Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание - Александр Шевцов (Андреев

Вот из этих, походя брошенных, намеков и родилась вся огромная советская Психология, частью которой и было то понимание сознания, которое не допускает очищения. Если я хочу прийти к очищению, я должен это понимание сознания распознавать с первого взгляда. Для этого мне придется его описать, создать портрет марксистского сознания. Для меня это уже очищение, потому что такое понятие о сознании было частью моей культуры и проникало в меня помимо моей воли и помимо осознавания. Кстати, будет проникать в сознание русских людей еще десятилетия, потому что ушло в обычное мышление.

Я беру за основу работы Сергея Леонидовича Рубинштейна потому, что он был умным человеком и таких откровенных ляп, как составители политических словарей, не допускал. Это значит, во-первых, что в его лице марксистская Наука действительно сделала все, чтобы обосновать верность своего видения. И если Рубинштейн и подобные ему большие психологи не смогли сделать советскую Психологию действенной Наукой, то, значит, они исчерпали ее возможности. Но это, в свою очередь, означает, что с ними мы оказываемся на пограничье одного из мировоззрений, на той линии, за которую еще никто не ходил. Истина разлита повсюду, в том числе и в марксизме, но ответы где-то там, за линией, раз их не нашли здесь.

Нет, создание портрета марксистского сознания — это не причуда. Это основание и основание действительное и по-своему очень качественное.

Итак, несмотря на то, что статья «Проблемы психологии в трудах Карла Маркса», вероятно, была одной из первых публикаций Рубинштейна, он ощущается глубоким и основательным мыслителем. Это отнюдь не политическая агитка, а полноценное исследование, в котором психолог искренне пытается пройти весь путь от некоего исходного посыла, через все возможные рассуждения, до ответа или хотя бы до исчерпания этого пути. Думаю, после него все попытки других психологов перепевать эту тему добавляли лишь малые крохи. Это классика психологии и останется навсегда в ее истории.

Рубинштейн не бросается сходу размахивать цитатами. Сначала он рисует исходные условия задачи. Правда, рисует как искренний, идейный марксист. Они таковы. В мире ощущается кризис Психологии. Во всяком случае, об этом отчетливо заявляют известные немецкие психологи Кёлер и Бюлер. Для марксиста не имеет значения, действительно ли их Психология переживает кризис, главное — иметь повод ввести наши танки. Раз Кёлер и Бюлер говорят о кризисе в психологии, значит, там кризис. И этим можно воспользоваться. В чем же суть кризиса?

«Не принимая того решения основной проблематики современного кризиса психологии, которое попытался дать Бюлер в своей работе "Кризис психологии", можно, пожалуй, с ним согласиться в том, что узловой является та проблема, которая особенно заострилась в конфликте между интроспективной психологией, поведенчеством и так называемой психологией духа» (Там же, с. 20).

На деле, конечно, ему все равно, что там за кризис, лишь бы о нем заявили сами западные психологи. Эта часть работы — откровенный политический заказ. Главное — иметь повод громко заявить — у нас есть решение всех ваших проблем! Оно — в марксизме!

Я говорю это так уверенно потому, что никто из западных психологов даже не отозвался на все подобные предложения о братской помощи. Они только дико косились на эту «универсальную отмычку» и продолжали бурно развивать свой кризис, и докатились до того, что так критиковавшие их советские психологи, как только появилась возможность, бросились в Америку, подобно Ярошевскому. Хоть помереть в обетованной стране загнивающего капитализма!

Нет, здесь пока еще у Рубинштейна Науки нет. И вообще эта часть интересна только тем, что уже в ней можно разглядеть «сквозь глаза марксиста» понятие сознания, как оно существовало в разных школах Психологии. А точнее, в интроспективной или субъективной психологии, в бихевиоризме и русской рефлексологии, а также в феноменологии, которая здесь названа психологией духа.

На самом деле Рубинштейн, говоря об интроспективной психологии, говорит не о действительной интроспективной психологии. Он как бы извлекает квинтэссенцию, идеальный образ этого направления, да еще и делает его полярным, дорисовывая, доводя взгляды субъективистов почти до абсурда. Именно поэтому он ни на кого определенно не ссылается, а говорит в общем, почти такими же политически чеканными фразами, как Краткий философский словарь.

«Господствующая концепция психики, установленная традиционной интроспективной психологией, отождествляет психику с явлениями сознания; задача психологии, согласно этой концепции, заключается в том, чтобы изучать явления сознания в пределах того индивидуального сознания, которому они непосредственно даны; бытие психики исчерпывается ее данностью, переживаемой в сознании. <…>

Задача интроспекции, как метода, в том и заключается, чтобы вычленить психическое из всех объективных опосредовании. Это, по существу, радикально идеалистический тезис: все материальное, внешнее, физическое опосредовано через сознание, через психику; психика же есть первичная, непосредственная данность. В своей непосредственности она замыкается во внутреннем мире и превращается в сугубо личностное достояние. Каждому субъекту даны только явления его сознания, и явления его сознания даны только ему. Они принципиально недоступны другому наблюдателю» (Там же, с. 20–21).

Это не ложь и не клевета на субъективную психологию. Рубинштейну до нее просто нет дела. Где-то в это время бродит по Москве выкинутый из жизни, голодный и забытый великий русский психолог Георгий Иванович Челпанов, чей Институт экспериментальной психологии разгромлен всего десять лет назад. Лучший в мире институт! И там все было не так, там, как и в Германии, из самонаблюдения рождался научный метод, дающий возможность «объективного познания психики». Но 44-летний Рубинштейн не помнит ни этого, ни погрома… Почему?

Потому что у него задача — сделать из Психологии точную Науку. А для этого все ее явления надо превратить в знаки и формулы, стерилизовав их, то есть очистив от жизни. Жизнь все время портит чистоту рассуждений и разъедает логику. Поэтому надо забыть о том, чем в действительности была интроспективная психология, и нарисовать такой образ, с каким можно будет работать. Точнее, производить операции.

И вот Рубинштейн очищает интроспективную психологию от широты взглядов и выбирает самые крайние, но яркие. И ведь он не врет. Такие взгляды действительно существовали на полюсе субъективной психологии, но существовало и основное ядро, которое было общим со всей психологией. Александр Введенский говорит про свою интроспективную психологию: 77 см-хология без всякой метафизики, — когда хочет подчеркнуть, что это самая настоящая естественная Наука, всего лишь считающая самонаблюдение своим методом.

Но если рассматривать все психологии с учетом объединяющего их ядра, то общего будет больше, чем разного. А вот если убрать ядро, то полюса будут почти кричаще противоположны. Они обретают знаковость, а это дает возможность строить из них уравнения и писать формулы.

Знак интроспективной психологии — каждому субъекту даны только явления его сознания, и явления его сознания даны только ему. Они принципиально недоступны другому наблюдателю.

Почти ту же операцию проделывает Рубинштейн и с феноменологией и бихевиоризмом. Правда, они и сами старательно отсекали себя от всего лишнего. Бихевиоризм — от сознания. А феноменология — от грязи психологизма и жизни.

«В своей борьбе против сознания представители поведенчества — американского и российского — всегда исходили из того его понимания, которое установили интроспекционисты.

Вся их аргументация, обосновывающая необходимость выключения сознания из психологии и превращения поведения в предмет психологической науки, сводилась в основном к тому, что психические явления или явления сознания принципиально доступны только одному наблюдателю; они "не поддаются объективной проверке и поэтому никогда не смогут стать предметом научного исследования"» (Там же, с. 21–22).

Как вы понимаете, здесь даже двойная знаковость — превращение бихевиоризма в знак бихевиоризма не через субъективную психологию, а через ее знак.

«Антипсихологизм руководящих направлений идеалистической философии XXстолетия как гуссерлевского, так и риккертовского толка, внешне противопоставляя логическое, идеологическое — в виде идеи или ценности — психологическому, тем самым закрепил проводившееся механистическими течениями в психологии выхолащивание из психики объективных, ее опосредующих связей с идеологией. Выпавшие из сознания смысловые связи этого сознания с идеологией "психология духа" попыталась превратить в самодовлеющий объект и сделать их предметом подлинной психологии, как науки о субъективном духе» (Там же, с. 23).