Там, где кружат аспиды - Олеся Верева

— Да что же ты делаешь, самоубивец! — Всток схватил брата за руку и дёрнул, заставляя уронить кинжал.

Всток оторвал Похвиста от окровавленной русалки, а с другой стороны его здоровую руку удерживал второй бог ветра, Лёле не знакомый. Лёля, так и не ответив отцу, в мгновение ока оказалась подле и положила ладонь на рану Похвиста, затягивая порез.

— Что же ты говорил, кровь у тебя холодная… Врал… Горячая она…

Лёля обернулась. Губы Ульяны, кровью любимого расцвеченные, застыли приоткрытые, будто в полуслове, а больше ничего не изменилось. Казалось только, что последние слова совсем без сил её оставили.

— Пустите его, — обратилась Лёля к братьям Похвиста. — Пустите, попрощаться им надобно.

Похвист, рыдая, упал возле Ульяны. Он что-то ей шептал, о чём-то просил, но Лёля не слушала. Как в тумане она обвела взором лица окружающих. Кто-то плакал, кто-то сдерживал слёзы, но никто не торжествовал, хотя их победа того заслуживала. И только одни глаза смотрели спокойно и уверенно. Они вспыхнули улыбкой и теплом, поймав Лёлин взгляд. Глаза, как у Похвиста, да небом Яви озарённые.

Лёля думала, что Догода идёт к ней. Она слышала удивлённые шепотки за его спиной, ведь многие погибшим бога ветра южного считали, а в обличие змея летающего не видели. Такой же, как остальные победители, будто бы выкупанный в чужой крови, он прошёл мимо Лёли, припадая на ногу. Догода опустился перед Ульяной на одно колено, а в кулаке его блеснула цепочка с висящей на ней серебряной монетой.

— Я принимаю тебя, сестрица, — мягко произнёс он. — Принимаю тебя как члена семьи своей. Стань брату моему спутницей хорошей. Кабы мог я ему жену отыскать, никого, кроме тебя, не пожелал бы. Храните любовь свою, сколько бы Род вам ни отмерил. А я, когда вернусь, с пра-пра-пра-правнуками вашими понянчусь.

Догода очень аккуратно, будто касаясь хрупкой бабочки, потянулся к Ульяне, приподнял её голову и застегнул цепочку на шее. Серебристая монетка опустилась Ульяне на грудь, словно здесь всегда было место её законное. И тогда, медленно, не сразу, до Лёли дошёл смысл сказанных Догодой слов. А когда дошёл, она метнулась к нему и напитанную кровью рубаху на его груди дёрнула.

В тот момент Лёля его возненавидела. Возненавидела за то, что он так светло и немного грустно улыбался, когда на теле его зияла рваная рана размером с её кулак. Слишком большая, слишком пугающая, слишком смертельная для его впалой мальчишеской груди. Лёля протянула руку, чтобы коснуться окровавленной кожи, вытянуть на себя боль, исцелить, но Догода перехватил её запястье.

— Не надо, — с печальной улыбкой он пожал плечами. — Ты не сможешь. Не нужно тебе страдать зазря.

Поняла Лёля, что не было никакой ненависти. Это просто сердце её треснуло от распирающей любви. Она ничего не могла сказать. Зачем, когда всё без слов ясно было. Он отдал свою жизнь, свою возможность спастись за жизнь Ульяны. Поступок такой простой, такой понятный и такой беспощадный.

— Ну что ты плачешь? — Догода заглянул ей в лицо лучистыми глазами. — Разве ты бы иначе поступила?

— Догода, внучек… Ты ли это? — спросил Стрибог, подходя к ним медленными, настороженными шагами. — Так ты жив был всё это время?

— Здравствуй, дед! Был. — Лёля не понимала, как несмотря на страшную рану, Догода не переставал улыбаться. — Я бы ещё пожить хотел, но ты уже раз меня оплакал, второй не так горько будет. Через тысячу лет вернусь, а твоя борода уже, поди, земли достигнет.

— Догода? Это тот самый Догода?! — удивился Сварог и насупился. — Что ты с дочерью моей рядом делаешь? Говорили мне, на путь зла ты ступил, Яви вредить вздумал…

— Не смей его трогать! И слова несправедливые не произноси! — перебила Лёля, прикрывая беззащитную спину любимого своими руками. — Ложь тебе сказали, а ты и поверил. И не он рядом со мной, а я рядом с ним. И всегда буду!

Монета на груди Ульяны зажглась мягким перламутровым светом. Его тонкие лучи пробежали по её телу, и там, где свет касался измождённой кожи, она розовела, разглаживались морщины, нежный румянец покрыл щёки. Окровавленные губы заалели, как ягоды спелой вишни, распахнулись, и Ульяна впервые за долгое время вдохнула глубоко.

Всего лишь взмах Лёлиных ресниц — и за спиной Похвиста появилась новая гостья на этом собрании умирающих и восстающих из мёртвых. Мокошь склонилась над Ульяной и внимательно её осмотрела.

— Так вот кому подарок мой пригодился, — музыкой переливчатой зазвучал её голос. — Теперь нить жизни этой девушки крепка, как и прежде. И с твоей нитью она перевита. — Мокошь перевела взгляд на Похвиста, всё ещё удерживающего русалку в своих руках. — Я в судьбах людей много чудес видела, а вот из богов ты первый такой, что смог Мокошь удивить. Неравную себе выбрал. Диковинное дело.

Мокошь выпрямилась. Только Сварог и Стрибог головы опустили, остальные лишь удивлённого переглядывались и вопросами обменивались. Мокошь, таинственную затворницу, мало кому видеть доводилось, и хоть назвалась она, да как поверить, что Рода сестра снизошла до русалки обычной.

— А вот и ты, зайчонок мой трусливый, — нежно обратилась Мокошь к Лёле. Она подошла ближе и погладила её щеку большим пальцем. — А ты, значит, мой южный ветер потерянный, — таким же жестом она ласково провела по лицу Догоды. — Мне больно это говорить, но нить твоей жизни вот-вот под ножницы попадёт, и не в моей силе это исправить. Лишь одна монета волшебная у меня была, а больше в течение времён мне вмешиваться не дозволено.

— Я не прошу иной судьбы, Мокошь Великая. — Даже перед лицом гибели Догода сохранял безмятежный вид, бередя сердце Лёли, которое кровоточило больше раны на его груди. — Я верю в Родов завет. Все боги умершие через тысячу лет возрождаются. И я вернусь. К братьям вернусь, к деду, к Берегине своей. — Догода нашёл ладонь Лёли и сжал её, и она поняла остро и бесповоротно, что держать он её теперь до смерти будет. И что рано или поздно, но одно воспоминание о руках его ей останется.

— Да как же так, Всемилостивая? Зачем же уходить ему, когда я только внука обрёл? — вмешался Стрибог.

— Я не Всемилостивая, ошибаешься, старец. Я лишь пряха, что нити прядёт…

— Эй ты, божедурье южное! Да ты никак подыхать вздумал?!

Сквозь толпу пробилась крошечная фигурка. Маленькая Гана в новом нарядном сарафанчике расталкивала воинство Нави руками, ногами, проскальзывала меж недоумевающих духов, словно птичка вёрткая.

— Аука! Ты что здесь делаешь? — удивлённо воскликнула Лёля.

Чёрные глазки блестели,