Ищи меня в России. Дневник «восточной рабыни» в немецком плену. 1942–1943 - Вера Павловна Фролова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут на нас заорал какой-то пожилой, хромоногий немец в военном мундире – наверное, один из распорядителей сегодняшнего вечера. Под команду: «Форвертс!.. Шнеллер!» – мы, выстроившись в шеренгу, в затылок друг другу, словно заключенные, двинулись к распахнутым дверям.
Зоя присоединилась к нашей компании. Едва уселись в полутемном зале, почти одновременно задали шепотом вопрос: «Ты знаешь о Сталинграде?» Оказалось, что Зое известно больше, чем мне. Уничтожением окруженных фашистов занимаются войска Донского фронта. 6-я армия фельдмаршала Паулюса полностью изолирована от своих основных сил как с суши, так и с воздуха. Среди немцев началась паника, голод. С начала окружения гитлеровцы уже потеряли сто тысяч солдат и офицеров.
Зоя порывисто сжала мне руку: «Слушай, может быть, недолго осталось нам здесь мучиться. Может быть, к лету уже освободят нас…»
Занавес раздвинулся. В свете прожекторов на сцену вышел пожилой мужчина в черном, лоснящемся от долгого употребления фраке, с аккуратно зачесанными на косой пробор белоснежными седыми волосами. Подняв в приветствии руку, сказал в притихший зал на ломаном русском языке:
– Великая Германия приветствовать господ русских и украинцев, добровольно покинувших большевистская Россия. Гуманное немьецкое правительство делать все, что в его силах, чтобы вам жилось здесь сытно, привольно и вьесело. Сейчас всем приходится много работать, но после побьеды над большевиками каждый из вас может возвращаться домой в свободная Россия или оставаться здесь в Вельикой Германии, где у вас будут такие же права, как и у…
– Кончай брехать! – зычно донеслось откуда-то с задних рядов. – Знаем мы, какое вы нам уготовили «привольное» житье, на своей шкуре испытали! Закрывай свою лавочку! Давай сюда артистов!
Возбужденный гул прокатился по залу. Кто-то оглушительно свистнул, затем еще раз. Хромоногий немец выскочил на сцену, заорал, хватаясь за кобуру:
– Тихо!!! Кто там гавкает? Еще одно слово, и я выпущу все пули в зал!
Гул постепенно затих, уступив место враждебной тишине. Ведущий, испуганно косясь на пистолет, торопливо закончил свое выступление:
– …Артисты, которые вы сейчас видеть, – ваши соотечественники. Они уже давно и очень успешно сотрудничать с немецкими властями. Потому что именно Вельикая Германия помогла им раскрывать свои дарования и талант…
Кланяясь, седой ведущий задом поспешно удалился со сцены, и представление началось. Собственно, это был никакой не спектакль, а небольшой, в одно отделение концерт. Первым вышел тощий, очень высокий парень, назвавший себя поэтом, в широком, мешковато сидящем на нем светло-коричневом костюме. Завывая, прочитал стихи о непобедимой, доброй и бескорыстной немецкой армии, которая – вот она какая великодушная! – дала нам, бедным, зачуханным и замученным большевиками людям, счастье видеть, как живет цивилизованный, высококультурный народ, и самим приобщиться к немецкой культуре, набраться ума-разума. Мне запомнилась концовка стихотворения:
Мы все, Германия моя, в долгу перед тобой,
Хотим, чтоб стала ты для нас Отчизною второй.
Тщедушный поэт, жаждущий ползать на брюхе перед «цивилизованными, высококультурными» немцами, сошел со сцены при гробовом молчании зала. Лишь где-то в первых рядах раздались одиночные, жидкие хлопки, но и они тут же стыдливо оборвались.
Затем на сцену высыпали ярко размалеванные девицы в высоких кокошниках и расшитых блестками сарафанах, а также парни в ярких рубахах навыпуск. Громко топоча сапогами, приседая и кланяясь, исполнили русскую кадриль.
«Драматургия» была представлена сценой под названием «Неудачное свидание». Немецкий солдат назначил встречу русской девушке (или наоборот: девушка – солдату) возле аптеки. Ждал ее, нервничал, то и дело нетерпеливо посматривал на часы, зачем-то снимал и надевал фуражку, высвистывая «Лили-Марлен», вышагивал взад-вперед возле аптечного крыльца.
А она, видимо, не поняла его, ожидала в это время возле кинотеатра. Тоже нервничала, беспрерывно хлопала зонтиком, раскрывая и закрывая его, вихляя задом, цокала каблучками. Потом они стремительно поменялись местами и снова безуспешно высматривали друг друга. Наконец девушка, в последний раз с треском раскрыв зонтик, гордо удалилась, крикнув через сцену незадачливому ухажеру (точь-в-точь в стиле разговора «Аны» со Шмидтом):
Их тебя ждала. Варум не пришел?
Их пошла на хаузе, бо с неба вассер шел…
И снова была пляска – зажигательный украинский гопак. Девушки в венках из ярких разноцветных лент, в звенящих монисто. Хлопцы – с наклеенными висячими усами, в широченных шароварах.
Им на смену вышел бравый «матрос» в полосатой тельняшке и в бескозырке, мастерски исполнил чечетку под мелодию «Раскинулось море широко». Эти номера понравились, артистам дружно аплодировали.
Потом появился на сцене молодой парень. Пшеничный чуб, картуз лихо сдвинут набекрень. Узкая в талии малиновая бархатная поддевка с рукавами-буфами. Васильковые шелковые штаны заправлены в собранные гармошкой хромовые сапоги. Этакий ухарь-купец! За ним просеменил какой-то невзрачный человечек с баяном в руках, встал чуть в отдалении. Зал настороженно притих – опять что-нибудь о «Великой Германии»? Мы с Зоей тоже досадливо переглянулись – что это еще за клоунада?
Парень, обернувшись к баянисту, едва заметно кивнул ему. Тот, склонив голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, взял длинную, певучую ноту, затем, растянув мехи, пробежал быстрыми пальцами вверх-вниз по перламутровым клавишам-пуговицам. Гордо тряхнув золотым чубом, парень высоко вскинул голову, выставив вперед ногу в блестящем сапожке, широко раскинул руки:
…Вижу чудное приволье,
Ви-и-ижу нивы и-и поля-а-а.
– Это русская природа,
Это Ро-одина моя…
При первых же звуках чистого, сильного голоса жестким обручем сжало горло. Стало горячо глазам. Я не сразу поняла, что плачу. Украдкой посмотрела на Зою. Она сидела, прикрыв глаза и прикусив губу, из-под опущенных ресниц одна за другой катились слезы. Плакали рядом Сима с Клавой, сердито сморкалась мама. В общем-то, сдержанный до этого зал буквально взорвался от бурных аплодисментов. Певца в шутовском наряде вызывали еще и еще. Он повторил песню снова, и опять мы не могли сдержать слез.
…Слышу пенье жаворонка,
Слы-ы-ышу трели со-о-оловья-а.
– Это русская сторонка,
Это Ро-одина моя…
Вот тебе и «ухарь-купец»! Как жаль, что никто из нас не запомнил его фамилию!
И еще один сольный номер заставил всех плакать. Певица эта, маленькая, хрупкая, в черном до пола платье, выступала последней. Как она пела! В ее голосе звучали тоска и боль, любовь и надежда. К сожалению, я не сумела схватить памятью текст, но смысл песни
