Портрет второй жены - Анна Берсенева

Юра сидел неподвижно, глядя вдаль, но Лизе казалось, что он не видит сейчас ни воды, ни усталого вечернего солнца, золотящего гладь океана. Он думал о чем-то своем, и мысли его были нерадостны.

– Арабские буквы? – повторил он, встряхнувшись. – Не знаю, по-моему, ничего странного. Ничего странного – просто необъяснимо, вот и все. Помнишь, она сказала, что я все хочу объяснить, – может быть, она все-таки не права?

Он посмотрел на Лизу вопросительно, точно ища у нее поддержки, и она ответила:

– Не знаю, по-моему, она ничего подобного о тебе не говорила. Юра, родной мой, да не думай ты об этом! Ну, необычно все это было, но ведь и только, и только, правда! Не бери в голову, как моя мама говорит!

Сердце у нее разрывалось от жалости к нему. Он казался сейчас растерянным, встревоженным, и глаза его были так печальны, что Лиза не могла спокойно встречать его взгляд. Она обняла его, и он, растянувшись на теплых досках палубы, положил голову ей на колени. Лиза тихо гладила его лоб, чувствуя, как быстро бьется синяя жилка на его виске.

– Не думай о плохом, Юра, мой хороший, – говорила она. – Я тебя люблю, сказала же и гадалка, правда? Вот видишь, о чем беспокоиться! Я тебя люблю и буду любить, и все будет хорошо, ты сделаешь все, что захочешь, и жизнь у тебя будет счастливая, вот увидишь. Ну чем я хуже этой прорицательницы?

– А что она сказала тебе? – вдруг спросил он. – Ну, когда мальчик не перевел?

– Не знаю, – Лиза смешалась и даже слегка покраснела. – Я ведь не поняла…

Юра посмотрел на нее недоверчиво, но больше не спрашивал об этом.

Они вернулись домой, когда багровое огромное солнце уже утонуло в океане за горизонтом и тихая, ласковая тьма опустилась на остров Малифинолху.

Глава 7

После прогулки по островам, после странной встречи с прорицательницей Лиза почувствовала, что произошел перелом времени и возвращение в Москву маячит впереди так же ясно, как силуэты пальм за окном. Ей было грустно это сознавать, она гнала эти мысли, но дни от этого не становились длиннее.

Тем более что Юра переменился после поездки по островам. Отблеск беспечности и спокойствия, который Лиза с такой радостью замечала прежде на его лице, совсем исчез. Он по-прежнему подолгу плавал, нырял у рифа, он стал легче дышать, но душа его была неспокойна, и Лиза не могла этого не видеть.

Вечера они проводили на веранде. Лиза надевала белый пеньюар, который особенно нравился Юре – он говорил, что в нем она еще больше похожа на тургеневскую девушку, – и они подолгу сидели за столом. Горела свеча в глубоком бокале-подсвечнике, краснело вино в графине. Они разговаривали о чем-нибудь или просто молчали. Их нисколько не угнетало молчание наедине друг с другом.

Но в этот вечер Юра был молчаливее обычного. Он рассеянно отвечал на Лизины вопросы, без удовольствия прихлебывал вино, и, вглядываясь в его глаза при мерцающем свете свечи, Лиза не видела в них знакомых искорок.

– Что с тобой? – не выдержала она наконец. – Ты о чем так мрачно думаешь?

– Мрачно? Да нет, ни о чем особенном.

– Тебе скучно стало здесь?

– Ну что ты! При чем здесь скука, да еще с тобой. Я мечтал об этой поездке, и я нисколько не разочарован.

– Ты думаешь о той старухе? – вдруг догадалась Лиза.

– Не знаю… Нет, я все-таки не о ней думаю, – ответил он. – Не настолько я суеверный. Но о том, что она сказала…

– Юра, но что она сказала такого необыкновенного, ну что тебя так взволновало, из-за чего ты до сих пор не успокоишься? Какие-то неясные прорицания, странные слова о твоем прошлом… Ведь она ничего определенного не сказала ни о чем, ты вспомни!

– Конечно, ничего определенного, – согласился Юра. – Если бы она говорила определенно – ну, как цыганки говорят: казенный дом и все такое, – я бы посмеялся и забыл.

– Но чем она тебя так задела? – не унималась Лиза.

– Давай прогуляемся по берегу? – предложил Юра и тут же поднялся. – Просто пройдемся, на океан посмотрим и вернемся, да?

– Конечно, – согласилась Лиза. – С удовольствием пройдусь с тобой вдоль берега, покоритель островитянских пророчиц!

Юра засмеялся, они вместе спустились с веранды на дорожку и пошли к берегу в темноте. Но как только они вышли из-под сени пальм, стало гораздо светлее. Все небо усыпано было крупными южными звездами, казалось, они вымываются волнами на берег и сияют на песке.

Лиза оставила сандалии на дорожке и шла по песку босиком, легко, как белое полупрозрачное видение. Это Юра так сказал ей, остановившись на минуту, чтобы посмотреть, как она идет вдоль длинной полосы прибоя.

– А может, привидение? – рассмеялась она.

Но Юра был серьезен.

– Посидим немного? – предложил он, опускаясь на песок у самой воды. – Посидим у воды?

Лиза села рядом.

– Ты любишь сидеть у воды, Юра? – спросила она. – Помнишь, мы к речке ездили – в первый день?..

– Помню. Я в тебя влюбился в этот день.

– А я не заметила! Но мне так хорошо было с тобой – как дышать…

– Я и сам не сразу понял, что влюбился. Я настолько об этом не думал, я думал совсем о другом – и вот, вдруг…

– Ты… Ты не обрадовался этому? – тихо спросила она.

– Не знаю… Я был потрясен, когда понял. И я испугался, себя испугался. Помнишь, когда танцевали в ресторане?

Лиза кивнула:

– Я почувствовала… У тебя так сердце колотилось… Юра! – вдруг спросила она. – Почему ты сказал мне, что я жертвую чем-то, оставаясь с тобой? Я не могу понять…

Он молчал, опустив голову.

– И ты сказал еще – помнишь? – ты не веришь, что я могу тебя любить. Почему же, Юра? Ты не веришь мне?

Он наконец поднял голову, коснулся ее руки, белеющей в темноте.

– Я тебе верю, Лизонька моя дорогая, но я правда так думаю. Ведь я не рисовался, не старался тебя завлечь, ты понимаешь? У меня сейчас очень плохой период в жизни, и хотя я благодарю судьбу, что она мне тебя послала, но мне жаль, что это произошло сейчас.

– Но почему, Юра, почему? – Голос у Лизы задрожал. – У тебя не идут дела?

– Нет, дела идут, ты же знаешь. Но я как-то перестал понимать, зачем они вообще идут. Со мной уже было однажды что-то подобное. Серега, наверное, хорошо помнит. Но тогда все прошло, и я увлекся снова, успокоился. А сейчас, по-моему, серьезнее…

– Ты не можешь это объяснить? – спросила Лиза. – Себе объяснить, даже не мне?

– Могу! – сказал он, и Лиза услышала в его голосе знакомые, любимые отзвуки. – Я могу объяснить тебе все, даже то, что сам не до конца понимаю. Но хочу понять… Это ведь самое прекрасное, ты знаешь? Понять то, что вырастает из самой глубины, – то, что необъяснимо. Я всегда этого хотел, у меня с детства дух захватывало от этого желания. Вот: простые составляющие жизни, ее кирпичики, а каждый так же необъясним, как прост, и не дотронуться до него, не ухватить. Я любил то, что необъяснимо будоражит душу. Река, или огонь, или красота женщины, или жар холодных чисел – это просто, это существует, но к этому невозможно ни прикоснуться, ни даже назвать.