Московский процесс (Часть 2) - Владимир Буковский

Проект, однако, провалился, не в последнюю очередь благодаря «плану Маршалла»: массированная американская помощь, разряжая социальную напряженность, выбила из-под ног левых сил почву и помогла Европе сделать «капиталистический выбор» вместо «социалистического». ГДР да и остальные страны «соцлагеря» возникли не от хорошей жизни: «железный занавес» был своего рода признанием Сталина в понесенном поражении. Последующие правители СССР — каждый по-своему — пытались от этой проблемы избавиться. «Воссоединить» Германию пытался и Берия (см. книгу Судоплатова), и даже Хрущев (для чего ему, однако, нужно было сперва добиться признания ГДР Западом). Но планы Берия кончились восстанием в ГДР 1953 года, а планы Хрущева — строительством стены.

К тому же, в сущности, сводилась германская политика СССР и при Брежневе, когда пытались добиться тех же целей путем «детанта», т. е. опять же — союза с социал-демократами. Как и при Хрущеве, начали с признания ГДР Западом, Хельсинских соглашений, узаконивавших советские завоевания и открывавших путь к дальнейшему «мирному» захвату Европы. А кончили опять «холодной войной»

Как я уже писал, стремление сделать Европу «социалистической», поставить на службу дела социализма ее промышленный потенциал было главным направлением советской внешней политики еще со времен Ленина: от этого зависело и выживание СССР, и успех всего социалистического эксперимента. А ключом к решению этой проблемы всегда была Германия. Особенно это стало актуально в послевоенное время: «воссоединение» Германии на советских условиях — нейтральности, демилитаризации и т. п. — означало конец НАТО, уход американцев из Европы и почти полное господство СССР от Тихого океана до Атлантического С моей точки зрения, нет ничего удивительного или даже оригинального в том, что к этим же планам обратились в момент нарастающего кризиса 80-х Разрабатывавшийся с конца 70-х план поворота к «детанту» уже сам по себе не мог не поставить вопрос воссоединения Германии во главу всего проекта В чем же и была суть «детанта», как не в идее «конвергенции» на базе «союза» левых сил Европы? И как же эту «конвергенцию» осуществлять, если не устранить «железный занавес», прежде всего — Берлинскую стену? Ну, а то, что две Германии не могут существовать без стенки, выяснилось еще при Хрущеве.

С другой стороны, «воссоединение» Германии на советских условиях, последующий развал НАТО и дальнейшая интеграция Европы на принципах социализма и были тем самым «отсутствующим элементом плана», без которого невозможно было стабилизировать новые режимы Восточной Европы, а вся затея с «бархатной революцией» оказалась бы самоубийственной для СССР Удержать эти режимы под контролем можно было лишь в контексте общеевропейской «конвергенции», не оставлявшей им никакой четкой альтернативы. Даже мятежная Польша никуда бы не делась, имея с одной стороны СССР, с другой объединенную социалистическую Германию, а вдобавок сильно полевевшую Европу, стремящуюся к интеграции под руководством просоциалис-тической еврократии.

Конечно, это всего лишь моя догадка, но догадка, основанная на многих косвенных данных. Так, легко заметить, что к 1989 году произведены были дальнейшие кадровые перестановки в советском руководстве, приведшие наверх еще больше специалистов по внешним делам: например, главой международного отдела ЦК стал Фалин, бывший посол в ФРГ, специалист по Германии; главой всего КГБ стал Крючков, бывший начальник Первого Главного управления (разведки); куратором всей международной политики в ЦК стал Александр Яковлев, а целый ряд членов политбюро и секретарей ЦК — уволены в отставку. Похоже, что команда, разрабатывавшая «новое мышление» еще с конца 70-х, вышла, наконец, на поверхность и заняла ключевые посты.

Далее, с конца 1988-го и особенно в 1989 году постоянной темой выступлений Горбачева стало создание «общеевропейского дома». В то же время произошло и довольно резкое изменение отношения СССР к процессу интеграции Европы: если в 70-х и первой половине 80-х СССР относился к этим процессам весьма подозрительно, а то и крайне враждебно, то к 1989 году это отношение полностью изменилось. Вплоть до 1984 года тогдашний глава разведуправления КГБ Крючков давал своим резидентам в Европе инструкции усиливать проникновение во все структуры Европейского сообщества и противодействовать его дальнейшей интеграции, потому что:

Очевидно, что прогресс интеграции Западной Европы, в особенности в военно-политической сфере, противоречит интересам Советского Союза.

Однако со второй половины 80-х, по мере дальнейшей интеграции, как политическое направление самого Европейского Сообщества, так и отношение к нему СССР начинает меняться: чем больше социалисты и социал-демократы господствуют в структурах ЕС, тем более благосклонно смотрит на всю затею Москва А к 1989 году создание «общеевропейского дома» становится их общим кличем, хотя, разумеется, ни те, ни другие не говорят открыто, что этому «дому» предстоит быть социалистическим.

Наконец, само по себе падение Берлинской стены и последовавшее за ним воссоединение Германии не было неожиданностью для Москвы и вовсе не подразумевало катастрофы для их «друзей» в ГДР. Создается впечатление, что до определенного момента, по крайней мере до весны-лета 1990 года, все как будто шло «по плану» и никто из них даже не предполагал краха. Паника, судя по тем немногим документам, что удалось увидеть, началась только в марте, в преддверье и после выборов в ГДР, на которых «обновленные» и переименовавшие себя в Партию демократического социализма коммунисты понесли сокрушительное поражение.

Во время пребывания в служебной командировке в ФРГ с 7 по 12 марта с.г. встретился с Председателем ПДС т. Г.Гизи, который конфиденциально просил передать руководству КПСС следующее, — докладывает заму Горбачева по партии ВА.Ивашко сотрудник международного отдела ЦК Н.Португалов 13 марта 1990 года — Федеральное правительство в ближайшее время собирается внести в бундестаг законопроект о конфискации у ПДС и передаче в собственность государства архива бывшей СБПГ. В ожидании решения бундестага, который, безусловно, одобрит упомянутый законопроект, на архив уже наложен арест.

Архив содержит большое количество секретных документов, опубликование которых привело бы к крайне нежелательным последствиям не только для ПДС, но и для КПСС. Речь идет, в частности, о подробных протокольных записях практически всех встреч и бесед руководителей СЕПГ с руководителями коммунистических и рабочих партий, начиная с КПСС; документах, связанных с деятельностью нелегальных компартий, которым СБПГ оказывала (по согласованию с нами) материальную поддержку, об отчетности по финансовой помощи СЕПГ прогрессивным организациям в ФРГ до объединения Германии и т. д.

По словам Гизи, обнародование документов из архива было бы «настоящей катастрофой». Председатель ПДС настоятельно просит советское руководство, «пока еще есть время», оказать влияние на канцлера Коля, добиваясь от него либо снятия ареста с архива СЕПГ, т. е. возвращения его законному владельцу — ПДС, либо если канцлер не сочтет это возможным — уничтожения архива.

Гизи этот вопрос ставит повторно: в начале этого года по личному указанию М.С.Горбачева совпосольство в ФРГ доверительно обращалось в ведомство федерального канцлера, но безрезультатно. Гизи полагает, что единственный путь к решению — включение этой темы в ближайший телефонный разговор на высшем уровне между Москвой и Бонном. (Быть может, имело бы смысл затронуть этот вопрос и в ходе предстоящего 18 марта с.г. приезда в Москву министра иностранных дел ФРГ Х.-Д.Геншера в ходе его беседы с М.С.Горбачевым).

Невозможно поверить, что, если бы произошедшие в ГДР события целиком соответствовали замыслам, Москва не позаботилась бы убрать оттуда заранее хотя бы компрометирующие ее материалы. А ведь под угрозой оказались не только секретные документы, дискредитирующие советских руководителей, но и люди, наиболее верно им служившие, которым тоже было что рассказать.

В начале марта с.г. (международный) Отдел посетил бывший начальник разведслужбы ГДР (бывшего Первого Главного управления МГБ ГДР) т. Маркус Вольф. В беседе с т. Фалиным Вольф сообщил, что «над его головой сгущаются тучи»: германское руководство под давлением правого крыла правящей коалиции не оставляет своего намерения возбудить против него уголовное дело. Это противоправно, поскольку, признав в 1973 г. суверенитет бывшей ГДР, руководство ФРГ тем самым признало за ней и все государственные функции, включая, разумеется, и разведывательную деятельность. Поэтому кадровые сотрудники бывшей разведслужбы ГДР не подлежат судебному преследованию, если они не совершили уголовных преступлений, что в случае с Вольфом бесспорно. Какие бы обвинения ни выдвигались в адрес бывшего МГБ ГДР, на кадровый состав разведслужбы, действовавшей в его рамках, они распространяться не могут. (…)