Сделай ставку - и беги, Москва бьет с носка - Семен Данилюк

Вместо ответа Антон уселся за стол и принялся писать рапорт.

- Чего молчишь? - забеспокоился Сашка. - Игнат, он чего, на меня, что ли, валить начал? Вот мразина...Захотел избавиться, так нечего других марать. Тоже мне, - Павлик Морозов.

Антон в сердцах отбросил ручку:

- Сашк! Кончай мельтешить. Лучше скажи, зачем меня ввалил? О том, что я в регпалате кручусь, ты один знал. Только без трепа! Тебе-то какая корысть? - Я что, со зла? - уныло пробурчал Плешко. - Проболтался, правда, ненароком Игнату, что тебя на его место планируют. А дальше уж его инициатива. Антон вновь засмеялся, как в кабинете Кожемякина. До него наконец дошла подоплека случившегося. Засидевшийся в полуполковниках Плешко давно зарился на место Игнатьева. И когда цель казалась близка, внезапно ниоткуда возник новый претендент - сопляк-капитанишка. Под его прищуренным взглядом Сашка смутился:

- Ладно, чего там? Так получилось. Вот по совести, если б самому надо было выбирать, неужто из нас двоих не себя выбрал?

От такой откровенности Антон несколько даже опешил:

- Шурик! Это ж не наш метод. А как ты думаешь, что с тобой станется, если я сейчас не поленюсь и в ту же инспекцию напишу рапорт, что подполковник Плешко систематически получает по пятьсот долларов с предприятий за получение разрешения на внешнеэкономическую деятельность - через свою жену, работающую в МВЭС? А! Шурик?

Плешко озадаченно пригляделся. Решительно мотнул головой:

- Хватит стращать. Не напишешь!

- Это еще почему?

- Да потому что это не ваш метод!

Он примирительно приобнял бывшего приятеля:

- Давай забудем! Чего тебе наше мэндэвэ? Ты ж здесь по большому счету человек случайный. Через годик-другой на гражданке раскрутишься так, что еще и спасибо мне скажешь. А за мной должок запишешь. Случись чего, отработаю. Ну, хоп? Дописывай свою рапортину да пойдем в ресторацию отметим. Где наша ни пропадала, я угощаю!

К Сашкиному облегчению, Антон расхохотался:

- Черт с тобой, живи, засранец!

Такой вот День смеха получился. Теперь уж и самому Антону казалось, что свершившееся - к лучшему. Последние события окончательно лишили его иллюзии, будто, находясь в МВД, он может хоть как-то влиять на ход событий в стране.

Он точно знал, что старая отлаженная жизнь закончена. А куда вынесет его в новой, оставалось гадать.

В отличие от большинства знакомых, убежденных, что только роковая невезуха и происки недругов не позволяют им раскрутиться в миллионеры, Антон относительно своих бизнес-возможностей не заблуждался и подумывал либо поступить в какую-нибудь консалтинговую или юридическую фирму, либо податься в адвокаты.

* Зато не гадал Листопад. Единожды уверившись, что Негрустуев ему необходим, он не собирался ждать, пока тот сам созреет. Дозреет на рабочем месте.

Антон еще обходил с "бегунком" бесконечные ХОЗУ, а на новомодный домашний автоответчик незнакомый женский голос уже надиктовал послание господину Негрустуеву по поручению господина Листопада. "Иван Андреевич ждет Вас у себя по делу, о котором Вы с ним договорились".

По дороге из Твери Листопад упомянул, что у него есть постоянная нужда в "бумажных" фирмах, на которые можно оперативно переоформлять акции покупаемых предприятий. Антон вызвался помочь. Тем более - такие услуги являлись частью его бизнеса. На создание новой, "под ключ", компании уходило до одного месяца. Поэтому Антон заранее регистрировал на свою фамилию несколько "акционерок". При появлении денежного, не желающего ждать клиента оставалось лишь вписать вместо своей фамилии новую, внести изменения в устав и зафиксировать их в регпалате. Дело одного-двух дней.

* В Москве грибами после дождя поднимались массивные тонированные замки с "сахарными" башенками по углам крыш, - новые русские спешили реализовать своё представление о счастье. В отличие от прочих нуворишей Иван Листопад, стараясь не выпячиваться, занял шесть этажей в десятиэтажном дядькином институте на проспекте Мира. Здесь он разместил администрацию холдинга и разрастающийся банк. Как говаривал сам, всё в одном флаконе: и выпивка, и закуска. По актовому залу подвального этажа сновали "купцы". Его переоборудовали под биржу, - Иван одним из первых отреагировал на появление Закона о биржах и биржевой торговле и теперь получал дополнительный "навар" на продаже брокерских мест.

Из каждого квадратного метра площадей он умудрялся выжимать максимальную выгоду не только для себя, но и для института, так что научный коллектив, сохранивший за собой четыре верхних этажа, жил вполне безбедно. Из всех забот у директора - Петра Ивановича Листопада, оставалась одна, основная, - организация научных исследований. Аграрий, брошенный директорствовать над радиоэлектронщиками, он напоминал наседку, выращивающую утят. Неумение плавать изо всех сил компенсировал тщательной материнской опекой. Во всё остальное, включая финансовые дела собственного института, Петр Иванович не вникал, передоверившись деятельному зятю и племяннику.

Вот уж чему не было убыли, так это Ивановой энергии. Казалось, он, словно динамо-машина, подпитывал ею всех вокруг. Во всяком случае, когда Антон приехал в "Илис" и в сопровождении встретившего Маргелыча проходил по "президентскому" этажу, из многочисленных дверей то и дело выскакивали молодые люди с бумагами в руках и устремлялись по каким-то неотложным делам, едва не сталкиваясь с точно такими же - быстрыми и устремленными.

Небольшая, метров на тридцать, приемная, была заполнена людьми постарше, - менеджеры среднего и высшего звена, пытающиеся пробиться к руководству, искательно нависали над двумя секретаршами, отгороженными барьером.

- Как у вас всё кипит, - подивился Антон.

- Э, - пренебрежительно пробурчал Маргелов, - президент на месте. Вот и изображают тут половую активность. А уедь Иван Андреич, вмиг ряской порастет. Эх, доверил бы Иван Андреевич мне, я б эту шоблу живо в бараний рог скрутил... Ну-ка подбери копыта!

Он грубовато отодвинул замешкавшегося сорокалетнего человека, как оказалось позже, - начальника управления. - Вы б все-таки повежливей, - уязвлено буркнул тот.

- Не скиснешь, - не останавливаясь, отреагировал Маргелыч.

Остальные при виде президентского любимца сами предусмотрительно освобождали дорогу. Многие спешили поздороваться. Не удостоив никого ответным кивком, Маргелыч движением пальца повелел застывшему у дверей телохранителю открыть дверь и - пропустил Антона внутрь. Кабинет, обуженный стеллажами по стенам, заставленный кожаными креслами, все-таки казался раза в два больше куцей приемной. На журнальном столике у входа в беспорядке были свалены свежие письма и приглашения. Поверх прочих возлежала распахнутая открытка "Уважаемый Иван Андреевич! Приглашаем Вас на элитную презентацию в нашем эксклюзивном бутике".

В отдаленном углу, возле огромного дубового стола, ожесточенно жестикулировали несколько человек. Возвышавшийся над прочими Иван увидел Антона поверх голов и извиняющеся взметнул лапищу:

- Погоди, сейчас порешаю неотложку и пообщаемся.

Антон уселся в одно из кресел, едва не утонув в податливой коже, и принялся с любопытством осматриваться, - прежде бывать в офисах новых русских ему не доводилось.

На стене за президентским креслом меж двух пейзажей в золоченых рамах ярким пятном выделялось набранное на цветном компьютере изречение - "1. Президент "ИЛИСА" всегда прав. 2. Если президент не прав, читай пункт первый", - новомодная острота распространилась по всей России. На столе среди деловых бумаг восседали три фарфоровые обезьянки, - одна с зажатыми глазами, другая - с зажатыми ушами, третья, перекрывшая лапой рот, - "ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу". Сбоку висела прикрепленная к стеллажу дарственная казачья шашка. Возрождение казачества сметливый Листопад использовал к собственной выгоде. Первым внес взнос на нужды восстановленного сословия, за что как потомственный кубанец получил звание "почетный куренной атаман". "Мы ж, Листопады, коренных казачьих кровей люди! И хоть своих дел полно, но кому другому за вас в коридорах власти заступиться?" - объявил он на краевой сходке и дал согласие на собственное выдвижение в Верховный Совет. Антону хотелось разобрать дарственную надпись на шашке, присмотреться к книгам на стеллажах. Но густой, покрывающий прочие звуки бас Ивана, манил и заставлял вслушиваться. Тем более, что "неотложка" затягивалась.

Человекопоток не иссякал. Получившие указание сотрудники выходили, на их место тут же заступали следующие - из "предбанника".

Работал Иван на удивление легко, - с аппетитом. Со своими обычными шуточками, присказками и подначками, изредка расцвечиваемыми легким матерком. В проблему вникал, или, как сам говорил, "въезжал" моментально, что называется, - "от ножа". Если что-то не устраивало, мог виновному прилюдно "напихать". Но тут же сам предлагал решение проблемы и либо выносил на поданном документе резолюцию, либо кивал сидящему подле Маргелычу, и тот делал пометки в своем блокнотике, в графе "на контроль". Антон невольно залюбовался, наблюдая, как сочно, с живинкой импровизирует Иван, в секунды разрешая ворох разнообразных проблем. "Значит, здесь делаешь так, как я сказал, потом вот это используешь отсюда. Ну и так далее", - разносилось по кабинету обычное Ванино, - торопясь, он по старой привычке обрывал окончания фраз, считая, что сказанного достаточно и времени на разжевывание нет. Всё вокруг дышало его напором и энергией. Даже выходили пообщавшиеся с президентом люди совсем иначе - легкой, нетерпеливой походкой. Да и самому Листопаду собственный стиль работы, похоже, доставлял наслаждение. Пару раз он даже подмигнул Антону с плутовским видом: де, каков я удалец. Удалец, конечно. Но чем больше вглядывался и вслушивался Антон, тем сильнее к восхищению примешивалось сначала смутное, затем оформившееся ощущение озадаченности.