Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире - Джо Стадвелл

Аграрная политика важна для развития страны потому, что семейное фермерство может обеспечить быстрый рост производства в аграрной экономике. Промышленная политика важна потому, что стратегия поддержки «молодой промышленности» представляет собой быстрейший способ направить экономику страны к более производительной деятельности. Финансовая же политика становится важной потому, что помогает правильно распределять ограниченные ресурсы страны ради выполнения двух предыдущих задач.

Тесная увязка финансирования с целями, преследуемыми в рамках сельскохозяйственной и промышленной политики (это стало гораздо более легкой задачей в нашу эпоху появления расширенных правительств и информационных технологий), действительно способствовала беспрецедентно быстрому экономическому развитию Северо-Восточной Азии. Однако при этом современная финансовая система увеличила риски для развивающихся стран вследствие неправильного управления большими денежными потоками внутри страны и в особенности вследствие ненадлежащего регулирования спекулятивных потоков международного капитала.

Финансовая политика в Северо-Восточной Азии исходила из необходимости поддерживать небольшие высокоурожайные фермы, чтобы увеличить совокупный объем их производства, вместо того чтобы увеличивать доходность от средств, вложенных в более крупные «капиталистические» хозяйства. Кроме того, она признавала необходимость давать промышленным предприятиям отсрочки, пока они не наладят процесс адекватного производственного обучения. Другими словами, финансовая политика в этих странах часто довольствовалась низкой нормой прибыли от своих инвестиций в ближайшей перспективе, чтобы создать производство, способное принести гораздо больше доходов в будущем.

Альтернативной стратегией для финансовых институтов может стать поощрение потребительского кредитования, так как это позволяет получить более высокую прибыль, – именно на таком подходе сосредоточиваются финансовые системы в богатых странах. Однако при этом возникает далеко не привлекательный для развивающейся экономики баланс, при котором банки очень прибыльны, а промышленность так и пребывает в состоянии технологической отсталости. Именно такая ситуация сложилась сейчас в большинстве стран Юго-Восточной Азии и Латинской Америки. Характерно, что самые высокие банковские доходы в Восточной Азии наблюдаются как раз в самых отсталых странах – на Филиппинах, в Индонезии и Таиланде.

На ранних стадиях экономического развития не стоит прибегать к либерализации и дерегулированию финансов, поскольку банки начнут искать вложения, способные принести им немедленную прибыль. Поэтому гораздо лучше держать финансовую систему на коротком поводке в течение продолжительного периода и заставить ее служить целям развития.

Эту логику и выстроенную в соответствии с ней, выверенную финансовую политику легко освоили после Второй мировой войны режимы в Японии, Южной Корее и на Тайване. Каждое из упомянутых государств к тому времени уже ощутило на себе опасность потери контроля над своей финансовой системой и болезненными последствиями.

Так, в довоенной Японии бизнес-группы дзайбацу владели банками и манипулировали ими в корыстных целях, покупая основных поставщиков сырья и коммунальных услуг, которые выжимали прибыль из промышленных производителей, замедляя тем самым индустриальный прогресс страны. Южная Корея в 1950-х гг. приватизировала банки в пользу чеболей, отчего развитие промышленности в стране почти остановилось. А партия Гоминьдан в Китае проиграла коммунистам борьбу за материковые провинции во многом именно потому, что гиперинфляция и нестабильность финансовой системы разрушили страну в конце 1940-х гг. Вот почему послевоенные правительства в каждом из государств Северо-Восточной Азии решили, что отныне деньги будут служить целям национального развития.

Политика поддержки «молодой промышленности» требовала, чтобы средства направлялись в индустриальные проекты, которые не приносили немедленную прибыль, в отличие от других потенциальных вложений в производство или потребительского кредитования. Поэтому банки находились под пристальным надзором. Приток и отток международного капитала также строго ограничивался, с тем чтобы национальный капитал оставался под контролем государства, а нерегулируемые потоки иностранных средств не нарушили планы развития. Доход, который граждане могли бы получить от банковских депозитов и других пассивных инвестиций, часто урезался, чтобы оставить в распоряжении финансовой системы больше излишков для целей развития инфраструктуры и на нужды развития. Такой подход представлял собой, в сущности, скрытое дополнительное налогообложение, с которым население этих стран готово было согласиться, потому что люди воочию наблюдали позитивные экономические сдвиги, происходящие вокруг них. Жители Южной Кореи, например, вынуждены были мириться с отрицательными процентными ставками на банковские депозиты, но не роптали, потому что видели, как экономика их страны сначала обогнала Северную Корею, затем государства Юго-Восточной Азии, а потом даже Тайвань, и это всего за три десятилетия.

Идея о том, что финансовая система должна формироваться государственной политикой экономического развития, согласовывалась с опытом Америки и Европы в XIX в. Например, в 1870-е гг. индустриализация в Германии сопровождалась созданием мощных инвестиционных банков, которые, как выразился экономист Александр Гершенкрон, «по экономическому эффекту можно было приравнять… к паровому двигателю»{395}. Однако перечень предприятий, которые эти банки имели право финансировать, строго ограничивался промышленной политикой государства, включая юридические санкции за создание картелей и за экспортные субсидии. И банки никак не проявляли самостоятельности, покуда индустриализация, спонсируемая государством, не достигла своих целей{396}. Сходным образом в Соединенных Штатах Америки промышленное развитие поддерживалось высокими ввозными пошлинами, субсидиями на строительство железных дорог и терпимым отношением федерального правительства к деятельности промышленных картелей.

Именно в этом историческом контексте на рубеже XX в. банковские магнаты, такие как Дж. Пирпонт Морган, щедро инвестировали в процесс индустриализации, создавая таким образом бизнес-империи с колоссальным экономическим влиянием. Короче говоря, сначала возникла государственная промышленная политика, а затем финансовая система.

Когда государство не направляло финансы в нужное русло, последствия могли быть различными. В XIX в. в Испании было много инвестиционных банков, однако они ничего не сделали для индустриализации страны. Во многом это произошло потому, что испанские законы, регулировавшие деятельность компаний, поддерживали инвестиции в железные дороги, но не поддерживали товаропроизводителей. В результате испанские банки профинансировали укладку тысяч километров железнодорожных линий, весь подвижной состав для которых ввозился из-за границы, но при этом не оставалось товаров, нуждающихся в перевозке. После банковского кризиса в 1870-х гг. Испания осталась существенно недоиндустриализированной{397}. Аналогично Австрия имела много инвестиционных банков, но слабо поддерживала свою «молодую промышленность»: ее банки финансировали только зрелые компании и государственные ценные бумаги, а развитие обрабатывающей промышленности отставало. Итак, на протяжении всей истории финансовые системы, в зависимости от своего политического окружения, катализировали различные исходы развития. Именно правительства успешно развивающихся государств смогли поставить финансовые структуры на службу эффективной индустриализации.