В тине адвокатуры - Николай Гейнце
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Князь Виктор чувствовал себя на седьмом небе.
Скульптор, такие образом, отыскался и начал свою работу над нравственной физиономией молодого Гарина. Но как ни тлетворно было влияние на юношу его нового друга, оно, к счастью князя Виктора, не могло быть глубоким, а могло лишь усыпить его хорошие инстинкты, — эти драгоценные перлы души, присущие ранней молодости, — но не вырвать их с корнем. Резец безнравственного, но далеко не умного скульптора не проникал глубоко. Несмотря на усвоенный молодым Гариным от своего друга и руководителя взгляд на женщин, образ соблазненной им девушки, подруги детских игр, из-за слабости характера оставленной им на произвол судьбы, окутанной даже для него полнейшей неизвестностью, словом — образ Александры Яковлевны нередко мелькал в его воображении и часто заставлял его среди разгара холостой пирушки, при звуках опереточных мотивов, под веселый говор продажных парижанок, поникать красивой головой, чтобы скрыть позорные, с точки зрения окружающих, светлые и чистые, невольно набегавшие на глаза слезы, — слезы угрызения совести. Князь Виктор стыдился этих порывов, упорно скрывая их от своего друга, и последний видел в нем только своего достойного ученика, благоговеющего пред учителем. Это щекотало мелкое самолюбьице петербургского пижона, и князь Шестов был почти неразлучен со своим Телемаком. Надо, впрочем, заметить, что не одна дружба к Виктору Гарину привлекала нового друга в дом его родителей, вместе с которыми, на отдельной половине, жил и сын. Князь Шестов, чуть не ежедневно видясь с Виктором или у себя, или у него, аккуратно, как мы видели, посещал и его семейство, в дни назначенные для приема, что мог бы и не делать если бы приманкой для этого служил только его молодой друг.
Была и другая приманка для князя Владимира.
Княжна Анна Васильевна Гарина, младшая сестра князя Виктора, еще в детстве обещавшая, если читатель помнит, быть пикантной, хорошенькой шатенкой, — к двадцатому году, именуемому «годом чертовой красоты», более чем сдержала эти обещания. Высокая, стройная, с правильными чертами надменного, величественного, унаследованного от матери, лица, она была красавицей в полном смысле этого слова, но красавицей мраморной, холодной, недоступной. Было ли это следствием холодности ее натуры вообще, или же семена развития их общего с Александрой Яковлевной учителя, студента Беляева, попали на благородную почву, и княжна Анны стала чужой в родной среде, относясь к ней с высокомерным презрением и им заменяя невозможный для нее, в силу ее воспитания и положения, более явный протест? Это была тайна души и ума скрытной и недоверчивой, даже по отношению к ее матери, молодой красавицы-княжны. Рой поклонников окружал ее, призванную царицей всех великосветских балов и звездой петербургского большого света. Множество претендентов на ее руку принуждены были отступить перед ледяною сдержанностью и холодным высокомерием разборчивой невесты. Один из них даже отомстил ей пущенной и долго циркулировавшей в великосветских гостиных остротою, что он, ухаживая за княжной Анной Гариной, получил ревматизм.
— Это почему? — спросили его.
— Очень просто: она так холодна, что я простудился.
Самою равною для нее партиею, по мнению и приговору высшего судилища петербургского большого света, разделяемому и родителями красавицы, был князь Владимир Александрович Шестов, но с ним-то княжна Анна и вела себя еще загадочнее, чем с другими: она прямо не обращала на него ни малейшего внимания, всецело и всюду игнорируя его присутствие, даже у себя дома. Избалованный не только женщинами полусвета, носившими его на руках, и светскими барынями, любящими мимолетные интрижки, но даже девушками, которые, по наущению родителей, были предупредительно-любезны и заискивающе кокетливы с «блестящей партией» (установившееся светское реномэ князя Владимира), он был уязвлен таким отношением к нему первой красавицы Петербурга, и заставить эту гордую девушку принадлежать ему — конечно, путем брака, который молодой князь считал чем-то не выше нотариальной сделки, — сделалось насущным вопросом его оскорбленного мелкого самолюбия. Он усиленно, настойчиво ухаживал за высокомерной княжной, хотя без всякого успеха, без малейшей надежды растопить окружавшую ее ледяную кору; но эти-то препятствия и раздражали князя Владимира, привыкшего к легким победам над женщинами. Княжна Анны и была той приманкой, заставлявшей его неукоснительно и аккуратно торчать в приемные дни в роскошных гостиных князей Гариных.
XXII
В уборной
Князь Виктор Гарин был произведен в офицеры после лагерного сбора. Опрыскивание эполет ознаменовалось гомерическим трехдневным кутежом, устроенным по плану и под руководством князя Шестова, который, через несколько дней после его окончания, уехал в Москву, по вызову своего поверенного, Николая Леопольдовича Гиршфельда.
Прошло недели три. Виктор Гарин уже успел соскучиться о своем приятеле, который обещал вернуться дня через два, и услыхав в одно прекрасное, хотя довольно позднее утро, доклад своего лакея о приезде его сиятельства князя Владимира Александровича, бросился с распростертыми объятиями на встречу так долго пропадавшего друга. Они расцеловались.
— Где это ты запропастился? Я думал, что ты, по меньшей мере, умер. Откуда ты? Неужели все был в Москве? — засыпал его Гарин вопросами.
— В Москве, mon cher, в Москве! И, как видишь, не умер: жив, здоров, свеж и красив! — ответил Шестов, отстегнув саблю и забираясь с ногами на стоявший в кабинете князя Виктора громадный турецкий диван.
— Ужели все по делам? C'est très ennuyeux, я полагаю…
— По каким так делам! Дело было минутное, что-то я там у нотариуса несколько раз подписал, и кончено. Задержало меня нечто другое и более интересное.
— Женщины?.. — догадался Виктор. — Но в Москве, какие же там могут быть женщины? Купчихи, коровы… C'est interessant.
— Женщины… c'est interessant!.. — передразнил его Владимир. — Не женщины, а одна женщина, но такая, которая стоит всех, не только петербургских, но женщин всего мира.
— Сильно сказано! — пошутил Виктор. — Ну и что же? Конечно, успех, и не даром потрачено время?
— Никакого успеха! Да я и не добивался: я любовался ею, наслаждался ее обществом, был несколько раз у нее, устроил в честь ее два пикника и… только.
— Давно ли ты стал идеалистом? Или это влияние старушки-Москвы?
— Тут ни причем идеальничанье, — тут просто вопрос чести: она на содержании у моего старинного друга и поверенного Гиршфельда.
Князь Владимир пустился в восторженное описание личности, ума, таланта и умения жить своего бывшего учителя и попечителя, а теперь постоянного поверенного.
— Он старательно скрывает эту связь даже от меня, но я не дурак: догадался, и не желая огорчать его, ограничился обыкновенною любезностью с предметом его сердца. Но что за женщина, что за женщина. Уж сумел выбрать! Молодец!..
— Кто же она такая?
— Актриса, талант, грация, красота!.. Она играет первые роди в театре Львенко… Вся Москва сходит с ума, толпа поклонников, но она со всеми ровна: ни малейшего предпочтения, и все довольны. С моим другом Николаем Леопольдовичем она даже холоднее, чем с другими, — вот почему я и догадался о их близости. Я знаю женщин, mon cher. Газеты превозносят ее до небес… Да неужели ты не читал?
— А ты читал? — усмехнулся Виктор.
— В Москве!.. Даже с жадностью пробегал театральные рецензии.
— Ну, а ведь я не влюблен в эту актрису; как ее фамилия?
— Александра Яковлевна Пальм-Швейцарская.
— Александра Яковлевна… — прошептал смущенный Виктор.
Он ощутил сердцебиение и побледнел.
«Не может быть!.. Одно и тоже имя и отчество!..» — подумал он про себя.
— Что с тобой? Ты ее знаешь?
— Ровно ничего!.. Я о ней не имею ни малейшего понятия!
— За этот подвиг чести, вполне приличествующий мне, как «рыцарю без страха и упрека», меня, впрочем, утешила одна из ее товарок, драматическая актриса Соня Волина, толстейшая бабенка с миниатюрной, прехорошенькой головкой, — веселое, беззаботное созданье. Для меня она даже изменила — конечно, временно — своему постоянному обожателю, богачу-рыбнику из Охотного ряда…
Владимир захохотал.
— И от нее не пахло рыбой? — со смехом спросил Виктор.
— Один Chypre, чистейший Chypre! — отвечал с комическою важностью Шестов.
Разговор затем перешел на другие темы, и приятели, условившись как провести вечер, расстались.
Прошло около месяца, а Виктор Гарин почему-то никак не мог отделаться от так поразившего его рокового совпадения имени и отчества восхитившей его друга московской актрисы и предмета любви его ранней молодости. Нет, нет, да и приходило ему на память это совпадение. Кровь бросалась ему в голову.