Шеррис задумчиво потирала ногу, вспоминая тот шок, что ей пришлось испытать два года назад.

Она не видела Брейганну с северной зимы и той намеренной атаки на катке. Брейганна перешла в старшие классы, а ее отец продолжал играть, все глубже залезая в долги и погружаясь в отчаяние. Шеррис не имела никакого желания общаться ни с той, ни с другим.

Сквозь сон до нее донеслись голоса.

Джейс и Брейганна.

— …уверен, что до войны не дойдет, — говорил Джейс. — Нам всем есть что терять.

Брейганна произнесла какую-то фразу в ответ.

— …умереть? … — расслышала Шеррис.

Джейс тихо засмеялся.

— Конечно, — сказал он. — Каждый. Приходится побаиваться этого для собственной же пользы.

Голоса доносились с левой стороны саркофага. Туда вела тропинка, переходившая в небольшую долину, которая лежала между холмом, на котором стоял саркофаг, и террасой, ограничивающей газоны и регулярные парки дома. Шеррис тихонько подвинулась ближе.