Кыся - Владимир Кунин

— Ничего страшного. Я думаю, пока фрау Кох накрывает на стол, мы с профессором сумеем сами подготовить все ракеты к запуску. А так как сегодня навалило много снега, возьмите «Чероки», чтобы у вас самих не возникало никаких проблем по дороге.

— Слушаюсь, герр фон Тифенбах! — и Мозер вышел из гостиной. Я тут же юркнул за ним. Лишь бы он не открывал ящик с ракетами! Лишь бы не лапал мешок «Русский сувенир»! Если же он это попробует сделать, я постараюсь ему как-нибудь помешать. Как — я понятия не имел, но надеялся, что в экстремальный момент мне это придет в голову…

Как я и ожидал, спустившись в гараж, Мозер тут же открыл ящик с ракетами, заглянул туда, увидел знакомый пластиковый пакет (недаром я после отъезда полиции еще полчаса корячился — снова запихивал туда пакет с лыжным ботинком!) и чтобы не дать Мозеру прикоснуться к нему и пощупать, на месте ли бомба-«Матрешка», я неожиданно перед самым носом Мозера, даже хлестнув его хвостом по лицу, вспрыгнул на крышу «Гранд-Чероки».

Мозер в испуге отпрянул от ящика, прикрыл его, и дрогнувшим голосом спросил меня:

— Тоже поедешь со мной, русская сволочь?

Но я сделал вид, что ничего не понял, и даже потерся брылями о плечо Мозера. Можете представить чего мне это стоило!..

И когда Мозер открыл дверцу «Чероки», я первым прыгнул в кабину. Там, у Хартманнов, я хоть смогу повлиять через Дженни на Монику — если она заартачится и не захочет ехать сама на «Чероки».

Но мне этого делать не пришлось.

Нужно было видеть, как Моника и Дженни обрадовались, увидев меня в красно-золотой жилетке и белой манишке с беленькой «бабочкой»!

Дженни от меня просто глаз не отрывала, а Моника тут же согласилась сесть за руль «Чероки» и вместе со мной и Дженни ехать прямо к отцу. И там подождать Гельмута с его капризным «Мерседесом» — герр Мозер утверждает, что починка займет всего минут двадцать, — а потом уже сесть всем вместе за праздничный стол!..

А пока Моника поможет Тане Кох накрыть на стол, а отцу — разобраться с фейерверком.

Один я видел, как переглянулись Хартманн и Мозер. И если до какого-то мгновения у меня, нет-нет, да и возникали сомнения — имею ли я право брать на себя Суд на этими двумя Негодяйцами — то после того, как я еще перехватил их взгляд, которыми они проводили нас, у меня отпали все сомнения…

В четыре руки Моника и Таня накрыли в столовой, благо фрау Розенмайер перед своим уходом заранее все так красиво разложила на невиданно роскошное старинной посуде (даже крахмальные салфетки скрутила башенками!), что Таня и Моника затратили на сервировку стола не больше десяти минут. А я ждал второго, «проверочного» звонка Хартманна… Дождался я его тогда, когда Дженни, дыша, как Баська Ковальска, пыталась утащить меня в одну из пустых комнат или ванную, или туалет… Ей сейчас было все равно где! Вот ведь приспичило!..

Но мне было настолько не до нее, что даже Моника это почувствовала и прикрикнула на нее:

— Дженни! Оставь Кысю в покое!..

Именно в эту секунду позвонил Гельмут. Трубку взяла Моника.

— Все в порядке! — УСЛЫШАЛ я бодрый голос Гельмута. — Мы завели «Мерседес» и выезжаем к вам. Я только доброшу герра Мозера до стоянки, где он оставил свою машину. А что делаете вы?

— Мы с Таней приготовили стол и идем с папой и Фолькмаром в гараж, заниматься ракетами.

— Превосходно! — сказал Гельмут. — Еду.

Неожиданно для самого себя я вдруг почувствовал, что мне срочно необходимо остаться одному. Тогда я смогу сосредоточиться как следует и УВИДЕТЬ ВСЕ, ЧТО БУДЕТ ПРОИСХОДИТЬ В ДОМЕ ХАРТМАННОВ И В «МЕРСЕДЕСЕ»…

Я рванул вниз, в большую неотапливаемую комнату при подвале, где на стеллажах хранились сотни бутылок самых различных вин, водок, виски, джинов и стояли десятки пластмассовых ящиков с минеральной водой и соками всех сортов…

Слава Богу, Дженни даже не успела понять, куда это я смылился. Влетев в эту комнату, я непроизвольно, не отдавая себе отчета в собственных действиях, почему-то нырнул под нижнюю полку винного стеллажа, быстренько улегся на живот, спрятал голову между передних лап и закрыл глаза…

…И УВИДЕЛ ГЕЛЬМУТА ХАРТМАННА ВМЕСТЕ С ФРАНЦЕМ МОЗЕРОМ, СИДЯЩИХ В СЕРЕБРИСТОМ «МЕРСЕДЕСЕ» НА ПУСТЫННОЙ И РАСЧИЩЕННОЙ АВТОМОБИЛЬНОЙ СТОЯНКЕ ОКОЛО УЧЕБНОГО ПОЛЯ ДЛЯ ГОЛЬФА…

Я ничего не слышал… Ощущение было таким, будто я смотрю большой телевизор, а звук выключен. Только видел…

…КАК ГЕЛЬМУТ ВЫНУЛ НЕБОЛЬШОЙ ПУЛЬТ ИЗ ВНУТРЕННЕГО КАРМАНА ПАЛЬТО.

ПОЛА ПАЛЬТО ОТКИНУЛАСЬ, И Я ЗАМЕТИЛ, ЧТО ГЕЛЬМУТ БЫЛ ТОЖЕ В СМОКИНГЕ И ТАКОЙ ЖЕ «БАБОЧКЕ», КАК У МЕНЯ, ФРИДРИХА И ФОЛЬКМАРА…

Ах, как жаль, что я ничего не слышу!.. Как мне было бы важно сейчас узнать, что говорил Франц Мозер Гельмуту Хартманну! Я заметил, что чем сильнее я зажмуриваю глаза, чем плотнее прикрываю голову лапами, тем отчетливее ВИЖУ НА РАССТОЯНИИ! Вот, например, сейчас мне очень хорошо ВИДНО, как…

…ГЕЛЬМУТ, С ИСКАЖЕННЫМ ОТ СТРАХА ЛИЦОМ, НИКАК НЕ РЕШАЕТСЯ НАЖАТЬ КНОПКУ НА ПУЛЬТЕ… И ТОГДА ФРАНЦ НАЧИНАЕТ ЕГО СПОКОЙНО УГОВАРИВАТЬ, ЯВНО ВСЕ ПОВЫШАЯ И ПОВЫШАЯ ГОЛОС…

Я не слышу, я ВИЖУ, как он повышает голос! Я вижу ужас на лице у Хартманна, и понимаю, что он не пожалел нас в последний момент, — он просто перетрусил и сейчас отказывается нажать кнопку. И тогда…

…ФРАНЦ МОЗЕР ВЫТАЩИЛ ИЗ-ЗА ПАЗУХИ ПИСТОЛЕТ И СУНУЛ ЕГО ПОД ПОДБОРОДОК ГЕЛЬМУТУ ХАРТМАННУ.

ПО ЛИЦУ ХАРТМАННА ПОТЕКЛИ СЛЕЗЫ И ОН В ПАНИЧЕСКОМ УЖАСЕ СУДОРОЖНО ЗАКИВАЛ ГОЛОВОЙ…

Потом… Ну, точно в кино, я УВИДЕЛ…

…ТОЛЬКО ТРЯСУЩИЕСЯ РУКИ ГЕЛЬМУТА. ОДНА ДЕРЖАЛА НА ЛАДОНИ НЕБОЛЬШОЙ РУССКИЙ ПУЛЬТИК, А ВТОРАЯ РУКА ГЕЛЬМУТА ДРОЖАЩИМ УКАЗАТЕЛЬНЫМ ПАЛЬЦЕМ НАЖАЛА МАЛЕНЬКУЮ КРАСНУЮ КНОПКУ…

Но взрыв… Взрыв чудовищной силы — я УСЛЫШАЛ!!! Я услышал, как задребезжали все стекла в окнах нашего дома, и УВИДЕЛ…

…АВТОМОБИЛЬНУЮ СТОЯНКУ УЧЕБНОГО ПОЛЯ ДЛЯ ГОЛЬФА. ОНА ВСЯ БЫЛА ОСВЕЩЕНА ГИГАНТСКИМ ФАКЕЛОМ ВЗРЫВАЮЩЕГОСЯ И ГОРЯЩЕГО «МЕРСЕДЕСА»!..

В ЖЕЛТО-БАГРОВОЕ ВЕЧЕРНЕЕ НЕБО ЛЕТЕЛИ ОХВАЧЕННЫЕ ПЛАМЕНЕМ КУСКИ «МЕРСЕДЕСА» И ТОГО, ЧТО ЕЩЕ ВСЕГО ЛИШЬ ОДНУ СЕКУНДУ ТОМУ НАЗАД БЫЛО ДВУМЯ ЖИВЫМИ ЛЮДЬМИ… ОЧЕНЬ ПЛОХИМИ ЛЮДЬМИ, НО ЖИВЫМИ. А ТЕПЕРЬ…

А теперь звук будто бы стал сам по себе восстанавливаться, — я услышал вой полицейских сирен и отдаленный грохот рушащихся и пылающих обломков бывшего серебристого «Мерседеса» с кусками бывших очень плохих Людей на расчищенную от снега автомобильную стоянку учебного поля для игры в гольф…

В Петербург я лечу один. Да, да… Я лечу один в Петербург. Фридрих не может оставить Монику, свою единственную дочь, в таком состоянии, в котором она пребывает все последние дни. Как бы не очень счастливо складывалась их жизнь с Гельмутом, но десять лет совместной жизни бок о бок — это десять лет, и за такой короткий срок, как десять дней, зачеркнуть эти десять лет нет никакой возможности!..

Тем более, что от Моники и по сей день тщательно скрывается истинная причина взрыва.

Сейчас Моника переехала к отцу, и на маленьком семейно-дружеском совете, куда были приглашены только самые близкие — Фолькмар фон Дейн, Таня и я, было решено вернуть «Хипо-Банку» дом Хартманнов и тем самым погасить долги покойного Гельмута. А Моника с Дженни пока поживут у Фридриха, а там будет видно.

Теперь подробности, от которых так оберегали Монику. Криминальная полиция Баварии вместе с какими-то русскими сыщиками докопались и в Петербурге, и в Германии до настоящего положения дел с тем самым кокаином, на котором я въехал в Германию.

Капитан Гюнтер Шмеллинг летал даже на пару дней в Петербург, а сюда тоже на два дня прилетал из Петербурга один русский милиционер — специалист по транспортировке наркотиков. Это я узнал от Рэкса.

Узнал, что Гельмут Хартманн и Франц Мозер — оба были завязаны на это «кокаиновое дело», но со взрывом «Мерседеса» и последующей гибелью главных «фигурантов» (полицейская лексика Рэкса), полиция культивировала две версии: первая — Гельмут и Франц допустили ошибку и несогласованность в обоюдных действиях, и совершенно случайно взорвали сами себя. Вторая их двоих взорвала неустановленная Личность, имеющая непосредственное отношение к делу о «Русском кокаине». Полиции неизвестна эта Личность и версия находится в специальной разработке. Однако один из служащих криминальной полиции Баварии свято убежден в том, что обе первые версии не стоят и выеденного яйца, а существует совершение определенный и всем известный Субъект, который организовал взрыв и убил Гельмута Хартманна и Франца Мозера — во-первых, в пределах «необходимой самообороны», а во-вторых, исполнил акт справедливого отомщения в обход законодательства Федеративной республики Германии.

Но так как доказать Личность Субъекта, совершившего двойное убийство на территории Баварии, практически невозможно, ибо ни один здравомыслящий юрист никогда не поверит в возможность совершения преступления именно этим Субъектом, и спорить с двумя первыми официальными версиями полиции — смысла не имеет.