Интервью со смертью - Ганс Эрих Носсак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я его надену», — сказала я ему. Он недоверчиво посмотрел на эту одежку. Халат был старый и не очень чистый. В городе ни одна женщина бы его не надела, но здесь, в сельской местности и на кухне, он вполне годился. Вообще, наверное, здесь жили простые люди.
«Для начала я вытрясу его на улице», — сказал Матес и забрал у меня халат.
Налив в ванну воду, Матес сказал: «Так, ну теперь можете мыться. Я сбегаю к тем людям и возьму у них немного хлеба. Я скоро вернусь и наколю дров. Вам никто не помешает. Когда будете готовы, позовите меня».
Я тщательно вымылась — насколько это было возможно. Купание хорошо меня освежило. Ночную рубашку я бросила в воду, чтобы замочить, а вместо рубашки я надела халат.
Покончив с мытьем, я не сразу позвала Матеса. Я выглянула из-за занавески во двор, где он, сняв китель и повесив его на сук сосны, рубил дрова. Матес был полностью поглощен работой. Тихо переступая босыми ногами, я прошлась по дому. Дверь в комнату скрипнула, но он этого не услышал из-за шума, который производил. В комнате стояли две белые кровати, одежный шкаф и комод. Все дверцы и ящики были заперты, а ключей я не увидела. Они, наверное, были спрятаны в укромном месте, но я не смогла понять где. На стене висела полка, задернутая цветастой занавеской. Там стояли книги и пылился еще какой-то хлам. Обстановка была весьма бедная.
Наконец я позвала его. Он принес дрова в кухню и сложил их за плитой. В сарае Матес нашел, кроме того, корзину с еловыми шишками. Потом поставил на стол жестяную банку с кофе, раздобытую у крестьян, и хлеб. На ломтях хлеба лежали добрые куски колбасы.
Все это он выставил на стол.
«Ну, теперь ешьте», — сказал он.
«И вы тоже».
«Ешьте, я сказал», — отрезал он. Чтобы не злить его, я начала есть. Может быть, он уже перекусил у той крестьянки. Он вымыл руки, ополоснул лицо и причесался гребнем, лежавшим на зеркале. Потом пощупал свои щеки, раздумывая, надо ли ему побриться. Было комично смотреть, с какой серьезностью он при этом рассматривал себя в зеркале. Затем он надел китель и одернул его.
Увидев, что я ем и пью кофе, он удовлетворился и тоже взял кусок хлеба.
«Как вы обо мне заботитесь», — сказала я ему.
«Не говорите глупостей, лучше послушайте, что я скажу. Сейчас я пойду в деревню. Дайте мне номер полевой почты вашего мужа. Надо дать ему телеграмму, сообщить, что вы живы, иначе он там с ума сойдет. Теперь он, может быть, получит отпуск, потому что вас разбомбили».
Он положил на стол записную книжку, и мы составили текст телеграммы. Он подписал ее «Доротея». Я подумала, что Эдмунд сильно удивится, потому что он называет меня Теей. Но я не стала ничего говорить.
«Так, это мы сделали. Теперь дальше. После еды вам надо лечь. Постельного белья здесь нет, но сейчас не до церемоний. Постарайтесь уснуть. Не надо ни о чем думать, тогда быстро уснете. Вы меня слышите?»
«Да».
«После этого вы пойдете к той женщине и спросите, где можно сделать покупки. У вас есть деньги?»
«Да».
«Покажите».
Я показала ему сумочку и деньги. Он был удовлетворен.
«Попросите ее, и она вам поможет. Я поговорил с ней об этом. Но рассчитывайтесь за все сами, чтобы произвести лучшее впечатление. Деревенские не слишком доверяют городским. Да, и приготовьте себе что-нибудь на обед. Дров и воды достаточно».
«А вы?»
«Мне надо в город».
«Нет, так не пойдет».
«Пойдет».
Я была страшно напугана тем, что он оставит меня одну. Я крепко схватила его за рукав. Он быстро отдернул руку и, кажется, сам испугался своей резкости.
«Не устраивайте сцен, — сказал он. — Я вам больше не нужен».
«Что вам нужно в городе?»
«Ничего особенного. Просто надо, и все».
«Но вы же здесь только проездом».
«Я должен явиться в комендатуру и отметиться».
«Это не может подождать до утра? Там сейчас такая неразбериха».
«Да, но это ничего не меняет».
Он ничего не хотел мне объяснять, и я ничего о нем не знала. Хотя он и сам выглядел совершенно беспомощно, я не посмела ни о чем его спросить. Он встал и поискал в кухне что-то, я не поняла что. Потом он подошел к столу и поднял на меня нерешительный взгляд.
«Я потерял пилотку», — сказал он. Я вдруг заплакала. Разумеется, не из-за этой дурацкой пилотки. Наверное, просто спало напряжение. Раньше я вообще никогда не плакала.
«Вам тоже надо отдохнуть, — сказала я. — По крайней мере, один день. Здесь так тихо».
«Может быть, сегодня вечером я вернусь», — сказал он тихо.
«Это только слова».
«Может быть, мне удастся раздобыть для вас что-нибудь из одежды».
«Мне ничего не нужно. Вы не хотите еще поесть?»
«Я что-нибудь получу в городе. А вы ложитесь отдыхать. Вы очень устали. Не плачьте, я этого не выношу. Мне надо идти».
Он протянул мне руку и сказал «до свидания».
«Ну хотя бы скажите мне ваш адрес», — попросила я его.
«Зачем?»
«Я вас еще не отблагодарила».
«Что за ерунда!»
«Вы не вернетесь, я знаю».
«Вернусь. Может быть».
«Но когда?»
«Сегодня вечером, не знаю во сколько. Разве я могу знать, когда мне удастся найти машину? Вообще… да и где мне остановиться?»
При этих последних словах он побледнел, а лицо его исказилось, как от приступа ярости. Он быстро вышел, хлопнув кухонной дверью. Проходя мимо окна, он
